Никита Благовещенский - Расчленение Кафки

• Название: Расчленение Кафки
• Автор: Никита Благовещенский
• Издательство: Гуманитарная академия
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-93762-083-5

Сборник статей известного петербургского психолога и психоаналитика Н. А. Благовещенского (1964–2007), многие из которых публикуются впервые, представляет собой попытку создания нового ракурса научного рассмотрения тех или иных проблем путем применения психоаналитической методологии на путях междисциплинарных штудий в различных гуманитарных областях.

Написанная легко и с достаточной долей юмора книга будет интересна как специалистам — психологам, литературоведам, социологам, политологам, так и всем, кто хочет глубже понять классическую литературу, а также процессы, происходящие в современном обществе.

---

Никита Александрович Благовещенский Расчленение Кафки. Статьи по прикладному психоанализу

Сад камней и дорога в Зазеркалье

Странное это занятие — писать предисловия к книгам, относящимся к такой специфической интеллектуальной традиции, как классический психоанализ.

Чувствуешь себя уличным зазывалой, заманивающим доверчивую публику потратить свое время на нечто, показавшееся тебе достойным людского внимания. Но ведь сколько людей, столько и мнений. Не говоря уже о том, что психоаналитические размышления — пища для ума предельно своеобразная, принять и переварить которую могут лишь очень немногие, специально к этому подготовленные читатели. К ним я и буду обращаться, попутно стремясь пробудить у случайного человека, взявшего в руки эту книгу, желание пройти такую подготовку, чтобы вкусить и от этих радостей, доступных в сегодняшней России далеко не каждому.

Никиту Благовещенского я знал много лет. Знал как многообещающего студента, как автора уникальных и беспрецедентных для России текстов (двух монографий, множества научных статей и популярных публикаций и т. д.), как соратника по ряду проектов (среди которых ежегодник «Russian Imago» и Всероссийская ассоциация прикладного психоанализа), как коллегу-преподавателя, курсы которого, такие, как, скажем, «Психоанализ педагогического процесса», исчезли с его уходом, поскольку были абсолютно уникальными.

Никита прожил недолгую, но интеллектуально очень весомую жизнь. И я не побоюсь сказать, что в этой жизни ему очень повезло, как, впрочем, и нам в жизни повезло с ним. В нужное время он оказался в нужном месте, и, что самое главное, оказался готов к этому. В просторечии такая ситуация как раз и называется предельным уровнем везения.

В истории каждой глобальной по своему духовному потенциалу интеллектуальной традиции, — а психоанализ, несомненно, следует отнести к таковым, — есть периоды, когда базовые идеи такой традиции подвергаются широкой экспансии, демонстрируя свою объяснительную мощь и интеллектуальную привлекательность. А бывают периоды, когда ведется менее яркая, но также необходимая кропотливая переработка этих броских идей в прикладные методики и их апробации. Как говорится, время разбрасывать камни, и время их собирать. Разбрасывать в порыве спонтанного самовыражения, не знающего преград и практических резонов, а собирать уже для строительства чего-то более простого и практичного, нужного обычным людям, потребителям, готовым принять построенное в свой обыденный мир и заплатить за это строителям.

Никита Благовещенский был героем как раз периода разбрасывания камней в российском психоанализе, периода «бури и натиска», когда возрожденная психоаналитическая традиция отстаивала свое право быть и считаться фундаментальным идеологическим основанием нового «неолиберального» мировоззрения целого поколения отечественных интеллектуалов. Нечто подобное в свое время, ровно сто лет назад, совершили отцы-основатели данной традиции — Зигмунд Фрейд и Карл Густав Юнг, переписка которых, а точнее, ее эмоциональный фон является своего рода камертоном, по которому настраивается на креативный подвиг каждый новый отряд первооткрывателей бессознательного.

Ощущение, описанное Фрейдом в «Тотеме и табу» как радость маленького ребенка, обнаружившего в темном лесу светлую поляну, полную прекрасных цветов и вкусных ягод, и желающего поделиться со всеми окружающими этим открытием, сегодня в российском психоанализе уже мало кто помнит. Период радостных открытий остался позади, наступило время сбора урожая и его планомерной утилизации. Изначальный период пленительной интеллектуальной игры и спонтанной самореализации, пришедшийся в России на 90-е годы прошлого века и на самое начало века нынешнего, теперь уже позади для всех нас. Кроме Никиты. Он же остался в нем навсегда и превратился в своего рода символ, напоминающий нам о том, что психоанализ — это не столько тяжелый труд, сколько высочайшего уровня наслаждение, редкая возможность относительно безнаказанного приобщения к радостям детской игры, размывающей границу между реальностью и творческой фантазией.

