Голиб Саидов - Чётки

• Название: Чётки
• Автор: Голиб Саидов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• ISBN: 978-5-4474-0423-9

Предлагаемое читателю произведение, сложно отнести к строго определённому жанру. Его можно было обозвать и автобиографической повестью, и мемуарной литературой, и… Впрочем, пусть читатель сам рассудит – ему видней…

Есть только, небольшая подсказка от автора: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам» (Мф. 7:7)

---

И это вовсе не пустые слова. Они находят своё подтверждение в реальности: бухарские евреи, перенёсшие на себе все тяготы судьбы, извлекли для себя очень важный урок, который неплохо было бы перенять и многим из нас. Урок этот заключается в сохранении доброй памяти о тех, кто также лелеял в душе заветную мечту о свободе, но не дожил до этого светлого дня. И ярким подтверждением сказанному является замечательный сайт-мемориал, скромно озаглавленный, как «Bukhara Jews Memory». Это лишний раз свидетельствует о том, что евреи, как ни один другой народ, крепко усвоили для себя важнейшее правило выживания: народ будет жив до тех пор, пока сохраняет память о своей истории. И – благодарность к своим предкам, добавил бы я.

К чему лукавить: мне достаточно хорошо знакомо предвзятое отношение к евреям, распространённое среди определённой категории лиц и базирующееся на том, что, дескать, «рыба ищет, где поглубже, а еврей – где получше». Ничего, кроме жалости, подобные люди не вызывают. Ибо прекрасно известно из истории, что во все времена и в любых странах евреи, адаптируясь к специфике местных условий, старались активно проявлять себя не только в различных отраслях промышленности и народного хозяйства, но в значительной мере и в науке, литературе, искусстве, способствуя подъёму экономики в целом. И, если из какой-либо страны начинается их «исход», то виноваты в этом не евреи, а вероятнее всего те унизительные условия, в которые их ставят, не позволяя данному народу реализовать свой талант в полной мере. Как на благо себе, так и во благо того государства, в котором они в данный момент проживают. Как известно, от хорошей жизни не бегут. Следовательно, нужно не евреев винить, а задуматься над собой: «видимо, что-то неладно в самом королевстве датском». До тех пор, пока не прекратится обсасывание и смакование таких тем и понятий, как «сионизм», «мировой заговор», «еврейский вопрос» и т. д., до тех пор общество обречено барахтаться в болоте невежества и мракобесия, выставляя себя на всеобщее посмешище. Потому как, кроме ненависти, желчи и раздора они ничего не несут человечеству.

Теперь, когда евреи вырвались из тисков многовекового рабства и унижения, меня начинают терзать вопросы совершенно иного порядка: «Сумеют ли они, лишившись традиционной почвы и подпитки, очутившись на другой земле, сохранить свой уклад, свои традиции, свою целостность? Не нависла ли над человечеством угроза исчезновения этой уникальной культуры ввиду отсутствия прежней инфраструктуры? Не грозит ли им ассимиляция и полное растворение в западных ценностях, и, как следствие, предание забвению своих многовековых корней?»

Для меня с очевидностью ясно только одно: того прежнего бухарского еврейства и той атмосферы, что окутывало и подпитывало его веками, теперь уже никак не вернуть. Его никакими силами не воссоздать искусственно. Оно умрет вместо со мною, с моим поколением бухарских евреев.

Ну, а то, что новое поколение станет более свободным и раскрепощённым, в этом опять-таки я нисколько не сомневаюсь и даже радуюсь за него. Да, они, конечно же, как губка впитают в себя всё, что получат от своих родителей, и очень возможно, что ещё долгое время в кварталах Квинса и Бруклина не умолкнет таджикская речь, но это уже всё равно будет не то. Совсем не то…

– Яша-а! Илоҳим ту мури, кани хона даро, ҷимпира пўш! Хунук мехури, касал меши! («Яша-а! Чтоб ты сдох, а ну марш домой, джемпер одень! Простынешь, заболеешь!»)

– Иби кай мурам, Симхо, бо патинки сии шиш пўшти? Каш, кани, тез-тез! («Боже ж мой /когда мне умереть/, Симхо, ты опять надел ботинки тридцать шестого размера? Ну-ка, сними их сейчас же!»)

– Додик, ҳозир дуди маргата мебурорам. Инҷа биё кани! («Додик, сейчас я из тебя твою душу прахом пущу! Ну-ка подойди сюда!»)

– Не, ана! («А вот, нет!»)

– Не, ми? («Нет», да?»)

– Ҳа, ана! («Да, вот!»)

Да-а… подобных монологов, оглашавших некогда улицы старой махалли, теперь вряд ли кто когда-нибудь услышит. А может быть оно и к лучшему? Пусть этот кусочек маленькой «бухарской Одессы» останется только в моей памяти, в моём сердце.

