Джозеф Хеллер - Голд, или Не хуже золота

• Название: Голд, или Не хуже золота
• Автор: Джозеф Хеллер
• Издательство: АСТ; Фолио
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-237-00858-7

Брюс Голд, которого в первой строке этого романа попросили написать книгу о жизни еврея в Америке, в последней строке задает себе вопрос: «С чего же начать?» Голд лукавит: он достаточно умен и не может не понимать, что уже стал автором (а точнее — соавтором Хеллера) вместившегося между этой просьбой и этим вопросом романа «Голд, или Не хуже золота».

Но, как и любое истинное явление искусства, роман выходит за рамки заданной темы и рассказывает, как и любое истинное явление искусства, о жизни человека в этом мире.

Введенные в роман реалии политической жизни США 70-х годов позволили Хеллеру подвергнуть деятелей современного истеблишмента уничтожающей критике, что он сделал с присущим ему блеском.

---

— Педик! — осуждающе бросил Уэйнрок и легко и беспечно, как призрак, помчался дальше, не касаясь дорожки ногами.

А ноги Голда налились свинцом; он отводил глаза вниз, напустив на лицо выражение крайней озабоченности при виде Крапа, который пробежал мимо и скрылся из глаз, когда Голд обедал с Линдой, а потом, оставив ее в дискотеке, обедал во второй раз с Андреа перед тем, как отправиться с ней на вечеринку в один дом — неподалеку от дома Киссинджера, — принадлежащий друзьям ее отца. Обе женщины сетовали, что он слишком много времени проводит за телефонными разговорами с Вашингтоном.

— Педик! — обозвал его Уэйнрок и опять, опередив его, понесся вперед.

— Сейчас свалишься! — вяло крикнул Голд, но было слишком поздно, и никто не заметил, как он ускользнул со злосчастной вечеринки, чтобы заскочить за Линдой на дискотеку. Теперь он нашел ее в окружении четырех красивых кавалеров, они наперебой ухаживали за ней и излучали призывно-обольстительную ауру, которая является исключительной привилегией самоуверенных наследников очень богатых латиноамериканских миллионеров. Они дали Голду понять, что ему нет никакой необходимости беспокоить себя проблемой доставки ее назад в отель.

— Педик!

А примчавшись с убийственной скоростью назад на вечеринку, Голд с ужасом обнаружил Андреа в окружении нескольких громкоголосых и пьяных упитанных мужчин с юго-запада, которые настойчиво пытались втянуть ее в сексуально-групповой танец ужина с участием потрясающих моделей, привезенных за время отсутствия Голда.

— Я приехала сюда с женихом, — пыталась вежливо отказаться Андреа, когда Голд принял свирепую позу за ее спиной, — и я не уверена, что ему это понравится.

— О нем можешь не беспокоиться, — сказал самый большой и здоровый из них, обняв Андреа за плечи с похотливой самоуверенностью непроходимого эгоиста. — О нем позаботимся мы.

— Как? — резко бросил Голд, и руки его сжались в кулаки. — Как это вы обо мне позаботитесь?

— Как нам заблагорассудится, так и позаботимся, малый, — сказал другой, разразившись хриплым смехом.

— Ты думаешь, что сможешь нас остановить?

— Для тебя это слишком крупная женщина, малый.

Скандал ни к чему бы не привел, и Голд взял Андреа за руку и вывел из этого дома.

— Педик! — крикнул Спотти, а почти в полночь Линда вернулась к себе в номер и отослала Манолито, даже не клюнув его в щечку, потому что увидела Голда, который с мрачным видом сидел там, раздраженный и в отвратительном настроении. Они занялись любовью, результаты которой были взаимно платоническими. Крап бочком протиснулся в спальню, чтобы еще раз выкрикнуть свое гомосексуальное словечко, когда Голд вернулся в постель к Андреа. Случилось то, чего он и опасался: температура Андреа приближалась к показаниям чувственной озабоченности. В ответ на ее попытку завязать любовные игры с губ его сорвался едва слышный стон. Он не лгал, когда лаконично сообщил ей, что у него раскалывается голова, что его тошнит и что он чертовски устал. В три часа ночи из состояния беспокойного сна его вырвал звонок телефона в его серединном номере.

— Опять этот проклятый Вашингтон.

Не переставая ворчать, он, прихрамывая, поплелся к Линде и измученным голосом объяснил ей, что все ночи должен проводить с Андреа, потому что они обручены и скоро поженятся.

— Педик! — выкрикнул Крап Уэйнрок и на сей раз пронесся мимо пружинистыми, высокими прыжками балетного танцора в черном облегающем трико, и танцор этот тоже оказался с ним на беговой дорожке. Какой-то усатый мудак бежал в обратном направлении, что привело Голда в бешенство; любое необычное явление на дорожке всегда приводило его в бешенство. Баскетболисты на площадке внизу снова ссорились, обмениваясь грубыми ругательствами.

