Анжел Вагенштайн - Двадцатый век. Изгнанники: Пятикнижие Исааково; Вдали от Толедо (Жизнь Аврама Гуляки); Прощай, Шанхай!

• Название: Двадцатый век. Изгнанники: Пятикнижие Исааково; Вдали от Толедо (Жизнь Аврама Гуляки); Прощай, Шанхай!
• Автор: Анжел Вагенштайн
• Издательство: Центр книги Рудомино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905626-69-2

Триптих Анжела Вагенштайна «Пятикнижие Исааково», «Вдали от Толедо», «Прощай, Шанхай!» продолжает серию «Новый болгарский роман», в рамках которой в 2012 году уже вышли две книги. А. Вагенштайн создал эпическое повествование, сопоставимое с романами Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества» и Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». Сквозная тема триптиха — судьба человека в пространстве XX столетия со всеми потрясениями, страданиями и потерями, которые оно принесло. Автор — практически ровесник века — сумел, тем не менее, сохранить в себе и передать своим героям веру, надежду и любовь.

---

— Бокал-другой шампанского как рукой снимет вашу морскую болезнь. Уж поверьте.

— Бокал-другой? Выпью бокал — верну бокал, а как выпью другой… сколько я верну в этом случае, по-вашему? Дорогой капитан, дело не в морской болезни. Я беременна.

Хильда сама поражалась тому, как легко и естественно рождалась ложь. Ей ничего не приходилось выдумывать — ложь поднималась откуда-то из глубин ее сознания и срывалась с уст, прежде чем сознание реагировало. Остановить ее было так же невозможно, как остановить икоту или заставить глаза перестать слезиться.

На лице капитана да Сильвы проступило выражение неутешимой скорби, он щелкнул каблуками и, сдержанно поклонившись, вышел пятясь — именно так покидают покои королевы.

Да-с, капитан да Сильва был настоящим кабальеро!

Через секунду, когда она собиралась замкнуть дверь на щеколду, снова раздался стук. Это вернулся капитан. Он извинился, балетной поступью подошел к столу, извинился еще раз и, забрав свое шампанское, на этот раз ушел окончательно. Ночь только начиналась.

31

Время на пароходе остановилось. В мире царили однообразие и скука.

В ранний послеполуденный час Хильда и баронесса лежали на придвинутых друг к другу шезлонгах. Вокруг парохода до самого горизонта простиралось водное пространство.

Широкие поля кружевной шляпы отбрасывали густую тень на пухленькое, добродушное лицо Гертруды фон Дамбах, так что разглядеть его выражение было почти невозможно. Она вдруг спросила:

— Милая, мы уже столько дней вместе. Я все спрашиваю и спрашиваю, а вы все не даете мне вразумительного ответа. Я до сих пор не знаю конечного пункта вашего путешествия. Сингапур, Манила? Или это тайна?

— Да нет, какая там тайна. Скажем так: край света.

— А именно?

Хильда попыталась вспомнить, как назывался тот край света, к которому они направлялись, но и на этот раз не смогла. Протянув руку, она похлопала по плечу погруженного в послеобеденную дрёму Мадьяра. Как подозревала Хильда, его сонливость отчасти объяснялась действием того таинственного белого порошка, который он держал в своей табакерке. Впрочем, она никогда не пыталась его об этом расспрашивать, зная, как опасно приподнимать ту вуаль личных тайн и пороков, которой окутан каждый.

— Иштван, где находится край света?

Мадьяр встрепенулся, недоуменно взглянул на свою спутницу и обернулся к стоявшему неподалеку, всегда готовому к услугам помощнику капитана Пако Рамиресу:

— Пако, где находится край света?

Тот бросил вокруг беглый взгляд: по его разумению, им не следовало прилюдно демонстрировать близость своих отношений. Никто, однако, не обратил никакого внимания на форму обращения, выбранную Мадьяром, так что помощник капитана официальным тоном изрек, устремив томный взор на горизонт:

— Современная наука, сэр, утверждает, что в последнее время земля круглая. Следовательно, как начало, так и край света находятся в каждом из нас, сэр.

Баронесса захлопала в ладоши:

— Браво, браво, истинный философ! Знаете, вы вовсе не глупы, мон шер!

— Надеюсь, это не прозвучит нескромно, но и у меня сложилось подобное впечатление, баронесса, — с достоинством ответил помощник капитана, все так же не отрывая взгляда от горизонта.

— И тем не менее, мне не стало ясно, куда вы держите путь! Откройте же, наконец, тайну, милое дитя! Мы ведь теперь подруги, верно?

Хильда изо всех сил старалась вспомнить:

— Да-да, сейчас… как же он назывался, этот город? Сайгон? Нам ведь в Сайгон, правда, Иштван?

— В Шанхай, — сонно поправил ее снова погрузившийся в дрёму Мадьяр.

— Господи боже мой, и я в Шанхай! Выходит, у нас с вами один порт назначения! — воскликнула баронесса. — И вы называете это место краем света? Поверьте, Шанхай — не конец, а начало. Начало ада, моя милая! Первый из его девяти кругов! Уж я-то знаю, я живу там целую вечность… И что вы собираетесь делать в этом проклятом месте, если не тайна?

