Ульрика Майнхоф - От протеста к сопротивлению Из литературного наследия городской партизанки

• Название: От протеста к сопротивлению Из литературного наследия городской партизанки
• Автор: Ульрика Майнхоф
• Издательство: Гилея
• Жанр: Публицистика
• Год: 2004
• ISBN: 5–87987–030–8

---

И ведущей здесь становится роль студенчества. Студенчество, как никакой другой общественный слой, имеет доступ к источникам информации и фактам. А спустя несколько лет сегодняшние студенты станут преподавателями в школах и университетах, государственными служащими — и должны будут сами проводить в жизнь все то, чего сегодня требуют от властей.

В связи с процессом Эйхмана Дитер Биленштейн — референт по связям с прессой Союза немецких студенческих организаций — попытался на страницах бюллетеня «Службы немецкой студенческой прессы» высказать точку зрения студентов на происходящее. Нам кажется, что написанное им далеко не в полной мере отражает эту точку зрения, но оно настолько примечательно, что хочется его процитировать (а затем и кое–что добавить от себя):

«С процессом Адольфа Эйхмана вопрос о позоре нашей истории вновь встал перед нами. Если коротко, то мы не можем согласиться с предлагаемой нам точкой зрения, будто какие–то «другие» были убийцами, а «мы все» это всего лишь «терпели». Представители старшего поколения должны вспомнить, что на стенах домов висели нацистские плакаты «Жид, сдохни!», а они, эти представители старшего поколения, несмотря на все это — а вероятнее, именно поэтому — голосовали за Гитлера. Затем ночью или по утренней зорьке стали исчезать друзья и соседи — евреи, а «мы все» молчали, не рискуя спросить «куда?» — вероятно, происходящее «нас» вполне устраивало. Процесс Эйхмана разыгрывается здесь, между нами, даже если формально он проходит в Иерусалиме. Ответственны «мы все», а некоторые сверх того должны быть названы компетентными органами как прямые виновники или соучастники преступлений. Мы должны признать их виновными даже в том случае, если они хотели не лично совершать преступления, а «всего лишь» управлять преступлениями или «облегчать страдания» жертв[74]. Кое–кто из преступников того времени, наверное, даже может быть оправдан — в случае, когда он из двух зол выбирал меньшее. Но доступ к положению в обществе ему должен быть раз и навсегда перекрыт: участие таких «виновных/невиновных» в преступлениях нацизма в нашей демократии действует на нее подобно яду — в том числе и потому, что выступает в качестве оправдания для нераскаявшихся нацистов, вновь рвущихся занять самые высокие посты.

Студенчество во времена Веймарской республики проявило себя как воинствующая антисемитская сила задолго до того, как национал–социалисты заставили всех говорить о себе. В 1926 году Союз германских студентов — после проведения всеобщего голосования — принял постановление «О расовых признаках как условии членства в союзе» и на основании этого постановления исключил из союза студентов–евреев. Манифестации ненависти и публичные сжигания книг после прихода нацистов к власти в большинстве случаев устраивались именно студентами. Потом появились требования, чтобы академики–евреи не имели права работать с документами на немецком языке, а исключительно с еврейскими или иными иноязычными текстами. Следствием этого явились увольнения евреев–доцентов — а студенчество рукоплескало или (в лучшем случае) молчало. Томаса Манна лишили почетной докторской степени Боннского университета; коричневая униформа затопила всё. И нельзя сегодня замалчивать, что все эти антисемитские настроения, вся эта ненависть и все эти кампании дискредитации [ученых–евреев] расцвели еще в 20–е годы — и что именно традиционалистские студенческие объединения (в первую очередь «Круг учащихся высших школ германского типа») и были организаторами и рассадниками тогдашнего нездорового духа.

Тогдашние студенты стали нашими университетскими преподавателями, адвокатами, учителями, журналистами, государственными чиновниками, нашими работодателями и нашими родителями. Понимание этого не должно вылиться в необоснованные подозрения или в призывы к расследованию прошлого отдельных лиц. Но это значит, что мы не можем молчать по поводу всего круга этих проблем, что мы, студенты, имеем свою позицию и не намерены «оставить прошлое в покое» и что мы ждем ответов на наши вопросы от старшего поколения.

Если молчание [преподавателей] в университетах, приверженность [академического сообщества] к нездоровому духу и прямые высказывания [оправдывающие прошлое] являются документальным подтверждением неисправимости [западногерманской академической среды], то мы должны будем прямо заявить, что в наших университетах нет места для таких академических ученых, преподавателей и студенческих объединений, которые не желают делать выводы из германской катастрофы.

