Никита Благовещенский - Расчленение Кафки

• Название: Расчленение Кафки
• Автор: Никита Благовещенский
• Издательство: Гуманитарная академия
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-93762-083-5

Сборник статей известного петербургского психолога и психоаналитика Н. А. Благовещенского (1964–2007), многие из которых публикуются впервые, представляет собой попытку создания нового ракурса научного рассмотрения тех или иных проблем путем применения психоаналитической методологии на путях междисциплинарных штудий в различных гуманитарных областях.

Написанная легко и с достаточной долей юмора книга будет интересна как специалистам — психологам, литературоведам, социологам, политологам, так и всем, кто хочет глубже понять классическую литературу, а также процессы, происходящие в современном обществе.

---

В чем заключалось это общение? Во-первых, как учит нас доктор Винникотт, младенец заявляет свои права на владение объектом. Зритель заявляет свои права на владение Масяней — он может в любой момент войти в Интернет и пообщаться с ней, переписать на свой компьютер, Масяня всегда доступна, всегда рядом, это не то что мультфильм по телевизору или в кинотеатре. Общение со своим компьютером для его владельца очень часто окрашено тонами интимности, и такими же тонами окрашено его общение с Масяней. Во-вторых, транзиторный объект не претерпевает никаких других изменений, кроме вносимых самим младенцем. Конечно, рядовой Масянин почитатель не может внести в нее изменения, однако она и сама (естественно, по воле автора Олега Куваева) остается достаточно константной как по своему облику, так и по стилю речи, а также по своим поведенческим реакциям. В-третьих, младенец относится к переходному объекту с инстинктивной любовью и инстинктивной ненавистью, и в дальнейшем объект подвергается «агрессии в чистом виде». Мне известно несколько случаев, когда бывшие ярые Масянины почитатели становились столь же ярыми ее гонителями и ненавистниками. Более часты ситуации, когда записанные на домашний компьютер старые мультфильмы удаляются из памяти, уничтожаются, что тоже можно интерпретировать как проявление «агрессии в чистом виде». Наконец, младенец признает у переходного объекта наличие своей собственной жизненной силы и своей собственной реальности. Тут, как говорится, комментарии излишни: своей собственной жизненной силы у Масяни даже избыток, ее витальность и живость переливаются через край, а то, что она живет в своей собственной реальности, отрицать может только умалишенный. Понятно, что это даже никакие не инфантильные фантазии, но факт.

Таким образом, мы установили, что Масяня обладает многими качествами и свойствами инфантильного транзиторного объекта. Но классический транзиторный объект теряет свое значение для младенца к началу подфазы практики фазы диадных объектных отношений (фазы сепарации-индивидуации), то есть примерно к годовалому возрасту. Затем объект подвергается постепенному декатексису. Актуализироваться же вновь в зрелости он может в результате переживания человеком депрессивной или сепарационной тревоги или же в ожидании фрустраций, и это является, безусловно, процессом регрессивным, поскольку регрессия традиционно рассматривается как один из бессознательных Эго-защитных механизмов.

Возникают закономерные вопросы: неужели все многочисленные почитатели Масяни испытывают потребность вернуться к отношениям с младенческим переходным объектом и от чего им нужно защищаться? На этот вопрос я постараюсь ответить несколько позже, а сейчас хочу заняться выяснением того, какие еще потребности может удовлетворить Масяня.

3. Масяня — наше другое Я

Основатель «психологии самости» (self psychology), австрийско-американский психоаналитик, бывший президент Американской Психоаналитической Ассоциации Хайнц Когут описал как одну из потребностей самости потребность в «двойниковости» (twinship), или иначе потребность в альтер эго[126]. Напомню, что под самостью (по-английски Self, по-немецки Selbst) Когут понимал личностный параметр, в первую очередь определяющий адекватную самооценку. Рэне Шпиц трактовал самость как «продукт осознания… субъектом того, что он — чувствующее и действующее существо, отдельное и отличное от объектов и внешнего мира»[127]. Он утверждал, что самость, даже у взрослого, всегда предъявляет следы своего двойного происхождения, связанного, с одной стороны, с телесными функциями, с другой — с объектными отношениями. Шпиц писал: «Это двойное происхождение, нарциссическое и социальное, можно проследить во всех наших упоминаниях самости, например, самоуважение, самостоятельность, самомнение и т. д.»[128].

Людей с деформированной или фрагментарной самостью Когут именовал нарциссическими пациентами или личностями с нарциссическими расстройствами. Он подчеркивал тем самым, что объектные отношения таких людей затруднены, а проблемы их генетически связаны не с фаллической фазой и эдиповым комплексом, а с более нежным возрастом — возрастом первичного нарциссизма, как называл его Фрейд («…первично либидо концентрируется на собственном Я, впоследствии часть его переносится на объекты»[129]).