Чуть ниже мы поговорим об амбивалентности (двойственности) данного личностного символизма, а пока попробуйте, вдохновленные столь пафосным анонсом, прочитать работы, собранные под обложкой данной книги. Прочитайте, а потом продолжим наш разговор.

* * *

Ну что, прочитали?.. А кто сказал, что будет легко? Кто сказал вам, что на нашей поляне, уже порядком потоптанной поколениями адептов психоанализа, ягоды и цветы даются без труда, а значит, без радости и гордости от значимости и красоты свершенного? Вам странно слышать подобное? И все же это так.

Определенный труд мы с вами уже проделали. Давайте же не будем останавливаться на полпути и попытаемся достичь-таки обещанного мной позитива в эмоциональной и интеллектуальной областях.

Итак, что это было?

На первый взгляд, методичное до занудства прикладывание к различным сферам отечественной и квазиотечественной (эссе «Русский Кафка») культуры цитат из произведений классиков постфрейдовского (так называемого «современного») психоанализа, таких как М. Кляйн, О. Кернберг, X. Когут, X. Спотниц, Дж. Сандлер, Д. Рапапорт, Д. Ранкур-Лаферрьер и, особенно, Харольд Стерн, с которым Никиту связывали годы весьма продуктивного для него личного общения.

Нам сегодняшним, уже отвыкшим от цитатничества времен торжествующего марксизма-ленинизма, порой бывает непонятен смысл подобной, уже ставшей канонической, организации психоаналитического текста. А ведь этот смысл, будучи понятым, поражает своей простотой и глубинной обоснованностью.

Работа с бессознательным — личным или же коллективным — всегда представляет собой весьма рискованное занятие, связанное с намеренным отходом от почвы проективных иллюзий, называемых нами «реальностью», и вступлением на зыбкую поверхность эмоционально окрашенной и фантазийно преобразованной памяти, которую основоположник психоанализа Зигмунд Фрейд как раз и назвал «бессознательным», объявив его истинно и единственно реальным.

Соответственно, в отличие от реальности, бессознательное — это не поверхность, а среда, вязкая и агрессивная, в которой легко потерять ориентиры со всеми вытекающими из подобной дезориентации последствиями. Опора на реальность тут теряет свои несомненные для обыденной жизни преимущества, поскольку сама реальность суть защитный экран, отделяющий нас от бессознательного. Задача этого экрана — не допустить в период бодрствования ни малейшего контакта с бессознательным, контакта, пафосно названного Юнгом «нуминозным опытом», т. е. опытом общения с Божеством. И потому им можно смело пренебречь при реализации любой — как терапевтической, так и исследовательской — экспансии в бессознательное.

Так как же быть, как подступиться к бессознательному, на что опереться при работе в этих глубинах? Только на опыт предшественников, зафиксированный в их текстах. Поэтому цитаты из работ опытных психоаналитиков становятся своего рода путеводными вехами, обозначающими проторенные тропы в этой туманной зыби.

Но куда ведут эти тропы? Какова цель исследовательской экспансии в бессознательное? Цели эти каждый выбирает сам; но если отбросить все защитные иллюзии и рационализации, то цель всегда одна — познать самого себя, измениться на основе переживания этого знания и получить право и силу помогать другим при попытках совершения подобного рода изменений.

Никита Благовещенский выбрал один из самых сложных и одновременно самых красивых — как говаривал Фрейд, «королевских» — путей в бессознательное. Вешками классических цитат он обозначал пути не к своим глубинным проблемам и личным комплексам (по крайней мере, не в тех его аналитических материалах, которые нам сегодня доступны). Он посягнул на большее и попытался понять «русскость» как основу нашей коллективной идентичности; понять для того, чтобы дать нам всем возможность прочувствовать ее и коллективно измениться в режиме сопротивления этой идентичности. Вероятно, что идея позднего Фрейда о «терапии культурных сообществ», среди которых основоположник психоанализа выделял тройку самых дефектных ментальностей — еврейскую, русскую и североамериканскую — запала Никите в душу и дала вполне конкретные плоды.

«Русскость» он искал и находил в ее отражениях — в особенности организации наиболее значимых фрагментов реальности (среди которых наибольшее его внимание привлекала школа как базовая модель социализации бессознательного и реклама как форма его дрессуры), а также в работах выдающихся и довольно-таки специфических творческих личностей (среди которых опять же особым его вниманием пользовались М. Е. Салтыков-Щедрин, А. Белый, В. Ерофеев и Ф. Кафка).