Анжел Вагенштайн - Двадцатый век. Изгнанники: Пятикнижие Исааково; Вдали от Толедо (Жизнь Аврама Гуляки); Прощай, Шанхай!

• Название: Двадцатый век. Изгнанники: Пятикнижие Исааково; Вдали от Толедо (Жизнь Аврама Гуляки); Прощай, Шанхай!
• Автор: Анжел Вагенштайн
• Издательство: Центр книги Рудомино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905626-69-2

Триптих Анжела Вагенштайна «Пятикнижие Исааково», «Вдали от Толедо», «Прощай, Шанхай!» продолжает серию «Новый болгарский роман», в рамках которой в 2012 году уже вышли две книги. А. Вагенштайн создал эпическое повествование, сопоставимое с романами Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества» и Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». Сквозная тема триптиха — судьба человека в пространстве XX столетия со всеми потрясениями, страданиями и потерями, которые оно принесло. Автор — практически ровесник века — сумел, тем не менее, сохранить в себе и передать своим героям веру, надежду и любовь.

---

Этот поток слов несколько огорошил секретаршу, но не захлестнул ее окончательно и не убавил ее гонора:

— Немедленно встаньте с моего письменного стола! Что за манеры!.. Лорд Уошборн настоятельно распорядился…

— Иными словами, самым вежливым образом попросил…

— Что ж, раз вам так больше нравится!

— Больше всего здесь мне нравишься ты, красотка, но я не бабник, так что тебе ничто не грозит. Так о чем попросил лорд Уошборн?

— Он попросил меня от его имени приказать вам немедленно к нему явиться! Надеюсь, это не противоречит законам вашего кантона. И, пожалуйста, покороче — у него назначена другая важная встреча.

И для вящей убедительности еще раз взглянув на свои часики, секретарша ввела его в кабинет лорда.

Просторный, скромно обставленный кабинет чем-то напоминал казарму, однако, стоявший в углу под монаршими портретами, рядом с британским флагом, каменный Будда подсказывал, что данная казарма находится на Дальнем Востоке. На потолке вращался пропеллер вентилятора внушительных размеров, а почти всю стену слева от стола занимала огромная карта Шанхая и прибрежной полосы.

Распрямив плечи, Уошборн стоял в центре своего кабинета. Казалось, что он хочет во что бы то ни стало задержать посетителя, воспрепятствовать его продвижению вглубь.

Вошедший бодро представился:

— Жан-Лу Венсан, сэр. К вашим услугам!

Уошборн проигнорировал протянутую ему руку: генералы с рядовыми рукопожатиями не обмениваются. Сцепив руки за спиной, он с любопытством оглядел расхристанного швейцарца: ворот расстегнут, рукава засучены, а ботинки… вот это ботинки! На толстенной подошве, внушительных размеров!

Владек проследил за его взглядом и в свою очередь залюбовался собственными бутсами.

— Потрясающие ботинки, правда? Мне их выдали в Испанской республиканской армии. Я ведь журналист — ну, и два года шагал в них от Гибралтара до Пиренеев и обратно, а им хоть бы хны! Все еще как новенькие! Вы умрете со смеху, но во время бомбежек Мадрида…

Лорд оборвал его:

— Я пригласил вас не для того, чтобы выслушивать истории о ваших ботинках!

— Серьезно? В таком случае, чем могу быть вам полезен?

Только теперь стало ясно, почему лорд Уошборн стоял, заложив руки за спину: в них был швейцарский паспорт на имя Жана-Лу Венсана.

— Попытайтесь, мсье Венсан, прежде всего быть полезным самому себе. Шанхайский департамент полиции заявил протест по поводу ваших действий, несовместимых со статусом иностранного журналиста. Вы приняли участие в беспорядках. Вы нанесли ничем не спровоцированные побои полицейскому.

— Ну, так уж и ничем? Уверяю вас, он сам в тот момент колотил налево и направо!

— Мой вам совет: не вмешивайтесь в уклад местной жизни. Если я правильно понял, вы прибыли из Испании?

— Можно сказать и так.

— Прибыли или можно сказать?

— Можно сказать, что прибыл. Но по дороге из Испании в Китай я еще побывал во Франции — хотелось заскочить в Лувр, «Мону Лизу» повидать, и все такое. Ну, и на Пляс Пигаль заглянуть, как вы понимаете. Потом в Швейцарию съездил, навестил маму. А здесь я уже три месяца.

— Я, разумеется, бесконечно счастлив, что вы не забыли навестить маму. Надеюсь, однако, вы заметили: здесь не Испания, куда все, кому не лень, лезли, как на собственную кухню.

— Ого, сравнение с кухней — просто класс! Честное слово, я не пытаюсь вам льстить, сэр. Особенно зная, какую на этой общей кухне заварили кашу. И если Китай — все еще не Испания, то ждать осталось недолго. Очень скоро он станет ею, уж вы мне поверьте.

Склонив голову набок, лорд Уошборн вперил недоуменный взгляд в своего посетителя и после небольшой паузы сказал:

— Не улавливаю вашей сложной мысли.

— Ну, вы прямо как учителя в моей школе: они тоже никак не могли меня понять и потому то и дело выставляли вон из класса. А потом, как это ни смешно, оказывалось, что прав-то был я… Вот что я имел в виду, сэр: Испания была испытательным полигоном для европейского милитаризма, как Шанхай для японского. В Европе репетиция завершилась полным успехом, Испанская республиканская армия потерпела поражение. Вы, может, слышали, что пока все это происходило, Англия и Франция делали вид, что они ни при чем, выдвигая лозунги «Невмешательство» и «Лучше фашисты, чем коммунисты».

