Ксения Татьмянина - Связующие нити (СИ)

• Название: Связующие нити (СИ)
• Автор: Ксения Татьмянина
• Издательство: Си
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2015

Днём она преподаватель и художник, а ночью — Реставратор чужих воспоминаний. Днём он чертёжник, а ночью Строитель мостов между людьми, потерявшими друг друга. Вместе они работают в загадочном агентстве «Сожжённый мост» — на последнем этаже заброшенного Здания, куда приводит посетителей их связующая ниточка с теми, кого однажды они упустили. Разные люди, перипетии судьбы, и шестеро сотрудников агентства не успевают заметить, как переворачивается их собственная жизнь. А он и она по-настоящему себя и друг друга находят спустя четыре года после собственной свадьбы.

---

Почему‑то на это раз я не смогла остаться равнодушной. Настроения в эту минуту мне можно было и не скрывать, Тристан даже если бы в упор на меня посмотрел, ничего бы не заметил. Он весь был не здесь, не дома, не на кухне. Завтрак, судя по вкусу, он приготовил машинально, хотя кофе сварил стоящий.

Как‑то неожиданно это свалилось на меня. Я тут с собой никак не могла разобраться, а тут вдруг и Трис собирается уйти на сторону. Почему сейчас? Почему вдруг сейчас? У него же давно никого не было, он что, не мог ещё немного подождать?

Мне странно было испытывать новые чувства в привычной ситуации. Может, конечно, не столько привычной, сколько знакомой. Я помнила саму себя и помнила те чувства, которые у меня возникали при осведомлении о влюбленности Тристана. Я даже иногда радовалась, что он увлечён. Но только не теперь.

В первые минуты я просто пила кофе, внутренне переваривая это открытие. Потом поняла, что дальше мне не стоит подавать вида, что я чем‑то расстроена. Вести себя так, как и раньше вела в подобных ситуациях — равнодушно. Мне нет дела до его личной жизни, и в первую очередь мне нужно было доказать это Тристану.

И у меня это получалось — следующие два дня у нас прошли очень обыденно, за исключением того, что он забыл про все планы и договоренности, и в эту субботу мы не пошли в кино, он оставил мне записку на нашей доске объявлений, что в субботу весь день и вечер сгинет по своим делам, то есть не будет обедать, ночевать и завтракать.

Посетителей в агентстве не было, и мне настолько надоело сидеть, что я выменяла дежурство у Пули и ушла в магазин за обедом. Но спуститься я успела только на следующий этаж. Когда я поднималась сюда ещё три часа назад, надписи на стене не было, либо я её не успела заметить. А сейчас, написанная тёмной краской из баллончика, она попадала прямо в трапецию падающего света с улицы: "Только ты сама". И тут же она исчезла. Я замерла у перил.

Ровно неделя прошла с того дня, как я увидела на кресле куколку Виолы, и я опять почувствовала, что Здание общается со мной. Только для кого было это послание, зачем? Для себя эту надпись я никак растолковать не могла.

— Давай поговорим, пока Гретт не вернулась, — наверху раздался голос Нила. — Только без обид, как друг хочу тебя спросить.

— О чем?

Судя по звукам, они поплотнее прикрыли дверь, и отошли поближе к лестнице.

— Мы сегодня вечером с Диной в центре гуляли, видели тебя в окне ресторана за столиком с какой‑то дамой. Крутишь на стороне?

— С чего ты это взял?

— Да ладно, у тебя многое на роже написано было.

— А ты разглядел? — Тристан даже хмыкнул с насмешкой.

— Я её разглядел — тебе всегда такие нравились, с лоском и блеском, но ты же сейчас женат, в конце концов.

— Нил, не читай мне мораль…

— Да это я идеалист, а не ты… я тебе мораль не читаю. Только имей ввиду, я плевал на всякую там мужскую солидарность, непорядочность она всегда непорядочность. Зачем Гретт обижать? Хочешь свободы, — разведись по — честному. Ну, самому не противно, а?

— Всё и проще и сложнее, Нил. Я твой праведный гнев понимаю, можешь мне и руки не подать…

В голосе Тристана слышалось раздражение, но он оборвал фразу, и всё повисло в молчании. Я от волнения покрывалась мурашками и стояла не шевелясь. Увидеть меня им было невозможно, а вот услышать от внезапного шороха они меня могли так же хорошо, как и я их.

— Я тебе открою одну тайну, только дай мне слово, что ты ни одной живой душе не скажешь.

Вскинув голову, я едва не воскликнула "нет!". Неужели Тристан расскажет о нас!?

— У нас фиктивный брак.

— А получше вранье мог придумать?

— Мы расписаны и живём в одной квартире, но мы не муж и жена, и никакими обязательствами не связаны. Я свободен в отношениях, она тоже.

— Зачем вам это? Вы что, ненормальные?

— Наверное, да.

Теперь Тристан говорил без раздражения, даже чувствовался какой‑то вздох облегчения в его словах. Быть может, ему настолько хотелось оправдаться перед другом. Да я и сама себя ущипнула, — ведь Гелена тоже знает о том, кто для меня Трис и что между нами. Она знала это с самого начала.

— Зачем?