В ноябре 1957 года и в октябре 1959 года Союз немецких студенческих организаций в ходе двух «Германо–израильских диалогов» пытался организовать передачу знаний о еврейской истории в разных областях образования и публицистики. В июне 1960 года Союз организовал педагогическую научную конференцию «Процесс воспитания и еврейство» — и вскоре после этого вышла в свет книга с таким же названием. В последние 3 года десятки немецких студентов каждое лето выезжают в Израиль для работы в кибуцах.

В 10 наших университетах имеются германо–израильские группы обучения, в составе которых занимается большинство из приблизительно 130 учащихся в ФРГ граждан Израиля. Председатель Союза студентов Израиля воспользовался прошлой осенью нашим приглашением и посетил Бонн. Это не значит, что мы, молодые, собираемся «начать все с чистого лица» — мы не можем и не хотим стирать из памяти события последних десятилетий нашей истории. Но мы ищем таким образом[75] новый и лучший путь нашего народа в будущее.

Эти усилия предпринимаются нами не для того, чтобы обеспечить себе алиби. Достаточно тревожным фактом является то, что Национальный союз студентов (пусть даже и запрещенный уже властями) демонстрировал праворадикальные и даже прямо антисемитские тенденции [в студенческой среде]. Некоторые другие студенческие объединения умалчивают о своем поведении во времена Веймарской республики — вместо того, чтобы открыто сказать, какие причины были у такого поведения. Наши высшие учебные заведения все еще никак не могут создать достойный институт для изучения иудаистики и истории еврейского народа. Лекционные курсы и учебники по этим вопросам оставляют желать много лучшего.

Поэтому задачей студенчества остается настойчиво, бдительно и независимо [от государственных структур] следить за тем, исполняет ли академическая наука свой политический долг перед народом».

Неплохо.

Но Биленштейн сосредоточивает свое внимание только на критике старых наци и на усилиях [западногерманских студенческих организаций наладить диалог с Государством Израиль. Но тот, кто бичует «старых наци», должен сделать и следующий шаг: должен подвергнуть критике и устаревшие политические концепции. Тот, кто бичует антисемитизм, должен выступить в защиту свободы слова, раз ее подавляют. Разрыв с антисемитизмом не может быть выражен только в поездках студентов в Израиль, поскольку произраильская позиция — это всего лишь паллиатив, в то время как подлинный разрыв с нацистской практикой антисемитизма может выразиться только в отказе от любого политического устрашения и подавления инакомыслящих, инаковерующих и инакочувствующих. Разрывом с практикой концлагерей является не их закрытие, а тотальное обеспечение политических свобод для политической оппозиции. Отказ от прошлого похода на Польшу[76] не может быть выражен в отказе от восстановления дипломатических отношений с Варшавой[77].

Разрыв с походом на Советский Союз не может быть выражен в назначении некоего господина Фёрча, разрыв со вторжением во Францию — в маневрах бундесвера в районе Мурмелона, разрыв с запретом Объединения немецких профсоюзов — в Законе о чрезвычайном положении, разрыв с исключением из университетов студентов–евреев в 1933 году — в полицейских расправах над цветными студентами в 1961 году[78].

Разрыв с нацизмом не может быть низведен до уровня детской игры в песочнице. Это касается и молодежи, и старшего поколения. Разрыв с нацизмом может быть только полным как во внутренней, так и во внешней политике — и выглядеть он должен так: свобода для политической оппозиции, отказ от репрессий, суверенитет народа; мирные договоры со всеми прежними врагами, мирное сосуществование вместо войны, переговоры вместо гонки вооружений.

Как мы спрашивали своих родителей о Гитлере, так однажды наши дети спросят нас о Штраусе[79].

«Конкрет», 1961, №10

О 20–М ИЮЛЯ[80]

20 июля мы все сливаемся в трогательном единстве. Противники ядерного оружия — со сторонниками гонки ядерных вооружений, генеральный инспектор бундесвера — с призывниками, профсоюзы — с федеральным правительством, «Франкфуртер альгемайне» — с нами. Событие 20 июля 1944 года было столь значительным, а его исход — столь трагичным, что никто не рискует пока пытаться нажить на нем политический капиталец, принося традицию в жертву торгашескому духу мелочных сиюминутных политических споров.