Джозеф Хеллер - Голд, или Не хуже золота

• Название: Голд, или Не хуже золота
• Автор: Джозеф Хеллер
• Издательство: АСТ; Фолио
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-237-00858-7

Брюс Голд, которого в первой строке этого романа попросили написать книгу о жизни еврея в Америке, в последней строке задает себе вопрос: «С чего же начать?» Голд лукавит: он достаточно умен и не может не понимать, что уже стал автором (а точнее — соавтором Хеллера) вместившегося между этой просьбой и этим вопросом романа «Голд, или Не хуже золота».

Но, как и любое истинное явление искусства, роман выходит за рамки заданной темы и рассказывает, как и любое истинное явление искусства, о жизни человека в этом мире.

Введенные в роман реалии политической жизни США 70-х годов позволили Хеллеру подвергнуть деятелей современного истеблишмента уничтожающей критике, что он сделал с присущим ему блеском.

---

— Перечитайте Библию, Гринспэн, — сказал ему Голд. — Мы первые открыли его. А когда нам не удавалось найти канаанеянок и филистимлянок, мы трахали даже овец.

Ответ Гринспэна был холоден.

— Вы — шонда для вашего народа.

— Зато вы делаете честь вашему.

— У нас один народ, доктор Голд.

— Хватит об этом, Бульдог, — приказал Голд и, оставшись один, в ту же секунду заговорил со стеной. — Свяжите меня с Ньюсамом, — сердито рявкнул он. — Скажите ему, это срочно. — Через минуту Ральф отвечал ему по телефону. — Ральф, этот вонючий хер Гринспэн повсюду выслеживал меня. Он все обо мне знает.

— Ты прошел? Что он сказал?

— Он хочет быть откровенным. Боже мой, ты должен был предупредить меня. Если уж подвергаться всем унижениям, сопутствующим государственной должности, то я, по крайней мере, хотел бы получить эту должность. Иначе, я тебя предупреждаю, ни ты, ни президент ни хера от меня не дождетесь по вырождению.

— Пожалуйста, — принялся умолять его Ральф. — не бросай нас. Ведь сейчас у президента такое тяжелое время — инфляция, безработица, разоружение и Россия.

— Но меня еще даже не приняли.

— Тебя уже повысили.

— До кого? Подай мне какой-нибудь знак, Ральф. Сделай публичное заявление, иначе мне, может быть, придется снова ходить на эти сраные занятия. Ненавижу преподавательскую работу. Никто не знает, что я играю важную роль в администрации. Я даже думаю, что и Андреа по-настоящему не верит в это, а уж она-то ни за что не выйдет за меня, пока не удостоверится.

— Что ты думаешь о шарике?

— Буду в восторге от леденца на палочке.

— Мы запустим пробный шар, — объяснил Ральф. — Мы его запустим сегодня во второй половине дня и посмотрим, приземлится ли он на людном месте.

Рано утром следующего дня Белл нашла его имя в газете и сообщила ему об этом за завтраком. Голд не чувствовал никакой практической необходимости лишний раз напоминать Белл о своем грядущем переезде, пока действительно не переедет; Андреа не умела ни шить, ни гладить, а у Голда не было на это времени. В колонке «Заметки о людях» на страницах Таймс, отданных сплетням, которые наверняка прочтет большинство из его просвещенных коллег, Голд прочел о неподтвержденных слухах из неназванного источника о его неминуемом назначении на высокую правительственную должность; источник в правительстве отказался комментировать эти слухи, а официальный представитель администрации заявил, что не обладает никакой информацией, которую мог бы обнародовать. «Я просто не знаю», — сказал официальный представитель администрации, когда журналисты стали на него наседать, требуя подробностей.

ВСЕГО за одну ночь Голд колоссально улучшил свое общественное положение. Королевским жестом протянул он руку, чтобы взять Нью-Йорк Дейли Ньюс, и прочел там:

Все одеваются или пытаются одеться. Мэгги и Клайд Ньюхаусы попросили дам, приглашенных на официальный прием, организованный ими в честь Недды и Джоша Логан, сделать прически с цветами, желательно живыми. А Музей Купера-Хьюитта обращается к мужчинам, приглашенным на бал в отель «Ридженси», с просьбой приходить в усах и жилетах.

Тут волевым решением Голд подвел черту. Ньюхаусы пусть обосрутся, а Музей Купера-Хьюитта может поцеловать его в задницу. Усов у Голда не было, а женщина с цветами в волосах не имела у него никаких шансов.

— КОГДА ты умрешь, — спросила мачеха Голда у отца Голда во время краткого затишья, наступившего к концу обеда в честь шестой с половиной годовщины их свадьбы, — куда ты хочешь, чтобы я тебя положила?

Вышеупомянутое затишье было просто ничто в сравнении с тишиной, которая воцарилась за столом после этого. Даже глуповатая тринадцатилетняя дочка Мьюриел прекратила вдруг свою пустую болтовню и погрузилась в испуганное ожидание. Наконец, Джулиус Голд обрел способность отвечать.

