И. Мартынов - Книгоиздатель Николай Новиков

• Название: Книгоиздатель Николай Новиков
• Автор: И. Мартынов
• Издательство: Книга
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1981

Книга И. Ф. Мартынова “Книгоиздатель Николай Новиков” в серии “Деятели книги” (М., 1981) - это добротная научная биография того, чье имя стоит в заглавии книги, написанная на основе тщательного изучения архивных и печатных источников. Автор — исследователь истории русской книги ХVIII века, сотрудник Библиотеки АН СССР (БАН) в Ленинграде.

---

От судей крамольные книги перешли в руки палачей. Эта роль была отведена управляющему Московским приказом общественного призрения А. П. Курбатову и адъютанту Прозоровского С. С. Кушникову. Екатерина II предпочитала вершить черные дела под покровом тайны. Еще за несколько лет до ареста Новикова она со столь характерным для нее лицемерием писала в Сенат об одной из безымянных жертв своего царствования: «Мне о книге говорил Шешковский, что она сумнительна; понеже в ней государские имена и о боге много написано, так довольно будет, отобрав, в Сенате истребить — не палачем» [255]. В этом же духе была составлена 31 октября 1793 г. инструкция Прозоровского А. П. Курбатову:

«…Хранившиеся в Синодальной конторе[256] книги мною отданы под смотрение ваше так, как все в лавках и в деревне Новикова забранные непозволительные книги в вашем же смотрении находятся, а ныне докладывали мне определенные к разбору помянутых библиотек цензоры, что ими все книги в тех библиотеках разобраны, а остается только небольшая часть связок рукописных и печатных, то я и предписал им, отобрав все запрещенные и вредные книги в особый покой, отдать оные вам.

Вам же предписываю… согласясь с адъютантом моим Кушниковым, начинайте неприметным образом все прочие книги истреблять, предавая огню на каменных кирпичных заводах, начиная первоначально (ежели всех сжечь удобности не найдете) полученные из Синодальной конторы, потом хранящиеся в вашем смотрении, а, наконец, и состоящие в доме Новикова. Вывозить оные из города должно попозже в вечеру или поутру до света. Какое для сего пособие вам потребно будет от стороны полицмейстера, об оном с ним изъясниться, и исполнено будет, как я о том и предписание ему дал. А на чем сии книги вывозить я адъютанту Кушникову приказал, который будет иметь и одного офицера из ординарцев моих для препровождения. Вам же предписываю не поверять Никому, а лично самим вам и адъютанту Кушникову смотреть, чтобы при вас книги для перевозу в фуры вложены были и все при вас же обоих вынуты и сожжены были. И стараться все со всевозможной скромностью исполнить и по исполнении мне репортовать»[257].

18 500 книг были брошены в огонь[258]. В печах кирпичных заводов сгорели не только труды известных мистиков и алхимиков, но и политический трактат Вольтера «Набат на разбуждение королей» (1779), написанный и переведенный на русский язык по заказу Екатерины 11. Единственной светской книгой на иностранном языке, обреченной на сожжение, оказалось собрание сочинений Николы Макиавелли. Было что-то символическое в уничтожении трудов теоретика политического цинизма циниками-практиками! Весть о «подвигах» Курбатова и Кушникова, «несколько ночей сряду» занимавшихся истреблением новиковских книг, разнеслась по всей Москве и вызвала новые насмешки над генералом-инквизитором [259].

Екатерина II проявила черную неблагодарность к Прозоровскому. Советник Московской уголовной палаты Д. А. Олсуфьев, «выискавший» в Авдотьине компрометирующие масонов бумаги, получил в награду орден, гусары Жевахова — годовое жалование. Еще щедрее было вознаграждение Шешковскому. 5 мая 1793 г. императрица пожаловала главному палачу Российской империи из «кабинетской суммы» 10 тыс. руб. и тысячу — на нужды его канцелярии, а после смерти Шешковского, в апреле 1794 г., вручила такую же сумму вдове «за ревностную службу» покойного супруга[260]. Только заслуги организатора «дела Новикова» остались без воздания. «Князь Прозоровский, приехавший из Москвы, — записал в дневнике 26 января 1793 г. А. В. Храповицкий, — помешал читать газеты. (Императрица) спросила у меня: Знает ли он сам, зачем приехал? — Я промолчал. — Он приехал, сиречь, к награде за истребление мартинистов:»[261]. Вместо награды Прозоровского за ненадобностью «по собственному желанию» уволили «от главного начальства в Москве».

К началу 1793 г. Новиков был полностью разорен. «Мистические» книги сожгли, остатки библиотеки передали Московскому университету и Заиконоспасской академии, а все остальное движимое и недвижимое имущество просветителя — дома, орловскую деревню, типографское оборудование, бумагу, книжный склад и аптеку решили продать с аукционных торгов для расплаты с его многочисленными кредиторами.

