Константин Бальмонт - Том 4. Стихотворения

• Название: Том 4. Стихотворения
• Автор: Константин Бальмонт
• Жанр: Поэзия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-904656-82-9, 978-5-904656-86-7

Константин Дмитриевич Бальмонт (1867–1942) – русский поэт-символист и переводчик, виднейший представитель Серебряного века. Именно с него начался русский символизм.

Стихи Бальмонта удивительно музыкальны, недаром его называли «Паганини русского стиха». Его поэзия пронизана романтичностью, духовностью, красотой. Она свободна от условностей, любовь и жизнь воспеваются даже в такие страшные годы как 1905 или 1914.

Собрание сочинений Константина Дмитриевича – изысканная коллекция самых значительных и самых красивых творений метра русской поэзии, принесших ему российскую и мировую славу. Произведения, включенные в Собрание сочинений, дают самое полное представление о всех гранях творчества Бальмонта – волшебника слова.

В четвертый том собрания вошли поэма «В раздвинутой дали», «Гимны, песни и замыслы древних», «Испанские народные песни» и «Марево».

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Российская Держава

Российская Держава,
  Где все твое величье?
Корабль твой старый «Слава»
    Разбит и утонул.
Твои войска бессильны,
Умы и души пыльны.
  Ты в топях безразличья.
    Твой блеск – далекий гул.

Российская Держава,
  Была ты первой в мире,
Страдая величаво
    В своих стесненных днях.
Но вот разъялись хляби,
И лик взяла ты рабий.
  Упившись в диком пире,
    Проснешься – вновь в цепях.

Российская Держава,
  Твой краткий сон – свобода.
Но кто желает права,
    Тот должен помнить долг.
А дикость своеволья
Лишь малый миг раздолья.
  Нет правды у народа,
    И голос воли смолк.

6 октября

Ворожба месяца

Месяц бледный ворожил рядами теней,
  Тень за тенью, призрак призраком гоним.
И какой-то бледный голос давних дней
  Говорил: «Убита птица дней, Стратим».
Тень за тенью проходила без конца.
  Всем родимая покоилась в гробу.
Возникали в миге – страх и зыбь лица,
  И творил холодный Месяц ворожбу.
Безглагольная раскинулась страна.
  Над безгласной, – злой и властный Чародей.
Но невольница смеялась, как весна,
  Что во сне провидит волю близких дней.
Безглагольная проснулась вдруг вся даль.
  Но невольница в весне не знала слов.
Праздник воли быстро вырастил печаль.
  От души к душе глубокий рухнул ров.
Звон возник, и обнял благовест всю ширь,
  Но мгновенно оборвалось пенье птиц.
И кривым крылом шарахнул нетопырь.
  И пошли гулять разбега огневиц.
Обезумленная пьяная раба
  С головы шальной отбросила венец.
Не согрелась на пожарище изба,
  Из разбоя не скуешь златых колец.
Тень за тенью. – Что ты сделал? – Я бежал.
  И чтоб совесть успокоить, я убил. –
Пред лицом врага он смирно-тих и мал,
  С беззащитной у него довольно сил.
Кровь за кровью. – Что ты сделал? – Я поджег.
  И под стоны я плясал, плясал, плясал. –
Разум всей страны глубоко занемог.
  Будет черным цвет, что был чрезмерно ал.
Птица вольности великая, Стратим.
  У нее от моря к морю два крыла.
Дни сожженные – слепой и едкий дым.
  Птица радости убита. Жизнь прошла.

6 октября

Седая ночь

Охватной ощупью ползет седая ночь,
Гася, то тут, то там, ликующие пятна
Последних пламеней, и тает безвозвратно
Древесных яхонтов живая узорочь.

Под утро встанет вихрь, и все их сбросит прочь.
Не верится, что май дышал здесь ароматно,
Что зацветал июнь, что август благодатно
Всем самоцветам дал играющую мочь.

Узорный дом молчит. Покой его могилен.
Воспоминания попрятались в углах.
Но крайней алости еще придет размах.

Синь-пламень дьявольский в сердцах незрячих силен
И красный ждет петух, чтоб вдруг завихрить страх.
Глазами круглыми уж с ним стакнулся филин.

8 октября

Упрекающему меня

Может быть, судить я вовсе недостоин,
Может быть, что гнев совсем не мой удел,
Сладкопевец я, создатель дум, не воин,
Штык не поднимал, в окопах не сидел.

Может быть, ты прав; Красивее величье,
Помнить высоту, и все прощать в других.
Быть как Океан, в пустыне безразличья
Накоплять волну, роняя в Вечность стих.

Нет, я не могу, в зеркало покоя,
Не смотрясь в него, роняю – вот – разбил.
Миллионы душ в тисках огня и зноя,
Петь, как раньше пел, сейчас нельзя, нет сил.

Не судить хочу, но только всею болью
Раненой души я должен восстонать,
Что постыден тот, кто к своему раздолью
Допустил врага, не защищая Мать.