— Я и сейчас так считаю! — убежденно сказал Уошборн.

— Не сомневаюсь, вы же настоящий крепкий британец! Может, вам будет интересно: я писал репортажи о ваших соотечественниках — британских добровольцах из интербригад. Храбрые ребята, Англии есть чем гордиться. Под Теруэлем многие из них пали, но не за Испанию или коммунизм, а за демократию. В этой битве именно демократия потерпела поражение. Генеральная репетиция закончилась для фашизма полным успехом, и теперь на европейской сцене идет его торжественная премьера. Разрушение Герники было апофеозом испанского фламенко, а сейчас танец продолжается в немецкой интерпретации. Скоро и на английские города посыпятся бомбы, уверяю вас.

— Нонсенс! Вы говорите смешные вещи!

— Куда уж смешнее… прямо помрешь со смеху… комедия, да и только. Хотите, побьемся об заклад?

Лорд, однако, пари заключать не пожелал. Владек по-мальчишечьи шмыгнул носом, огляделся в поисках пепельницы и робко спросил:

— Можно закурить?

— Нет.

— Я так и думал. Ну да ладно… Поверьте слову скромного журналиста, сэр: Шанхай — это дальневосточная Испания. Здесь тоже вслед за генеральной репетицией состоится премьера, притом на поистине необъятной сцене. Но Великобритания еще может предотвратить беду: надо только дать японцам понять, что при первой же попытке дальнейшей экспансии вы их загоните в такую жо….

Лорд Уошборн прервал Владека на полуслове, разразившись многозначительным кашлем — на пороге кабинета стояла сама баронесса фон Дамбах.

— Я что, некстати? Обычно я пунктуальна, как ваш Биг Бен, милорд!

Уошборн слегка поклонился.

— Отнюдь. Вы всегда кстати, баронесса… — И, повернувшись к Владеку, вручил ему паспорт: — Вот ваш документ и… честь имею кланяться. У нас еще будет повод поговорить о репетициях.

— Надеюсь. Надо сказать, что ваша секретарша напустила на меня такого холоду, что я ожидал встретить гораздо более чопорного лорда.

С этими словами гражданин Швейцарии Жан-Лу Венсан запанибрата похлопал лорда по плечу, причем, тот чуть не задохнулся от возмущения, и покинул кабинет, бросив любопытный взгляд на баронессу. Да и она обернулась вслед этому странному человеку в пропотевшей рубахе военного образца и громадных башмаках.

Когда он закрыл за собой дверь, она спросила:

— Кто это такой?

Лорд Уошборн ограничился лишь тем, что покрутил пальцем у виска.

— Итак, милорд, я пришла поговорить о воскресной охоте на бекасов. Зная, какой вы великолепный стрелок, не сомневаюсь, что в воскресенье они дождем посыпятся на нас с неба.

— Ах, если бы так! Глаза у меня уже не те. Видели бы вы меня в молодости, когда я охотился в Индии и Намибии!

— О, нисколько не сомневаюсь, что тогда с неба сыпались подстреленные вами львы!

Со смехом он взял ее руки в свои и покрыл их поцелуями.

Беседуя с представителями еврейских беженцев из Хонкю, лорд заявил, что Великобритания и Германия находятся в состоянии войны и поэтому никаких официальных контактов с представительством Третьего рейха он не поддерживает. Он не солгал, нет! Но неофициальные связи дело другое! Дипломаты служили в Шанхае годами, дружили семьями, их дети ухаживали друг за другом… Вот и баронесса пришла, чтобы договориться о пикнике после охоты на бекасов. Хороший пример того, как война может сблизить людей, чьи государства оказались по разные стороны фронта.

Особенно когда этот фронт далеко — на другом конце света.

39

Иштван Келети, по прозвищу Мадьяр, с трудом оторвал голову от грязной потрепанной циновки и сел. Потер ладонями лицо, обвел помещение воспаленными глазами в красных прожилках и стал медленно, со скрипом соображать, где же он. Взглянул на огромные ручные часы с защитной сеткой, купленные на черном рынке у английского матроса с военного корабля: воскресенье, 7 декабря, шесть часов пополудни. Пора тащиться в этот проклятый кабак «Синяя гора», что на улице Нанша, недалеко от порта. Нет там никаких гор, одна только грязно-коричневая Янцзы катит тяжелые воды, на которых, когда мимо проходит судно покрупнее, раскачиваются заляпанные бакланьим пометом джонки да катера японской военной полиции.

Затянутые паутиной подслеповатые окошки едва пропускают мутноватый предзакатный свет — зима! Под потолком повисли пласты синеватого дыма. Зябко: мрачное помещение с низким потолком сроду не отапливалось. На циновках вдоль стен лежат в блаженном забытьи или молча, погрузившись в себя, курят длинные бамбуковые трубки оборванцы-кули. Днем раньше им удалось тяжким трудом заработать грош-другой, и они предпочли прийти сюда, вместо того, чтобы в кои-то веки раз набить по-человечески брюхо. Уличные мелкие торговцы вынесут свой товар — воздушную кукурузу, жареный со специями горох и многоцветные сиропы — только вечером, когда толпа заполонит бульвары, а пока что и они здесь. Рядом с бледной, как смерть, женщиной с европейской — скорее всего, скандинавской — внешностью расположились какие-то опустившиеся белоэмигранты в изношенной, еще дореволюционной казацкой форме.