— Не знаю. Там столько всего, что сразу и не объяснишь…

— Ей негде было жить? Ты оказался под угрозой депортации?

— Нет, ничего такого. Никаких внешних причин.

— До её возвращения у нас минут пятнадцать в запасе, постарайся уложиться и всё мне объяснить. Мне очень интересно, на какой почве у тебя поехала крыша.

— Нил, так вот всё вышло. Однажды мы просто встретились с ней и поняли, что мы очень близкие друг другу люди.

— И что вам мешает?

— Не знаю. Мы не пара.

— Почему ты такой умный, а такой дурак? Ты когда‑нибудь в жизни любил?

— Влюблялся.

— В таких, как эта нынешняя? Чтоб королева, а простые смертные к ней даже подступиться не могли?

— Нил, пустой разговор…

— А Гретт от тебя тоже бегает?

— Гретт не такая. Она ждет настоящую большую любовь, и в этом случае не будет бегать. Сразу уйдёт, и всё… Вот дал бы тебе разок по уху! — Тристан глубоко вздохнул. — Но твоя правда есть. Мне всегда нравились женщины определенной внешности и характера, ничего сделать не могу. Я вдруг выключаюсь, и меня несёт, как мотылька на свет. Рядом с такими, как Моника, становишься тем, кем хочется быть, на голову выше самого себя. Неужели тебе такое не знакомо, а?

— Это так твою пассию зовут?

— Да… Нил, неужели ты никогда такого не испытывал? Это как азарт, как рекорд, как покорение крепости. Каждый взгляд, каждое слово, каждый поступок, это словно вызов — быть лучшим. Столько испытаний сразу чувствуешь, хочется горы свернуть во имя идеальной женщины. Я даже не знаю, кем я себя начинаю ощущать в такие моменты, — не простым человеком, а героем, призванным защищать, воевать и быть самым невозмутимым.

— Да, это понять в принципе можно, — в голосе Нила прозвучало примирении, — только надолго тебя хватает?

— Это ты в точку, друг. С такими дамами невозможно дать слабину ни на миг, даже просто расслабиться. Как невозможно вечно держать штангу, каждую секунду побивая рекорды. Хочешь пример? Я тебе про сегодняшний ужин расскажу. Моника вообще аристократка, там крови высокие, королева по сути своей, без преувеличений… я сразу влюбился, она тоже вроде как благосклонно к моему вниманию относится, но сегодня в этом ресторане за соседним столиком пожилая пара сидела. Он чуть подвыпил, чуть громче стал разговаривать, что и нам было слышно… и угораздило же этого старика анекдот своей жене рассказать, да с такой внезапной уморительной концовкой, что я не успел себя удержать, засмеялся. Моника меня таким взглядом одарила… и я понял, как говорят разведчики, что был на грани провала.

— А в чём смысл?

— Нужно было или не заметить, или усмехнуться.

— Трис, ты ещё больший дурак, чем я думал!

Они оба засмеялись, а потом наигранно захмыкали, изображая усмешки различной степени сдержанности.

— А если серьёзно, Нил, то я тоже понимаю, что всё на одном и том же горю, а чего мне на самом деле нужно, не знаю. Все эти Моники — это не для жизни, это безумная и увлекательная игра. Да и сейчас я ищу чего‑то в себе самом.

— Так у тебя Гретт для жизни.

— И да, и нет. Я люблю её по — своему, я очень привязан к ней, я часто переживаю за неё, если что‑то случается, но чисто по — мужски… — Трис замолчал, видимо продолжение фразы заключалось в особенной гримасе или пожатии плечами.

— Но тебе с ней легко?

— О — о! Не то слово! С ней мне не страшно быть каким угодно.

— А знаешь, я ведь тоже влюблялся, тоже западал бывало… только с Диной понял, в сравнении понял, как только почувствовал, что такое любовь. Ты не горишь, не захлебываешься в эйфории. Ты перерождаешься, и становишься словно без кожи, — тебе становится доступно такое, чего ты раньше и не ощущал, и одновременно с этим болезненно. Становится так невыносимо счастливо, что больно. Особенно больно, когда тебя пронизывает в определённые моменты, и ты не можешь говорить и не можешь себя удержать. Умираешь и рождаешься единомоментно.

— Поэт… в жизни бы не сказал, что ты занимаешься ремонтом швейных машин. Прости, что прерываю, пошли обратно, а то я боюсь, что Гретт будет подниматься и нас услышит.

— Представляете, на кассе мне вместо полутора килограммов бананов пробили сто пятьдесят! И ещё пришлось дожидаться какую‑то тётку, которая принимала машину с товаром, чтобы в чеке возврат сделали!

По возвращению я врала о задержке вдохновенно. Энергии моего обманчивого настроения мне хватило даже на то, чтобы всю оставшуюся ночь трещать с Зариной и Пулей о какой‑то ерунде. На душе же мне было гораздо хуже, чем раньше, и тем яростней я это старалась скрыть. Такое бывало и раньше — случалось, что когда хотелось плакать от тоски к месту и не к месту, я заглушала ти порывы эмоций бурной деятельностью и болтовней. Открывала боковые шлюзы, если можно так сказать.