Судя по «Описи имению Новикова», составленной 14 июня 1795 г. Московским приказом общественного призрения, к продаже назначались «разного звания» книги на общую сумму в 690 тыс. руб.[262] Особое место среди них занимали незаконченные новиковские издания, которые, по согласованию с местной полицией, переходили к «покупщикам с правом допечатания»[263]. Распродажа имущества шлиссельбургского узника справедливо представлялась начальникам Приказа делом чрезвычайно хлопотным и не слишком прибыльным. «Единственная выручка денег может быть за книги, — писали они в сентябре 1795 г. новому московскому главнокомандующему М. М. Измайлову, — но и сия продажа, если будет продолжаться порознь каждого сочинения по одному экземпляру, то кроме того, что не скоро получится предназначенная за оные сумма, а особливо ежели не учредить оной на точном положении лавочной продажи, но притом статься может, что по выкупе лучших сочинений большая часть останутся не проданы; ежели же продавать целыми каталогами, то никто оных купить не может, кроме книгопродавцев, которые и все вместе едва ли десятую долю могут наличною суммою заплатить противу того, чего оные стоят. Притом же и книги подвержены немалой порче из-за бесхозяйственного за оными присмотра… Немалое число книг сгнило от течи комнат, когда оные были заперты; а как некоторые книги составлены из нескольких частей, то за повреждением одной или двух из оных или некоторого числа из них листов не могут быть проданы и остальные части, чего и предупредить нельзя, не имея на то особой суммы, чтоб повреждения Никольскому дому, где ныне книжный магазин и лавка, исправить, и без определения способных к содержанию книг в должном порядке людей, которым производить должно пристойное жалованье»[264].

В этих условиях первоначально назначенная устроителями аукциона уступка 20 % с продажной цены каждой новиковской книги показалась им недостаточной, и они сбавили еще по 10 копеек с рубля[265]. Оптовым покупателям, берущим товару на 150-1000 руб., предоставлялась скидка в 35 %, на 1110 руб. и больше-40 %; тем же, кто покупал книги, «не обходя ни одного звания», по одному или по 10 экз., их уступали за 50 и даже 40 % номинальной стоимости[266].

Перечеркнув раз и навсегда все планы и свершения русского просветителя, враги Новикова постарались накрепко забыть о его существовании. Но мастер Коловион был жив и даже в тюремных стенах выиграл свое последнее сражение с могущественной императрицей.

Прошло всего несколько дней после заточения Новикова, в Шлиссельбургскую крепость, и он еще не успел толком прийти в себя после длинной, тяжелой дороги, а на пороге его камеры уже появился с «допросными листами» в руках известный всей России государственный инквизитор С. И. Шешковский. Сын пройдохи-канцеляриста, плоть от плоти «приказной» среды, смертельным врагом которой был издатель «Трутня» и «Живописца;», он прошел высшую школу «кнутобойных наук» у незаурядного мастера этого кровавого ремесла — бироновского палача А. И. Ушакова.

Новиков не был тем человеком, у которого можно вырвать признания грубой силой. Это сразу же понял Шешковский, почувствовав большую нравственную силу в изможденном узнике. И старый ханжа избрал роль духовного пастыря, «исповедника» заблудшего еретика. Однако при допросе вопросы религиозные отошли на задний план. Екатерину интересовало только одно: участвовал ли Новиков и его единомышленники — масоны в каком-либо антигосударственном заговоре с целью свержения монархии либо возведения на престол Павла.

Мастер Коловион держался на допросах с большим достоинством, отвечал на вопросы следователя честно, подробно и вразумительно. «Я всегда всякими изменами, бунтами, возмущениями гнушался», — твердо заявил Новиков в начале допроса, сразу же отметая попытки Шешковского нарядить его в «кафтан» Пугачева[267]. Вся жизнь просветителя подтверждала его слова. «Под именем истинного масонства разумели мы то, которое ведет посредством самопознания и просвещения к нравственному исправлению»[268], — этот краеугольный принцип действительно лежал в основе идеологии и практической деятельности русских масонов. Стоило следователю обратиться к книгам, изданным Новиковым, и он нашел бы там сотни положений, в которых развивалась мысль о преимуществах мирной, нравственной революции перед насилием и бунтом. Попытка насильственного уничтожения крепостного права по законам того времени естественно должна была расцениваться властями как «бунт», «мятеж», «возмущение»; стремление же словом, убеждением, собственным примером доказать недопустимость варварского обращения с себе подобными — оставалось личным делом каждого гражданина.