Я стою совершенно один посреди некогда оживлённого квартала и нежно провожу рукой по ветхой стене, обмазанной вперемешку глиной с соломой и тихо, как сумасшедший, разговариваю с нею. А она продолжает упорно молчать, словно уснула, впав, в летаргический сон или обиделась на кого-то.

Может быть, я напрасно переживаю по поводу забвения традиций и прочего? Ведь то, с чем мне в последнее время приходится сталкиваться, что нахожу в интернете, по разговорам друзей, все это говорит о том, что мои опасения, напрасны. И это меня радует, вселяя надежду на то, что старая махалля может быть ещё проснётся? И аисты вновь возвратятся на прежние гнёзда?

«Нет пророка в родном отечестве…»

В далёкие мрачные годы застоя, которые сегодня принято поливать грязью, в одном из городов Средней Азии, прославившимся своей тысячелетней историей и шедеврами древней архитектуры, преспокойно себе продолжала жить своей тихой и размеренной жизнью многочисленная община бухарских евреев. У них был свой квартал и своя синагога, которая находилась в самом центре города, возле Ляби-хауза.

Синагога представляла собою старое и невзрачное глинобитное здание каркасной постройки и была совсем неприметной. Скромно, как бы притаившись сбоку, она не мозолила глаза советской власти, а потому и не привлекала к себе особого внимания. Как, впрочем, и сами евреи, проживаемые в этом квартале.

Одно время, раввином в данной синагоге являлся Исаак-плотник. Не пугайтесь: просто, раньше, в молодости он был обычным столяром, а потом, в «перестроечные годы», окончив какие-то трёхмесячные курсы в Израиле, вновь вернулся на «родину», переквалифицировавшись в раввины.

Среди местных жителей, которые отличались плохо скрываемой завистью к случайным выскочкам, прошлое новоиспечённого ребе являлось излюбленной темой разговоров в узком кругу: это была та самая отдушина, куда бедный еврей мог слить свои негативные эмоции.

– Ин каса бинетон, кани: беганки Исоки-дурезгар имруз одам шуд! («Нет, вы только гляньте: вчерашний Исаак-плотник, сегодня вышел в люди!»)

Такое нередко можно было услышать за его спиной. В глаза же, все с ним подобострастно здоровались и улыбались.

Однако, как любой проницательный еврей, он прекрасно знал истинную цену этим улыбкам, внутренне обижаясь на своих сородичей и искренне полагая, что «нет пророка в своём отечестве».

Однажды, уже в годы горбачёвской «гласности» и «перестройки», бухарскую синагогу посетила группа туристов из Америки. Одна из женщин этой группы, на прощание протянула раввину десять долларов. Все это видели. В совершенстве изучив подлый нрав своих соплеменников, Исаак, едва только нога последнего туриста покинула синагогу, демонстративно встал в центр и, высоко вскинув свою руку с зажатой зелёненькой бумажкой, поспешно обратился к своим землякам:

– Эй, ҷувуто, бинетон! Ҳаммотон бинетон: ин ҳазор доллар не, сад доллар не. Ин фақат даҳ доллар! Баъд, пага нагўетон-ки, «Исоқ – миллионер»!

(– Эй, евреи, смотрите! Все смотрите: это не тысяча долларов, и даже не сто. Это всего лишь, десять долларов! И потом чтобы не говорили: «Исаак – миллионер»!)

И… сунул купюру в карман.

В эту минуту он как никто понимал и сочувствовал Моисею: как, все-таки, тяжело жить с собственным народом и, таская это «стадо» по пустыне, тщетно пытаться наставить его на путь истинный!

Бусинка восемнадцатая – Шамиль

– Он мне сказал: «Такую личную неприязнь я испытываю к потерпевшему, даже кушать не могу»…

– Кто он такой, этот потерпевший? Куда он пошёл? Я его в первый раз вижу!

(из к-ф «Мимино»)

Шамиль приехал поступать в бухарский педагогический институт из своего родного села Михайловское, что находилось недалеко от Ташкента. Это было одно из тех немногих сел, где компактно проживали турки-месхетинцы.

Симпатичный, с густыми бровями и темно-карими выразительными глазами, он, можно сказать, был буквально оторван от сохи и отправлен в Бухару: грызть гранит науки и покорять городскую жизнь, очаровывая своим огромным колоритным носом и чувственным ртом местных красавиц.

Крепко сбитое атлетическое телосложение заметно скрашивало и оттеняло его незначительный – ниже среднего – рост.

Как и многие свои сородичи, Шамиль страстно увлекался борьбой – этим самым распространённым и обожествляемым, среди турок, видом спорта. И в этом не было ничего удивительного: сила, ловкость и мужество, наряду с честностью и трудолюбием, являлись одними из главных качеств, прививаемых с детства практически в любой турецкой семье.