— Не имею представления… Правда, не знаю. Это все очень сокровенно и сложно, — с искренним отчаянием промолвила Хильда. Делиться с баронессой основным — еврейским — мотивом своего путешествия в «первый круг ада» она категорически не могла. — Пока что конкретных планов у меня нет.

Баронесса задумалась, сочувственно похлопала Хильду по руке и разразилась тирадой, которая могла быть цитатой из романа для домохозяек:

— Догадываюсь. Личная драма, крушение любви, непреодолимое желание бежать от самой себя… Ясно, как белый день. Но не посвящайте меня в подробности, милое дитя, не ворошите воспоминаний! Важнее другое: я полагаю, вы не миллионерша? Если я права, то на какие средства вы собираетесь жить в этом сумасшедшем, сумбурном городе?

— Поищу работу: какую угодно.

— Матерь Божья! Это в Шанхае, где давно нет никакой работы? Где каждый второй безработный? Что за фантазии?! Кроме всего прочего, вы, дорогая, не созданы для «какой угодно» работы! Нет, нет, пожалуйста, не возражайте!

Баронесса задумалась и, поскольку Хильда вовсе не проявила желания возражать, уже спокойнее продолжила:

— У вас есть образование?

— Филологическое. Университет Гумбольдта.

Уточнять, что студенткой она была, но курса не закончила, Хильда не сочла нужным.

— Вот видите?!

Хильда не поняла, что ей следовало увидеть, пока баронесса торжественно не пояснила:

— В Шанхае я знаю одного милого старца, хотя и полного простофилю, который найдет вам достойную работу. Клянусь! Хоть он и падок до красивых женщин, но совершенно безопасен, можете не волноваться. Примется бурно за вами ухаживать, предпринимать яростные атаки — рвать страсть в клочки, что называется… Но это всего лишь ритуал, показуха. В конечном итоге он предпочтет выпить пива, и даже пальцем вас не тронет.

— Ментальный секс без физического контакта? Что бы сказал Зигмунд Фрейд по этому поводу? Кто же этот любовный шаман?

— Как кто? Оттомар! Мой муж, милое дитя. Барон Оттомар фон Дамбах!

И над океанскими волнами вновь разнесся звонкий, серебристый смех баронессы.

Не открывая глаз, Мадьяр поднял руку и пошевелил пальцами:

— Пако, ты здесь?

— Разумеется, сэр.

— Будь добр, принеси мне водки. Двойную порцию, пожалуйста. Со льдом и капелькой лимонного сока.

— Увы, сэр. Бар еще закрыт.

— Если бы кто-нибудь знал, до чего мне осточертело это плавание. Наступит ему когда-нибудь конец?

— Каждому плаванию, у которого есть начало, рано или поздно приходит конец, сэр.

— Ну, и когда же мы прибудем в этот ваш треклятый Шанхай?

— Ровно в полночь, сэр.

— А который сейчас час?

— Двадцать минут пятого, сэр.

— Господи! И ждать теперь до полуночи?!

— Мне очень жаль, но менять расписание не в моей власти. «Асунсьон II» пришвартуется в Шанхае ровно в полночь — через девять дней.

32

Хильда ввела троих посланцев Комитета еврейских беженцев Шанхая в кабинет дипломатического представителя Третьего рейха. Еврейская делегация наносила официальный визит верховному эмиссару гитлеровской Германии! Этот факт уже сам по себе был знаменателен, он в очередной раз доказывал, что открытый город Шанхай представлял собой благодатную почву для аномалий и парадоксов, вряд ли возможных где-либо еще.

Барон Оттомар фон Дамбах — высокий, слегка сутулый человек не первой молодости, со светло-голубыми выцветшими глазами — зачесывал свои поблекшие, некогда соломенно-русые волосы прямо назад. Даже самый ревностный блюститель расового целомудрия не усомнился бы в чистоте его арийской крови.

Трое визитеров тут же отметили, что на лацкане фон Дамбаха красуется круглый значок со свастикой — свидетельство членства в Национал-социалистической немецкой рабочей партии. Такой значок многим из племени Израилева внушал ужас, но людей опытных он не больно-то впечатлял: это был обязательный атрибут для любого чиновника, занимавшего мало-мальски ответственный пост в государственной иерархии Рейха. Эта партия отождествлялась с немецким государством как таковым, с его политикой и с его будущим. Тем не менее, посетители были уверены, что и сам барон — аристократ и карьерный дипломат старой школы — относится к этой «пуговице» с легким презрением. Действительно: он мирился с трескучей партийной риторикой как с неизбежным злом. Но, имея в виду, что очень скоро ему предстояло уйти на покой, будущее рисовалось барону не как тысяча лет титанических свершений, предначертанных фюрером, а как идиллия в окружении детей и внуков в маленьком фамильном имении Дамбахов в Тюрингии.

Барон вышел из-за своего письменного стола, рядом с которым стоял позолоченный бюст фюрера, и широким жестом пригласил новых посетителей занять кресла, только что покинутые японцами. Хильда, с папкой документов под мышкой, стояла у окна.