Джонатан Пауэлл - Новый Макиавелли

• Название: Новый Макиавелли
• Автор: Джонатан Пауэлл
• Издательство: Москва
• Жанр: Политика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-078678-7

Британский дипломат Джонатан Пауэлл, возглавлявший администрацию Тони Блэра с 1997 года — в едва ли не самое «горячее» десятилетие Великобритании, как с внешнеполитической, так и с внутренне-политической стороны, — решил проверить актуальность советов великого итальянца для СОВРЕМЕННЫХ политиков.

Результатом стала книга «Новый Макиавелли», ничуть не менее интересная, чем, собственно, ее гениальный предшественник — «Государь».

«Уроки практического макиавеллизма» для тех, кто намерен выжить и преуспеть в коридорах власти!..

«Государь» Никколо Макиавелли — библия для политиков.

Его читают и перечитывают, он не залеживается на полках книжных магазинов.

Но изменилась ли изнанка политической кухни со времен Макиавелли? Изменились ли сами закулисные правила, по которым новые «государи» управляют своими «подданными»?

Какими стали принципы нынешней политической, игры?

Насколько соотносимы они со стилем и почерком славной интригами эпохи Макиавелли?

И чего добьется тот, кто решит им последовать?..

---

Допускал я и другие промахи, причем во множестве, особенно на первых порах. Например, в 1997 году, отмеченном гибелью принцессы Дианы, я находился в патриархальном Дорсете, где даже мобильник не ловил. Мы с друзьями доехали до холма Эггардон и решили прогуляться. В багажнике машины остался мой портфель, набитый секретными документами. Поблизости околачивались двое; я еще подумал: подозрительные типы, но вскоре забыл про них. Вернувшись с прогулки, мы обнаружили, что стекла в машине выбиты, а портфель исчез. Я позвонил в охрану на Даунинг-стрит, мне посоветовали обратиться в Особую службу Дорчестера. Прежде я понятия не имел, что в Дорчестере есть Особая служба, однако поехал, куда было сказано. С офицером этой службы я общался через небольшое окошко на задворках участка. Офицер вел записи. Выяснилось, что он смутно представляет себе, где находится Даунинг-стрит. Он спросил, каковы особые приметы нашей компании, десантировавшейся у холма Эггардон. Одна примета есть, обрадовался я, — со мной была беременная женщина. «Вы хотите сказать, ваша жена», — переспросил офицер. Гражданская жена, уточнил я; наши отношения не зарегистрированы. Этот факт он фиксировал на бумаге с нарочитой обстоятельностью. Что-нибудь еще, сэр? Да, сэр, с нами были две женщины с детьми. Помедлив, офицер осведомился насчет мужей этих женщин. У них нет мужей, отвечал я, это лесбийская пара из Голливуда. На этом пункте офицер бросил вести записи. Особая служба отправила в Дорсет полицейских, чтобы прочесали поля; ни портфель, ни документы так и не были найдены. В результате инцидента я проникся сочувствием к измотанным чиновникам, приговоренным всю жизнь искать забытые в поездах портфели с секретными документами.

Питер Мандельсон как-то в шутку назвал меня Дживсом[70]. В этой шутке есть доля истины. Задача ведь не только в том, чтобы чистить хозяйские ботинки и прислуживать за обедом, — нужно еще выпутывать хозяина из неприятных ситуаций, а лучше — не допускать попадания в таковые. Хозяин будет прислушиваться к вашим советам, ибо уверен в вашей преданности, а также в том, что каждый совет рассчитан на конкретную ситуацию и преследует исключительно интересы хозяина. Время от времени я писал Тони служебные записки по целому ряду самых серьезных проблем — начиная с Ирака и заканчивая укрощением Гордона Брауна; излагал точку зрения, отличную от общепринятой, известной Тони от чиновников и министров. Теперь, перебирая эти записки (они хранятся в папках), я с удивлением обнаруживаю, что одни оказались пророческими, а другие, увы, бредовыми. Тони однажды упрекнул меня: дескать, вы, Джонатан, свои записки пишете единственно с целью в историю войти. Он ошибся. Я преследовал цель оспорить официальные советы, во множестве получаемые Тони. Моя скромная лепта не всегда принималась с благосклонностью; наверно, порой я бывал несносен. Я указывал Тони на спорные пункты; в ответ он оскорблял меня — а все же брал мои советы на заметку. Иногда предложения совершенно неожиданно всплывали в его выступлениях или беседах с министрами.

Главе администрации не годится иметь раздутое, выпуклое эго; стремление к славе также очень мешает. В первые годы работы на Даунинг-стрит я никогда не фотографировался для прессы. На газетной полосе помещался обыкновенно загадочный черный силуэт — или фото моего полного тезки, известного телепродюсера Джонатана Пауэлла. В конце концов, по настоянию Энджи, я позволил корреспонденту «Пресс ассошиэйшн» щелкнуть себя — о чем после жалел. Ибо нашу работу лучше всего делать, спрятавшись за гобеленом. Уполномоченный выполнить конфиденциальное поручение должен уметь передвигаться бесшумно, особенно если хочет один сыграть весь акт.

