Кейси Майклс - Очаровательная плутовка

• Название: Очаровательная плутовка
• Автор: Кейси Майклс
• Издательство: Мой мир
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9591-0426-9, 978-5-9591-0297-5

Опекун юной красавицы Розали молодой светский лев лорд Флетчер Белден всеми силами пытается найти хитрую беглянку. Он никогда не видел девушку, и его мало волновала судьба Розали, не будь он, по странной случайности, назначен ответственным за нее перед законом. Забавно, но все это время она была прямо под носом у Флетчера.

Как же поступит шалунья, оказавшись на грани разоблачения? Милая, нежная Розали стоит перед самым тяжелым в своей жизни выбором: снять маску или пропасть…

* * *

…Розали Дарли стала ошеломляюще красивой, самой желанной женщиной, которую Флетчер когда-либо встречал. Он не знал, радоваться ему или плакать. Изящное личико Розали обрамляли безупречно уложенные короткие черные локоны, перехваченные кремовой сатиновой лентой, оттеняющие ее маленький, слегка вздернутый веснушчатый носик, длинную шею и огромные изумрудные глаза. Ее глаза спасли его от отчаяния, ведь они были глазами Билли Бэлкема — живые, любознательные, озорные и вызывающие. Билли не исчез окончательно, он только спрятался за новым обликом Розали.

---

Флетчер отступил от Бэка на шаг и немного дрожащим голосом прочел слова своего погибшего товарища по оружию: «Мне чертовски жаль, если ты читаешь это письмо, мой друг, потому что это значит, что мое предчувствие сбылось и меня больше нет рядом. Я могу только надеяться, что заберу пару дюжин «старых штанов» с собой, прежде чем попаду на тот свет. У меня был плохой сон прошлой ночью, Флетч, ужасный сон, в котором я видел себя умирающим на поле боя, лежащим с открытыми, но ничего не видящими глазами и с большой кровавой дырой в своей груди. Это была не очень милая картинка, скажу я тебе, и она мне совсем мне не льстит»…

— Он увидел во сне собственную смерть, — перебил Бэк, дотянувшись до графина с бренди. — Это чертовски страшно.

Флетчер едва слышал его, он продолжал читать.

— Черт возьми! — воскликнул он, раскрыв рот. — Бэк, послушай вот это: «Я смотрел на тебя и слушал, когда ты рассказывал про Арабеллу. Неважно, что ты говоришь, но ты — достойный человек, и я знаю: ты был прекрасным братом. Вот почему я прошу тебя позаботиться о моей сестре, если что-нибудь случится со мной. Я знаю, я никогда не упоминал о ней: после того как я услышал об Арабелле, я не хотел беспокоить твою душевную рану рассказами о Розали. У меня и Розали нет никого, кроме миссис Билль, но, на мой взгляд, она не в счет. Мысль о том, чтобы оставить на нее бедную Розалии, — это еще больший кошмар, чем тот, о котором я написал выше. Ее сын Сойер еще хуже. Я не могу принять такую ужасную судьбу для своей дорогой сестры. Она милая маленькая девочка, тонко воспитанная, сияющая и радостная. Ты полюбишь ее, Флетч, это точно»…

— Что, вероятно, означает «ужасная сопливая невоспитанная девчонка, которая подбрасывает лягушек в постель своей гувернантки», — вставил Бэк, покачивая головой.

Флетчер грозно посмотрел на Бэка и продолжил: «Я уже написал ей о моем решении назначить тебя ее опекуном и о том, как я верю в твою помощь. Я знаю, ты сделаешь все для нее, пока она не достигнет совершеннолетия или пока ты не найдешь для нее достойную партию. Денег у меня вполне достаточно, чтобы провести лондонский сезон, если Розали вдруг захочет этого. Это письмо послужит законным основанием для опекунства — я призвал в свидетели капитана Петерсона. Ну а если посчастливится, я разорву это письмо завтра вечером после битвы, и ты никогда не увидишь его».

Бэк опустился в кресло, в то время как Флетчер свернул письмо и подошел к окну.

— Бог мой, Флетч, сколько времени прошло с тех пор, как Уильям Дарли погиб?

— Несколько месяцев, — ответил Флетчер бесцветным голосом, замечая, что у него трясутся руки. — Много месяцев. Петерсон тоже погиб в тот день, что объясняет, почему он не сообщил мне о письме. Боже мой, Бэк, бедная маленькая девочка! Как ее зовут? Розали? Что она может подумать?

Бэк задумался над вопросом Флетчера, прислонившись к стене и поджав губы.

— Могу себе представить, — сказал он после паузы. — Она думает, что ты, так же как и ее брат, погиб. Или что ты самый большой мерзавец, каких только видел свет.

Тетушка Белльвилль, с опозданием догадавшись, что ее дорогой племянник льстил ей, а на самом деле предпочитал, чтобы желтый зал оставался желтым, теперь намеренно избегала заходить в него и сидела в музыкальной комнате, размышляя над идеей покрыть ее слишком невзрачно окрашенный куполообразный потолок позолотой.

И что же? Дворецкий, дорогой тетушкиному сердцу человек, предупреждал ее, что цена позолоты может стать препятствием на пути ее вдохновения. Это наводило ее на печальную мысль о том, что даже дражайший Лезбридж пытался ей возражать. Возможно, только возможно, ее вклад в украшение Лейквью был не оценен.