Каждому из нас таинственная Пряха
Выпрядет удел. Но знаю лишь одно: –
В Море я тонул, не ощущая страха,
Океан решил – не взял меня на дно.

Смерти пожелав, измерил высоту я,
Ясный, падал вниз, бросая мир людской.
Рок так пожелал, что здесь напевы тку я,
Но пишу стихи я сломанной рукой.

Рок пошлет в огонь, – и ринусь я с размаха,
Ибо не пойму, как можно трусом быть.
Знаю острие единого лишь страха: –
Страшно низким стать, и сердце ослепить.

Так пойми же ты, что сердце в них слепое,
В тех, кто не хотел за свой вступиться Дом.
И они себя слепят еще и вдвое,
Отрекаясь быть с им посланным крестом.

12 октября

Кровь и огонь

И покажу чудеса на небе вверху,

И знамения на земле внизу…

Деяния Апостолов, гл. 2; 19

Кровь и огонь и курение дыма
Вам предвещали святые апостолы.
Вы оставались тупыми и черствыми,
Все предвещанья вменяя лишь в дым.
Чаша блаженства мелькнула – и мимо.
Ваша гортань от поджога палима.
Предали Мать. Над заветом седым
Пляшете, в дикие бьете тимпаны.
Бубните в бубны. Вы сыты и пьяны.
Мчится комета. За ней! Улетим!
Мы торжествуем. Смотрите: – Румяны.
Наши румяна нам бес приготовь.
Здесь мы румянимся в братскую кровь!

Или Луна не бывает кровавой
В час как из рощи выходит со славой?
Самое Солнце в своем терему
Разве не спит, все укутавшись в тьму?
Темны вы? Душу сильнее темните,
Красны вы? Тките кровавые нити.
Петлями белые шеи стяните.
Бубните в бубны, средь стынущих стран,
Миг торжества всем отступникам дан.

Только запомни, – ты стар или молод, –
Плата измены – презренье в веках.
В снежных равнинах крадется к вам голод,
Плахи взрастают в дремучих лесах.
С неба низвергнется огненный молот,
В пляшущем пляшет не песня, а страх.

Бездна разъятая ненасытима,
Прежде чем месть не восстанет на месть.
В хворост затоптана древняя честь,
В хворосте искра глубоко хранима.
Брызнет. Уж брызнула. Мертвые, мимо
Мнимо-живых, – посмотри, их не счесть, –
Вырвались. Мчатся. Их мощь нерушима.
Знаменье всем вам, вас сколько ни есть: –
Кровь и огонь и курение дыма.

28 декабря

В синем храме

И снова осень с чарой листьев ржавых,
Румяных, алых, желтых, золотых,
Немая синь озер, их вод густых,
Проворный свист и взлет синиц в дубравах.

Верблюжьи груды облак величавых,
Увядшая лазурь небес литых,
Весь кругоем, размерность черт крутых,
Взнесенный свод, ночами в звездных славах.

Кто грезой изумрудно-голубой
Упился в летний час, тоскует ночью.
Все прошлое встает пред ним воочью.

В потоке Млечном тихий бьет прибой.
И стыну я, припавши к средоточью,
Чрез мглу разлук, любимая, с тобой.

1 октября, 1920

Париж

Оттого

Отчего ты среди ликованья печален?
На полях, как и прежде, голубеет лен,
И качаются светы лесных прогалин.
– Оттого, что я с милой моей разлучен.

Отчего ты как осень томительно-скучен?
За разлукой свиданье – достоверный закон.
Много в мире есть рек, уводящих излучин.
– Оттого, что я слышу задавленный стон.

Отчего ж ты не веришь в творящие грозы?
За раскатами грома – зеленая новь.
– Оттого, что мне сердце обрызгали слезы,
Оттого, что мне в душу добрызнула кровь.

8 октября

Из ночи

Я от детства жил всегда напевом,
Шелестом деревьев, цветом трав,
Знал, какая радость, над посевом,
Слышать гул громов и шум дубрав.

Видеть честность лиц, когда упруго
Жмет рука надежную соху.
Слышать, сколько звуков в сердце друга,
Волю мчать по звонкому стиху.

В поле ячменей светловолосых
Видеть знак достойного труда.
Путь иной – ходить в кровавых росах,
Знак иной – багряная звезда.

Час иной – когда все люди звери,
И от сердца к сердцу нет дорог.
Я не знал, какой дождусь потери,
Этого предвидеть я не мог.

Я не знал, что все дожди не смоют
Ржавчины, упавшей на поля,
Люди строят, духи тоже строят,
В мареве родимая земля.

Я смотрю на ночь из кельи тесной,
Без конца проходят облака.
Где мой день святыни благочестной?
Где моя прозрачная река?

Я смотрю на мир в окно чужое,
И чужое небо надо мной.
Я хочу страдать еще хоть вдвое,
Только б видеть светлым край родной.

Слышу, в сердце лед разбился звонко,
Волны бьются, всплески жадоб для.
Мать моя, прими любовь ребенка,
Мир тебе, родимая земля.

Узник