Михаил Озеров - От Гринвича до экватора

• Название: От Гринвича до экватора
• Автор: Михаил Озеров
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1984

В основе книги Михаила Озерова "От Гринвича до экватора" — жизненный материал, почерпнутый в результате поездок писателя, публициста-международника (Индия, Шри Ланка, Вьетнам, Кампучия и др.). Большой раздел книги посвящен современной Великобритании. Немалый интерес представляют главы, рассказывающие о ФРГ, Италии, Испании, США, Австрии, Голландии.

За первое издание книги М. Озерову присуждена премия Ленинского комсомола 1982 года.

---

К речке Амоути началось паломничество туристов. Местные жители охвачены страхом: женщины перестали полоскать в реке белье, детей и близко не подпускают к воде.

Новоявленный монстр время от времени всплывает в озерах Норвегии, Швеции, Якутии. А японские моряки обнаружили в Тихом океане останки животного, которое, если верить сообщению, отличается от всех ныне известных и по пропорциям тела удивительно сходно с плезиозавром, а также с легендарной Несси.

Правда, непонятно: кому известны пропорции шотландского чудовища?

То тем, то иным способом подливают масла в огонь. Газеты даже стали высказывать предположение: не организуются ли «появления» Несси специально? Ведь чудо-юдо — не просто экзотическая, забавная сторона жизни страны, это и удобное средство затуманить головы англичанам.

Остается привести еще одну цитату: «О чудовище писали с трогательным постоянством каждый день. Оно появлялось в шотландском озере и там обитало. Оно было очень большое, страшное, горбатое, допотопное и выходило на сушу, чтобы есть баранов, а затем играть при лунном свете. К людям чудовище относилось недоверчиво, особенно к журналистам, и при виде их с шумом погружалось в воду».

Это было написано в 1934 году И. Ильфом и Е. Петровым…

Но Шотландия конечно же не только монстр Лох-Несса.

«Настанет день, и час пробьет»

У дома, где родился Роберт Бернс, вытянулась длинная очередь. Идет мелкий назойливый дождь, и перспектива стоять под ним не очень-то привлекает.

— Подождите, — говорит Джон Дулан.

Спустя минуту мы в сопровождении директора музея входим внутрь.

— Как это тебе удалось? — спрашиваю Джона.

— Директор — мой знакомый, я был здесь раз двадцать, — отвечает он. — Смотрите.

Джон заметно волнуется, и его волнение передается нам.

Смотрим во все глаза.

Мы в глиняной мазанке с побеленными стенами, ярко-красными ставнями и высокими каминными трубами (одну трубу когда-то снесла буря). Соломенная крыша под тяжестью веков глубоко осела на окна — точно меховая шапка, надвинутая на глаза. Именно на крыше установлена мемориальная доска.

Скромный домик разделен на две части. Первая половина — мощенный булыжником хлев для скота. Рядом «чистая половина», здесь и жила семья крестьянина Вильяма Бернса. На деревянной кровати с соломенным тюфяком и шерстяным одеялом 25 января 1759 года появился на свет Роберт Бернс. В этой же темной комнате он написал первые стихи. Вот некрашеный деревянный стол с ящиком, где лежат гусиные перья, чернильница и стопка чистых листков. Комната служила и кухней. Вильям соорудил в ней очаг с прочно вделанной решеткой. Торф для топки он нарезал на болоте, а по праздникам подкладывал в очаг несколько кусков угля. У очага — глубокое кресло и низкая скамеечка, к которой было удобно придвигать прялку.

Нужда преследовала старого Бернса, но вместе с соседями он нанял учителя для детей, сам преподавал им грамматику, объяснял библию. В глиняной мазанке были книги Шекспира, шотландских поэтов. От матери Роберт слышал старинные шотландские напевы, которые через годы воплотил в стихах.

Отец по вечерам что-то медленно и долго писал, складывая в стопку узкие листы бумаги. Это было предназначенное для Роберта «Наставление в вере и благочестии». Старый крестьянин объяснял своему первенцу, что такое добро и зло. Разве мог он предположить, что его сын сам найдет для людей замечательные слова о долге, счастье, свободе!

Соседи рассказывали, что за ужином «все Бернсы сидели, уткнув носы в книжки».

Бедность подорвала здоровье отца, заболевшего туберкулезом, и сына, который умер в тридцать семь лет от ревмокардита. Но та же бедность воспитала в Роберте характер. Достигнув вершины славы, он с гордостью заявлял: «Я — сын очень бедного человека» — и отказывался от гонораров за обработку народных песен, говоря, что делает это для Шотландии.

Музей Роберта Бернса

Перейдя в здание напротив, мы оказались в музее поэта. Здесь хранятся его вещи, его рукописи. И все переводы его стихов, принадлежащие С. Маршаку — поэту, который, по сути дела, открыл нашему читателю Бернса. «Маршак сделал Бернса русским, оставив его шотландцем», — писал А. Твардовский.