Голд твердо решил не замечать их всех на следующее утро, когда в мрачнейшем состоянии духа после двух завтраков присел отдохнуть в своем номере. Щиколотки у него ужасно болели, и он обильно потел. Перспективы на будущее никогда не казались ему хуже. Потом прибыла страстная мексиканская телевизионная актриса, а почти следом за ней — импульсивный мексиканский пилот, который собирался отомстить Голду за свою поруганную честь самым примитивным и непотребным из вообразимых способов. Когда мексиканская актриса уже была готова вспыхнуть фейерверком, ревнивый любовник, узнав номер Голда, ринулся вверх по лестнице. Голд, бросившийся к окну, чтобы выпрыгнуть, пришел в ужас от странного вида такси, привезшего Белл, которая отправилась за ним в надежде, что им удастся наладить совместную жизнь, если они все же решат остаться вместе. Сумасшедший любовник молотил кулаками в дверь. Скандал был бы катастрофой для Голда. Он безжалостно клял себя за непроходимую глупость. Что ему теперь делать?

— Что мне делать? — беспомощно завопил он, обращаясь ко всем четырем стенам сразу.

— Идите в храм и молитесь, — холодно проинструктировал его облаченный в акапулькский спортивный костюм Гринспэн, материализовавшийся откуда-то из боковой комнаты.

— Ничего подобного я не сделаю.

— Тогда езжайте, минуя храм, на аэродром, — продолжал Гринспэн, — садитесь в первый самолет и улетайте куда-нибудь. Если сможете — возвращайтесь в Вашингтон. Я им всем конфиденциально сообщу, что срочное дело потребовало вашего немедленного отъезда, и отошлю их по домам так, чтобы они не видели друг дружку. Ах, Голд, Голд, вы шонда для вашего народа.

— А вы, Гринспэн, такая гордость для вашего. — Голд по-русски благодарно прижал его к своей груди и от избытка чувств похлопал по плечу.

— Педик! — прочирикал Крап и еще раз пронесся мимо него.

Вот гад! В Голде все закипело, а на лице появился свирепый оскал, когда внезапно вспышка просветления, похожая на вспышку молнии, высветила для него простую истину. За то время, пока он пробегал один круг, Крап успевал пробежать два, иногда три, а иногда и четыре. Подлый говнюк — ни одно живое существо не может бегать с такой скоростью!

Скрипя зубами и злобно сопя носом, Голд продолжал трусить, не сбавляя темпа и наблюдая украдкой, а в сердце у него копилась смертельная ненависть. По углам зала, где дорожка закруглялась, находились четыре лестничных площадки, где стояли тренировочные снаряды. Крап сбегал с дорожки на площадку и прятался там, дожидаясь Голда, а когда тот пробегал мимо, снова выскакивал на дорожку и обгонял его. Этот преступный мерзавец, задумав самый жестокий и самый злостный розыгрыш, какой только мог представить себе Голд, все это время прятался, отдыхал и поджидал его на площадках!

— Педик!

Голд неверно рассчитал бросок, и его левая рука проскочила мимо горла Крапа Уэйнрока; он сбился с темпа и споткнулся. Ненависть растеклась у него в груди нестерпимой, пульсирующей болью, от которой все стало погружаться во тьму. Зал начал вращаться, свет — тускнеть. Пол, неровно раскачиваясь, поднялся ему навстречу, ноги его потеряли опору и подогнулись, и он, как раненый, но не сдающийся воин, пробежал еще ярдов пятнадцать на коленях и только потом рухнул недвижным камнем на дорожку, глаза его широко раскрылись и остекленели, словно смертельный испуг оборвал его жизнь.

— Вы живы? — спросил кто-то.

Слух его ничуть не пострадал.

— Сделайте ему искусственное дыхание рот в рот, — предложил балетный танцор.

— Не буду. Это отвратительно.

— Ну, парень, тебе повезло, — сказал Крап, сверкая своим золотым костюмом. — За тем, другим, как раз приехала скорая.

Зрение тоже не покинуло его.

— Доктор, можно его куда-нибудь перенести? — с явным неудовольствием спросил чей-то незнакомый голос. — Мы все хотим продолжать пробежку.

— Отнесите его в отдельную комнату, — сказал Крап Уэйнрок. — Он очень важная шишка.

Голд почувствовал, как сердце его снова опасно затрепетало.

— Я не шишка! Крап, никому не слова.

Дара речи он не лишился и на следующее утро в больнице Рузвельта завопил благим матом, когда обнаружил, что лежит не в кислородной палатке.

— Доктора говорят, что вам не нужна никакая палатка, — объяснил флегматичный черный санитар, принесший ему завтрак.

Голд пришел в ужас от того, что увидел на подносе: яичница, утонувшая в маргарине, бекон, сочившийся жиром, четыре кубика масла — во всем этом холестерина было достаточно, чтобы уничтожить корпус морской пехоты.

— Слушайте, это какая-то ошибка. Я это не буду есть.

Санитар, прикончив все, что было на подносе, причмокнул губами. Когда в палату вошла женщина, чтобы записать сведения о Голде, тот отказался назвать даже свое имя. Подозрительно оглядев врачей, он попросил разрешения позвонить собственному доктору. Таксофон был в холле.

— Я могу встать с кровати и сходить туда?

— Ну, вам это виднее.

Для звонка нужен был десятицентовик. Ему дали доллар. В полдень в больницу приехал Мерш Уэйнрок, и пока он шепотком совещался с местными медиками, для Голда готовили отдельную палату.