— Что? — прорычал он, не веря собственным ушам; его глаза чуть не вылезали из орбит. Каждая жилка на его лице налилась и, казалось, была готова вот-вот лопнуть, и Голд понял, что сейчас-то оно и случится — апоплексический удар, прямо здесь, в столовой Мьюриел, и не будет никакой тихой кончины во Флориде, где Сид мог бы проводить это отжившее поколение, явившись на похороны один и избавив от неудобства остальных.

— Когда ты умрешь, — не отрывая глаз от вязанья, повторила Гусси Голд свой вопрос Джулиусу Голду, — что ты хочешь, чтобы я с тобой сделала? Куда ты хочешь, чтобы я тебя положила?

Старику понадобилась еще минута, чтобы убедить себя в том, что собственные уши не обманывают его.

— В кухне под столом! — заревел он в ответ, и тело его содрогнулось в чудовищной конвульсии; выгнув брови, он отпрянул к спинке стула подальше от своей жены, словно от ужаснейшей из всех напастей, когда-либо посланных злодейкой-судьбой человечеству.

— Джулиус, я говорю серьезно, — сказала мачеха Голда. — Как ты хочешь, чтобы я распорядилась твоими останками?

— Забудь о моих останках, косоглазая дура, — прогремел в ответ старик, оскалившись. — И отчего это ты так уверена, — злорадно сказал он с закравшейся в голос ноткой торжества, — что ты проживешь дольше меня?

— Я моложе, — неустрашимо ответила она. — А когда умру я, то я никому не доставлю неудобств. У меня собственный участок на кладбище в Ричмонде, в Вирджинии, и еще мне сообщили, что, если возникнет необходимость, для меня всегда найдется место на земле предков — на еврейском кладбище в Чарлстоне, в Южной Каролине, хотя там часто бывает сыро, — знаете, там такое низкое и мокрое место, — хотя все мои родственники по чарлстонской ветви и отказались иметь со мной отношения, — какое-то шестое чувство утешительно подсказывало Голду, что лицо сейчас вытягивается не у него одного, — после того, как я вышла за вашего отца.

Было слышно, как на мгновение все затаили дыхание, потом, когда она завершила свою речь всего лишь скандальным заявлением, оскорбительно намекающим на то, что чарлстонская родня считала социальное положение старика унизительным для себя, жизнь за столом возобновилась.

— У меня мой собственный участок на кладбище, — уже гремел голос отца Голда. — Твой мне не нужен.

— Я просто пыталась выяснить, Джулиус, где ты хочешь лежать — на своем участке или на моем.

— На моем. Он лучше.

— А места там хватит?

— Конечно хватит. Я купил для всех.

Сид обеспокоено наклонился вперед.

— Когда это было?

— Когда я приехал сюда и нашел хорошую работу. Я купил на всю семью. Я купил для мамы и для меня, — голос его ослабел, так как его уверенность заметно пошатнулась, — и для Рози… и для тебя. Это и была семья.

— Но это только четыре места, — подсчитала Ида, имевшая склонность к буквализму. — Одно заняла мама. Четыре минус один остается три.

— Этого мало, нужно докупить еще, — раздался чей-то голос, принадлежность которого Голд не смог определить, потому что ему мешала умственная агония, которую не описать словами.

— Не спорьте, — приказал его отец. — Я знаю, что я сделал, и я знаю, что я сказал. Я купил на всех, и вы все отправитесь туда, хватит там места или нет, и все. Конец. Фартиг.

— У меня собственный семейный участок, — извинился Сид.

— Мой для тебя был плох?

— У меня теперь своя семья, па.

— И мы хотим, чтобы наши дети были похоронены с нами, — добавила Гарриет со злобной решимостью. — И наши внуки тоже. Сид, ты уверен, что у нас достаточно места? Мы не думали, что у нас будет четверо детей. И может быть, нам придется оставить место для моей матери и сестры.

— Ты можешь рассчитывать на нас. У Макса большой участок.

— А у меня ничего нет. Менди лежит со своей семьей.

— Может быть, они держат место и для вас, — сказал Милт. — Если нет, я буду рад пригласить вас к себе.

— Она отправится ко мне, — прорычал старый Карамазов[112]. — Все мои дети будут лежать со мной и все мои внуки тоже. Я так хочу.

— А мы хотим, чтобы наши дети лежали с нами, — сказала леди Чаттерли[113]. — И наши внуки тоже.

— У нас может не хватить места, Гарриет, — сказал бедняга Твемлоу[114], пытаясь утихомирить обоих. — А у детей могут быть и свои планы.

— Кто знает, что на уме у детей, — сказал почтенный Канцлер казначейства[115], с тщеславием хвастливого невежи демонстрируя Эстер свое непревзойденное умение играть первую скрипку. — У вас сколько места?

Золушка пожала плечами.

— У нас есть лишнее, — сказал Ирв, и на лице его появилась доброжелательная улыбка, сразу же исчезнувшая, когда маленькая Клитемнестра[116] метнула на него злобный взгляд, смысл которого был очевиден: не хочет она, чтобы всякие там недипломированные типы, вроде Виктора или Макса, покоились в мире рядом с ней. — Впрочем, нет. Я забыл о брате. Теперь, когда он развелся, нам, вероятно, придется потесниться.