Анжел Вагенштайн - Двадцатый век. Изгнанники: Пятикнижие Исааково; Вдали от Толедо (Жизнь Аврама Гуляки); Прощай, Шанхай!

• Название: Двадцатый век. Изгнанники: Пятикнижие Исааково; Вдали от Толедо (Жизнь Аврама Гуляки); Прощай, Шанхай!
• Автор: Анжел Вагенштайн
• Издательство: Центр книги Рудомино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905626-69-2

Триптих Анжела Вагенштайна «Пятикнижие Исааково», «Вдали от Толедо», «Прощай, Шанхай!» продолжает серию «Новый болгарский роман», в рамках которой в 2012 году уже вышли две книги. А. Вагенштайн создал эпическое повествование, сопоставимое с романами Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества» и Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». Сквозная тема триптиха — судьба человека в пространстве XX столетия со всеми потрясениями, страданиями и потерями, которые оно принесло. Автор — практически ровесник века — сумел, тем не менее, сохранить в себе и передать своим героям веру, надежду и любовь.

---

Не протягивая руки, Хильда направилась к выходу. В дверях она обернулась: стоявший посередине пагоды раввин казался особенно тщедушным по сравнению с огромным Буддой у него за спиной. Она запомнит и прилипшую к его одежде паутину, и разводы сажи на лице…

Снаружи она на миг остановилась, в задумчивости глядя на двух обугленных драконов под изогнутыми углами крыши, потом потрепала по каменным завитушкам гривы льва, ступившего одной лапой на каменный шар. Шагнула за ворота — и затерялась в неумолчном гомоне Хонкю.

44

Капитан Масааки Санеёси, глава шанхайского управления Кэмпэйтай, не понимает немцев. Не понимает, и все тут! Капитану приходится это честно признать перед самим собой, хотя начальство считает его человеком, хорошо знающим Германию, ее язык и ее людей. Как ни крути, с какой стороны ни подходи, вывод один: обитатели этих далеких земель — существа странные, а логика их непостижима! Санеёси-сан получил юридическое образование в Лейпциге, еще у него диплом высших полицейских курсов в Берлине, причем сам Генрих Гиммлер, возглавляющий СС и гестапо, наградил его почетным знаком. Капитан — убежденный сторонник более тесного военно-политического сотрудничества с гитлеровской Германией в общей борьбе против англо-американских и большевистских демонов. Все это так, тем не менее… дружба дружбой, но ведь на все должно быть логическое обоснование и любые действия должны приносить реальную пользу делу. Капитан Санеёси был убежденным прагматиком.

Но скажите на милость, где прагматизм, какая польза в том, чтобы затолкать тысячи и тысячи людей в эту дыру под названием Южный Хонкю? Целую армию оборванцев и ничтожеств, запуганный сброд без роду и племени, перекати-поле… Зачем? Да низачем: только из-за того, что они — евреи. Симпатии или сочувствия к ним капитан Санеёси не испытывает: подобные слабости не к лицу беспощадному воину с твердой волей, а именно таким видит себя сей потомок самураев. Он беззаветно предан родине, готов выполнить любой ее приказ, и, если надо, — умереть во славу Японии и императора. Впрочем, это никогда не мешало ему иметь частные источники дохода и аккуратно вести собственную бухгалтерию, ведь он не моралист: жить-то надо, а зарплата полицейского в Японии, честно говоря, не ахти. Но личные проблемы — дело одно, а служебные обязанности — совершенно другое. Не раз и не два капитан был непосредственным участником массовых полицейских операций, и всегда демонстрировал абсолютную непреклонность — в том числе и во время жестоких расправ с мятежными элементами. Однако все эти действия были рациональны и определенно приносили пользу, тогда как от нынешнего мероприятия, проводимого по настоянию немецких друзей, ничего подобного ожидать не приходится. Хуже того: в нем нет ни капли здравого смысла. Чистое безумие, считает Санеёси-сан, одно слово — паранойя! У японских войск, китайской полиции и целой когорты чиновников и без того дел по горло: охрана стратегических объектов и хоть какого-то порядка в Шанхае поглощает все их силы и внимание, а тут еще эта новая морока. Совершенно бессмысленная идея! Да взять хоть лично им возглавляемый шанхайский департамент Кэмпэйтай… мало нам проблем с нелегальными антияпонскими, антивоенными, коммунистическими, националистическими, студенческими и какими там еще организациями? Они же точно из-под земли лезут, как ядовитые грибы после дождя, — стоит растоптать один, на его месте вырастают три!

Давайте называть вещи своими именами: глупая идея, напрасная трата средств, сил и времени! Собственноручно создать новый, опасный очаг напряженности и эпидемий; настроить против себя местное китайское население; без всякой необходимости навлечь на свою голову проблемы, которые нас совершенно не касаются — это что, очень умно? Столичным деятелям следовало бы все это знать и крепко подумать, прежде чем совать на подпись его превосходительству министру Нобумасе Суэцугу приказ К-013/42: О добросовестном и дружественном содействии планам немецких союзников в отношении лиц еврейского происхождения — бывших граждан Германии, ныне проживающих в Шанхае. Многословно до болтливости, а толку-то?