Желательно, чтобы работники Даунинг-стрит не отчитывались перед Парламентом. Был даже прецедент, избавивший нас от контактов со специальными комитетами; прецедент, который помог моему брату во время скандала с компанией «Уэстленд хеликоптерс»[71], приведшего в 1986 году к отставке Майкла Хезелтайна, члена правительства Маргарет Тэтчер. К сожалению, Алистер Кэмпбелл свел результаты прецедента на нет — изъявил желание появиться в специальном комитете иностранных дел во время скандала с репортажем Гиллигана[72]. Я пытался отговорить Алистера, но он не внял, да еще и обвинил меня в трусости: мол, у вас-то, Джонатан, кишка тонка для этакого дела. Мудрый премьер-министр непременно создал бы новый прецедент. Публичные перепалки — занятие для избранных политиков, а не для придворных; последних не стоит превращать в политические фигуры.

Разумеется, отдельные скромные труженики недовольны своим закулисным положением — они рвутся на сцену. Макиавелли так описывает данное явление: «По замыслу природы люди таковы, что вожделеют иметь всякую вещь, однако не всякую вещь иметь могут; следовательно, желание обладать всегда превосходит силы, необходимые для обладания, и в результате люди недовольны ни тем, что имеют, ни положением, которое занимают». Перемещение сотрудника из-за кулис на сцену обычно не приводит ни к чему хорошему, ибо навыки, необходимые для первой роли, совершенно непригодны для второй, и наоборот. Эд Болле, например, за кулисами был крайне эффективен (Чезаре Борджиа оценил бы его по достоинству), зато на сцене выглядел нелепо. Второй весьма любопытный феномен заключается в том, что лица, умеющие давать советы, сами, оказавшись на сцене, не способны следовать советам, что порой заканчивается плачевно. В 1997 году я записал в дневнике: «Хочешь этим заниматься — не ищи свою фамилию в алфавитных указателях и не надейся стать прототипом самого себя в историческом фильме в исполнении кинозвезды».

Главный навык в нашей работе — способность жонглировать возможно большим количеством шариков; не дай Бог хоть один из них упадет. Мой личный опыт показывает, что максимальное количество кризисов, разруливаемых одновременно, — шесть; седьмой кризис — это уже перебор. Помню, я сидел за письменным столом в окружении телевизоров, включенных на разных новостных каналах, отслеживал в интернете новости компании «Пресс ассошиэйшн», получал сообщения по электронной почте, отвечал на звонки с просьбами и без конца принимал решения самого широкого спектра — то насчет разведданных о перемещении войск в Сербии, то насчет министерских «ягуаров» — заменять их на «БМВ» или не заменять. Я чувствовал себя первым помощником на супертанкере — приходилось глядеть в оба, чтобы не раздавить какой-нибудь катерок и не сбиться с курса, заданного капитаном. Моя должность не предполагала отдыха. То есть вообще не предполагала. Сара всегда могла определить, что я приближаюсь к дому — минут за пять до моего появления начинали трезвонить телефоны. Вечера и уикэнды ничем не отличались от рабочих дней, разве только проходили дома, а не в офисе. Я отвечал на телефонные звонки, получал факсы; в прямом смысле — одной рукой укачивал дочку, другой прижимал к уху мобильник. В первые годы на Даунинг-стрит я работал с семи утра до одиннадцати вечера; впрочем, такой график неприемлем для лиц, намеренных задержаться в должности. Успешные главы администрации в Белом доме занимаются медленным самоуничтожением — работают с пяти утра до десяти вечера без выходных. Но разве измотанный человек способен принять разумное решение? Будущим главам администрации могу посоветовать: контролируйте себя, сдерживайте порывы; высыпайтесь. Вообще настройтесь на марафон, а не на спринт.

Очень важна уверенность в собственных силах. Главе администрации не пристало объяснять премьер-министру, почему нельзя провести тот или иной проект — для подобных объяснений существуют госчиновники. А от главы администрации требуется воплощать в жизнь желания премьера; впрочем, инструкции его не следует воспринимать слитком буквально. Передо мной, в частности, всегда был пример моего далекого предка, который слишком рьяно бросился исполнять волю своего господина. Я говорю о сэре Хью де Морвилле, одном из четырех рыцарей, что ошиблись с номинальной ценой фразы Генриха II: «Каких же ничтожных трусов и предателей я кормил и призрел в моем доме, что они позволяют подлому попу оскорблять их господина?»[73]. Четверо рыцарей прикончили Томаса Бекета в Кентерберийском соборе, ибо полагали, будто именно на это Генрих II и намекал, и очень удивились, когда их осудили. Морвиль в наказание был отправлен папой в крестовый поход. Прах его покоится в Иерусалиме, под плитами мечети аль-Акса. Так что на поспешные распоряжения лидера следует реагировать глубоким раздумьем; выжидать — вдруг лидер переменит решение?

В вопросах управления политические лидеры, как правило, совершенно беспомощны. Они имеют тенденцию нанимать двух, а то и трех человек для выполнения одних и тех же функций; забывать, что уже дали поручение, и давать его вновь — другому человеку. Они зачастую слабо разбираются в профессиональной пригодности кандидата и из года в год промахиваются при найме ответственных сотрудников. Глава администрации должен по мере сил избавлять своего босса от всяких управленческих обязанностей, с тем чтобы босс без помех определялся с собственным мнением, измышлял политические стратегии и произносил речи.