— Нет-нет, я, должно быть, ошибаюсь, — уверяла она себя, кутаясь в шарф из пейсли[3] с кисточками. — Мой вкус не может быть проблемой — многие добрые женщины в окрестности отпускали мне комплименты по поводу моих нарядов. Возможно, проблема в расходах; впрочем, я думаю, мы можем сэкономить, покупая овощи или сальные свечи подешевле.

Мысль о том, что ее замечательный племянник мог быть скупым, заставила нахмуриться круглое лицо миссис Белльвилль. Если начнется экономия, ее дни в Лейквью сочтены, потому что первым, от чего избавятся, будет бесполезная родственница.

Тетушка Белльвилль закусила нижнюю губу, размышляя о неприятной возможности снова оказаться на дороге в поисках другого дальнего родственника, о котором можно было бы позаботиться, обеспечивая себе крышу над головой.

Она зевнула, не в первый раз раскаиваясь в решении ответить отказом на предложение Ричарда Кэстербриджа сорок лет назад. Да, он был вдовцом с шестью ужасными детьми, живущим в продуваемом сквозняками доме, напоминавшем бесформенную кучу, где-то неподалеку от Ньюкасла, с отвратительными зубами и еще более отвратительным запахом изо рта, но он предложил ей руку и сердце, чего не сделал ни один мужчина в ее жизни. Кроме того, дети Ричарда к настоящему моменту уже бы подросли, да и сам он, возможно, благополучно отошел бы в мир иной, и бесформенная куча со сквозняками стала бы вполне приятным для проживания местом, если бы это была ее бесформенная куча.

Тетушка Белльвилль села ровно, решив не тратить больше свое драгоценное время на сожаления об ошибках прошлого, а сосредоточиться на насущных проблемах. Дело ясное, Лезбридж — который не мог разглядеть даже самый прозрачный намек, даже если этот намек обвязать ленточками и положить в его овсянку, — не собирался спасать ее, женившись на ней, при том что дворецкий был далеко не той партией, о которой она мечтала, отказав Ричарду. Но Лезбридж был милым человеком, к тому же тетушка Белльвилль молчаливо признавала, что и она уже не первой свежести, чтобы быть разборчивой.

Нет, она должна найти какой-нибудь другой путь, какой-нибудь удивительно надежный план, чтобы сделать себя необходимой для племянника, и лучше бы ей сделать это быстрее, чем повар подаст вчерашний хлеб или она станет следующей статьей «экономии» в Лейквью.

Лезбридж говорил ей раньше, что Флетчер вернулся из своего ребяческого путешествия по холмам Озерного края совсем не таким радостным, каким он в него отправлялся, таща за собой этого бедного несчастного конюха; а сейчас он заперся у себя наверху с Бэком, изучая, скорее всего, бухгалтерию поместья или обсуждая еще какие-нибудь опасные для нее вопросы.

Не была ли говядина слишком жилистой за ужином вчера — или она напрасно беспокоится? Жилистая говядина, покупка нескольких небольших столиков и новой краски для желтого зала — было ли этого достаточно для того, чтобы вежливо попросить ее паковать чемоданы, избавляясь от лишнего рта в Лейквью?

— Дорогая тетя, наконец-то я обнаружил вас. Я искал вас в желтом зале и в утренней комнате, мне и в голову не могло прийти, что вы прячетесь здесь. Вы случайно не взялись за арфу? О, нет! Я вижу недовольство на вашем милом лице. Не говорите мне, что никто не умирает, и поэтому вам нечем заняться. Как невнимательно с их стороны! Не должен ли я вызвать у себя кашель, для того чтобы наполнить радостью ваш день?

Тетушка Белльвилль вздрогнула и оглянулась, чтобы увидеть своего племянника, стоящего в проеме двери, выглядящего столь вызывающе здоровым да еще и привлекательным, что она почувствовала острое желание отвесить ему пощечину. Если бы он любил ее или по меньшей мере испытывал малейшее к ней расположение, то мог хотя бы немного прихрамывать.

Флетчер покинул свою позицию в дверях, чтобы пройтись по комнате, затем осторожно присел в старое отцовское, с маленькими крылышками по краям спинки, шератоновское[4] кресло, которое всегда было его любимым в этой комнате, где остальная мебель была очень неудобной. Его мать жестко придерживалась мнения, что удобные кресла в музыкальной комнате есть не что иное, как прямое приглашение невежливой публике подремать во время любительских концертов. Шератоновское «крылатое» кресло было ее единственной уступкой комфорту, и, что еще более важно, оно создавало ощущение присутствия ее мужа в этой комнате.

— Тетушка Белльвилль, — начал Флетчер, удивляясь, зачем он спрашивает, воображая себя при этом отчаянным человеком. — Прибывала ли в Лейквью какая-нибудь корреспонденция в мое отсутствие?

Казалось, тетушка не вполне поняла Флетчера, судя по ее растерянному взгляду:

— Я так думала, что Бэк отвечает за прием корреспонденции, Флетчер. Кроме того, тебя не было всего несколько дней. Ты ждал какого-то важного письма? Возможно, хороших новостей с биржи? Ты планируешь празднество? Я могла бы приготовить специальный обед, который будет намного лучше, чем та жилистая говядина, которая была прошлым вечером.

Флетчер с недоумением посмотрел на свою тетю. Он никогда не думал, что женщине могут быть интересны финансовые дела.

— Нет-нет. — Он покачал головой. — Я уже спросил Бэка о последних нескольких днях. Я говорю о нескольких месяцах между отъездом Бэка из поместья и моим возвращением из Лондона. Может, были какие-нибудь письма или посетители, о которых мне следовало бы знать?