Именно на основании этого министерского приказа имперское правительство Токио и создало шанхайское гетто якобы во имя хрупкого союза против общего врага. Однако серьезность внешней угрозы измеряется тоннажем вражеского флота, количеством самолетов противника, численностью и вооружением его армий, их подготовкой и боеспособностью, обеспеченностью тыла. Что касается подрывных политических организаций, то кому же в Шанхае знать их структуры и методы лучше, чем капитану Санеёси? Прямо скажем, некому. И ему, капитану, совершенно ясно, что у этих оборванцев — немецких, австрийских и бог весть каких еще живущих в Хонкю евреев — с подобными организациями нет абсолютно ничего общего. Сплошная тевтонская метафизика!

Санеёси-сан не понимает и никогда не поймет фанатической, почти мистической одержимости, с которой его друзья-немцы предаются этой возне с евреями. Причем именно сейчас, когда их собственные армии ведут на множестве фронтов в Европе и Африке затяжные бои не на жизнь, а на смерть — блицкрига-то не получилось. Можно подумать, что от того, за каким забором будут жить евреи в Шанхае, зависит, как сказали бы наши предки, урожай риса!

Капитан Санеёси — полицейский с опытом; за годы работы он выработал инстинкт, позволяющий проникать за обманчивую видимость происходящего. В данном случае, инстинкт ему подсказывал, что немцы дурацким переселением евреев не ограничатся. И что за операцией, которая казалась ему совершенно лишенной смысла, кроются, возможно, некие гораздо более далеко идущие планы, которыми «союзники» не намерены делиться со своими японскими партнерами. Что ж, его долг — исполнить приказ, и он его исполняет. Ну, а прочее… капитан припомнил немецкое выражение Abwarten und Tee trinken — «поживем — увидим!»

С неба сыплется противный мелкий дождичек, наискось штрихует ветровое стекло, отчего происходящее снаружи напоминает исцарапанный от многократного показа кинофильм. На углу у моста остановился автомобиль с тихо урчащим на холостых оборотах двигателем. Шофер — рядовой японской жандармерии — время от времени рукавом протирает быстро запотевающее стекло. Рядом с шофером — капитан Санеёси, на заднем сидении курят двое немцев в форме СС. Все молча наблюдают за переселением евреев. Кстати, о форме: шеф шанхайского Кэмпэйтай в штатском. В форму он и его коллеги в Токио облачаются редко — только по официальным поводам. Немцы же совершенно другое дело: форму они обожают. С тех пор, как был подписан Трехсторонний пакт, Нанкинскую улицу наводнили немецкие специалисты, советники, представители многочисленных военных, полицейских и интендантских служб. Все они гордо выгуливают свои мундиры по барам, чайным и ресторанам, словно не японцы, а немцы овладели Шанхаем — великим городом в устье великой реки.

…По прошествии некоторого времени один из двух пассажиров (кажется, его имя Штокман… да, правильно, гауптштурмфюрер Вилли Штокман) покидает заднее сиденье и, сделав шаг в сторону, распахивает свой офицерский плащ и расставляет ноги. Ветер разлохмачивает струю, сносит ее влево, но отсюда, из машины, видна только его спина и блестящие брызги. Старательно встряхнув свое хозяйство, он застегивается, возвращается в машину и снова закуривает. Все четверо молчат. Да и что говорить? Все давным-давно сказано.

Санеёси-сан закрывает глаза, его клонит в сон. Скорее бы это все кончилось!

Этой дождливой ночью в Хонкю стоял форменный бедлам — японские власти отвели на переселение ровно трое суток: семьдесят два часа. Намеренно невыполнимый срок, который истекал в полночь. На стенах был расклеен приказ на китайском, немецком и английском языках, который предписывал евреям, прибывшим в Шанхай после тридцать седьмого года — то есть после того, как город перешел под японскую юрисдикцию — переселиться в южную часть этого района, который также носил наименование «Внутренний город». Распоряжение касалось всех без исключения, вне зависимости от того, где они проживали в настоящий момент: в других пригородах, в фешенебельных районах по ту сторону реки, или в самом задыхавшемся от перенаселенности Хонкю, но вне его южной, за каналом Сучоу, зоны. Точнее, Зоны, как был обозначен Внутренний город на присовокупленной к приказу карте, заставляя людей гадать: какая Зона? При чем тут Зона? Разве местным этот термин понятнее, чем принятое в Европе понятие «гетто»? Не просто еврейский квартал, куда немецкие иммигранты должны были перенести свои жалкие пожитки из разбросанных по Хонкю коммунальных спален, а гетто в его самом жестоком средневеково-религиозном значении. Обособленные по разным этническим признакам кварталы возникают везде в мире, но еврейское гетто здесь, в тысячах километров от католической Европы?! Найти этому разумное объяснение не представлялось возможным. Перестраховка и чисто формальное исполнение чьей-то злой воли — ничего другого просто не приходило в голову. В оккупированной гитлеровцами Европе евреев депортировали и запрещали им проживать в богатых, приличных районах, но здесь происходило нечто совершенно иное. Ведь сам Хонкю, где селились еврейские беженцы, к «приличным» районам не относился. Это была бедняцкая окраина, хаотический придаток большого города. Перегонять людей из одного конца Хонкю в другой было чисто репрессивной, злой бюрократической бессмыслицей.