Когут описал три потребности самости: грандиозно-эксгибиционистскую, потребность в идеализации (в идеальном родительском образе) и потребность в альтер эго (потребность быть похожим на других). Последнюю он первоначально рассматривал как более зрелую форму грандиозно-эксгибиционистской потребности младенца быть отраженным, потребности в отзеркаливании (mirroring). Описывая три формы зеркального переноса, соответствующие стадиям развития грандиозной самости, Когут писал: «Архаическая форма (зеркального переноса) — это та, в которой переживание самости анализанда распространяется также и на аналитика; она представляет слияние на основе расширения грандиозной самости. Менее архаическая форма — это та, в которой пациент предполагает, что аналитик похож на него или что психология аналитика похожа на его собственную; мы будем называть ее переносом по типу „второе Я“ или „близнецовым переносом“»[130].

Потребность самости ребенка в альтер эго, в другом «Я», как развитие младенческой потребности в отзеркаливании, заключается в том, что ребенку необходимо знать о своей похожести на других людей, о своем малом от них отличии. Эта потребность удовлетворяется в ситуациях, когда ребенок проводит время с родителями, даже если активного общения в этот момент и не происходит — родители могут готовить еду, что-либо мастерить, читать, работать за компьютером, смотреть телевизор, разговаривать по телефону etc., а ребенок просто находится рядом с ними. Если эта потребность в целом удовлетворена, пусть даже не полностью, то ребенок оказывается в состоянии самостоятельно обеспечить себе переживания близости с родителем. Тогда посредством трансмутирующих интернализаций потребность интегрируется в зрелую самость. Если же потребность фрустрирована, т. е. удовлетворяется неадекватно — родители постоянно на работе, в командировке, где-то еще, — то человек вырастает ощущающим свою непохожесть на других людей, свою странность, отчужденность.

Когут считал, что потребность в альтер эго, так же как и другие потребности самости, может удовлетворяться в переносе в ходе психоаналитической терапии. Тогда происходят трансмутирующие (преобразующие) интернализации, что и позволяет достроить в терапии дефицитарные и деформированные структуры самости у нарциссических пациентов[131]. Такова модель психотерапевтического процесса, проводимого психоаналитиками, придерживающимися взглядов Когута и его психологии самости.

Вернемся к нашей Масяне. Она вполне может представлять собой объект самости, удовлетворяющий потребность в альтер эго. Масяня такая же, как большинство из нас: разговаривает на том же языке, так же неожиданно для себя напивается (мультфильм «Morgen»), так же покуривает травку (мультфильм «Radio»), так же мечтает (мультфильм «Dreams»), так же пугается на ночных улицах (мультфильм «Ded»), так же ездит в Москву (мультфильм «Moscow»), слушает ту же музыку (мультфильм «Splean»), живет в том же городе (мультфильм «Spb»).

Возникает половой вопрос: Масяня — девушка, а мультфильмы с удовольствием смотрят люди обоих полов — какое же тут может быть альтер эго для мужчин? Но как пишет о переносе альтер эго Майкл Кан, «он не всегда распространяется на терапевта того же пола, что и клиент»[132]. Тогда возникает следующий вопрос: насколько правомерны рассуждения о переносе применительно к восприятию произведений искусства вне контекста психоаналитической ситуации? К сожалению, иногда складывается впечатление, что некоторые из уважаемых коллег полагают, будто эта реакция, так же, как, впрочем, и контрперенос, и сопротивление, каким-то мистическим способом создается психоаналитической ситуацией, а не является психической универсалией. Однако еще в 1912 году Фрейд в статье «О динамике „перенесения“» подчеркивал: «Неверно, что во время психоанализа перенесение выступает интенсивней и неудержимей, чем вне его»[133]. Такую же точку зрения он высказал в «Лекциях по введению в психоанализ» (27 лекция «Перенесение») и затем в программной статье «По ту сторону принципа удовольствия» (1920 г.). Еще раньше, в 1909 году, Шандор Ференци в монографии «Интроекция и перенос» отмечал, что «реакции переноса возникают у невротиков не только в аналитической ситуации, но и везде… Такая расположенность существует у пациента, а аналитик является только катализатором»[134]. Джеймс Стрэчи, который перевел труды Фрейда с немецкого на английский язык, писал в 1934 году: «У каждого человека имеется определенное число неудовлетворенных либидинозных импульсов, и когда перед ним появляется новый человек, эти импульсы уже готовы прикрепиться к нему. Таким образом, перенос рассматривался как универсальное явление»[135].