Мы попали сюда как раз в день рождения Бернса. Это событие отмечают в Шотландии повсюду: от артистических клубов до глухих рыбацких поселков. А дома устраивают праздничный ужин. Неизменно готовят хаггис — нечто вроде огромной тефтели из бараньей печенки, смешанной с овсяной кашей. Хаггис торжественно вносят на серебряном блюде под звуки волынки. Тот, кто ведет стол, вонзает нож в блюдо и, разрезая его, произносит тост за «вечную память эрширского поэта». Потом следуют новые тосты и новые хаггисы — поменьше, с гарнирами из картофельного пюре и толченой репы. На прощание все поют «Забыть ли старую любовь».

Куда бы ни занесла судьба шотландцев, в этот день они непременно собираются за столом. В доме словно присутствует дух Роберта Бернса — его мудрость, любовь к жизни, отвага…

После посещения музея мы фотографировались на центральной площади Эра у памятника Бернсу. Потом пили пиво в таверне «Том О’Шентер». Помните стихотворение о Томе О’Шентере, выпивохе и гулене из старинного Эра?

Джон Дулан и его брат Джеймс читали Бернса:

Легче солнце двинуть вспять,
Славный парень,
Статный парень,
Чем тебя поколебать,
Славный горский парень.

Слушая ритмичные гордые строки, я вспомнил, как познакомился с братьями Дуланами. Это произошло в Абердине, на съезде Шотландского конгресса тред-юнионов.

В первый же вечер делегаты вновь собрались в конференц-зале, где они заседали утром. Вместо кресел теперь стояли столы, на них — пиво, бутерброды. На сцену поднимались представители профсоюзов, но не для того, чтобы произнести речь, а чтобы исполнить песню — каждый одну: слишком много желающих.

Шотландцы славятся своей музыкальностью. Они прекрасно поют, играют на гитаре и национальном инструменте — волынке.

— От профсоюза горняков выступит Джон Дулан, — объявил ведущий.

Огромный темноволосый парень в красной рубашке и черном пиджаке запел «Шотландскую славу» Бернса, аккомпанируя на гитаре. У него был сильный голос, отличный слух, и когда он кончил, раздались громкие аплодисменты, возгласы: «Еще, еще!»

Однако ведущий остался неумолим, неукоснительное соблюдение установленного порядка — общая черта у шотландцев и англичан.

Следующий солист представлял другой тред-юнион, однако поразительно походил на предыдущего: рост под два метра, широченные плечи, спадающие на лоб густые черные волосы. Только вместо пиджака — кожаная куртка, да рубашка зеленого цвета. А песня называлась «Роберту Бернсу посвящается».

Я подошел к парням. Они оказались близнецами. Родились двадцать шесть лет назад. Сидели за одной партой. В семнадцать лет вместе вступили в компартию. Оба — профсоюзные активисты.

Правда, они входят в разные профсоюзы: Джон — электрик на шахте, а Джеймс — лаборант в госпитале. Есть и другие отступления от «стопроцентной синхронности». Джеймс законный супруг, а Джон лишь собирается жениться, Джеймс ездил в ГДР, а Джон еще не был в социалистических странах. Вообще Джеймс поэнергичней и побойчее брата.

К нашему столу подсаживается пожилой мужчина. Это секретарь отделения компартии Эра. Он принимал в партию и обоих братьев, и их отца (тридцать лет назад), и дядю (пятнадцать лет назад)! Между прочим, их отец и дядя еще в 1940 году участвовали в съезде ШКТ. Дядя и сейчас в Абердине, вон он за соседним столом.

Разговор заходит о молодежи. Собеседники стараются говорить как можно медленнее и четче, делая паузу после каждой фразы — ведь произношение шотландцев, особенно простых людей, сильно отличается от произношения англичан.

Джон, окончив школу, не мог устроиться на работу два года. Джеймсу повезло больше: он ждал лишь девять месяцев.

Из школы — в очередь за пособием по безработице, это единственный путь, открытый для многих выпускников.

Но вот юноше удалось попасть на службу. Его заработок скорее всего составит около ста фунтов стерлингов в неделю. Почти половина этой суммы будет уходить на квартплату, а еще четверть — на налоги. Чтобы читатель смог представить себе, что значит жить на двадцать фунтов неделю, приведу еще одну цифру: если расстояние от дома до работы восемь километров, то юноша тратит на проезд примерно шесть фунтов в неделю. А стоимость проезда постоянно увеличивается. Впрочем, и всего остального.

Тысячи англичан покидают ежегодно свои жилища из-за стремительно растущей квартплаты. Все новые молодые люди пополняют армию сквоттеров — бездомных, которые самочинно занимают пустующие здания.