Владимир Наджафов - Пакт, изменивший ход истории

• Название: Пакт, изменивший ход истории
• Автор: Владимир Наджафов
• Издательство: Новый Хронограф
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-94881-243-4

Дважды на протяжении полувека — в 1939 и 1989 годах — международные последствия пакта о ненападении, заключенного между СССР и Германией 23 августа 1939 года, были наглядно-взрывными с последующим критическим ускорением хода событий и сменой де-факто вектора мировой политики. В первый раз — когда пакт, одномоментно и круто изменив баланс сил в Европе, укрепил Гитлера в решимости напасть на Польшу, что ознаменовало начало Второй мировой войны. Во второй раз наследие советско-германского пакта шумно сказалось в 1989-1991 годах после признания советской стороной — впервые, публично, на весь мир — факта подписания секретного протокола к пакту о «разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе» и объявления всех секретных договоренностей с Германией недействительными с момента их подписания. Это привело к еще одной структурной перестройке международных отношений, вызвав развал Советской империи и самого СССР.

В книге рассматриваются различные аспекты проблемы происхождения и природы Второй мировой войны с акцентом на фактор классово-имперской политики сталинского Советского Союза, включая как непосредственные, так и долгосрочные историко-геополитические последствия советско-германского пакта. Она основана на широкой документальной базе, в частности — на материалах архивов России и США.

---

Конечно, не раздраженный сталинский комментарий на призыв английской прессы к сотрудничеству против Гитлера стал причиной увольнения М.М. Литвинова, еврея по национальности, слухи о грядущей отставке которого циркулировали с начала 1938 г. и к которому Сталин давно относился с большим подозрением. Но показательно совпадение во времени смещения Литвинова и зафиксированное архивным документом подлинное отношение Сталина к своим собственным призывам «к неустанной борьбе за мир». Как пишет отечественный автор М.И. Мельтюхов о периоде 1939–1941 гг., «так называемая “миролюбивая внешняя политика СССР” являлась не более чем пропагандистской кампанией, под прикрытием которой советское руководство стремилось обеспечить наиболее благоприятные условия для сокрушения капитализма военным путем»{641}.

На посту народного комиссара иностранных дел СССР М.М. Литвинова сменил В.М. Молотов, излюбленная тема бесед которого с Ф. Чуевым, записанных в 1969–1986 гг., — тема противостояния СССР и стран Запада{642}. Поражает в этих «беседах» вызывающая открытость, с которой Молотов, демонстрируя прежний, с довоенных времен, сталинский подход, пространно говорит о своем враждебном отношении к капиталистическому Западу. Не потерял он и большевистского настроя сокрушителя старого мира. Незадолго до своей смерти Молотов говорил об особой склонности русских людей к «размаху» в делах, к драке «по-настоящему», а отсюда: «социализм — так в мировом масштабе… Особая миссия»{643}. Таковы были взгляды на мир человека, которого называли «наиболее близким другом и ближайшим соратником Сталина».

Советская пропаганда внушала массам, что будущая война с врагами будет справедливой войной за освобождение от фашизма порабощенных народов, при активной поддержке ими наступающей Красной Армии. На военно-патриотической волне, захлестнувшей страну{644}, с книгой «Первый удар. Повесть о будущей войне» выступил Н. Шпанов (писатель, получивший позднее скандальную известность романом «Поджигатели»), Первоначально книга была отклонена Главлитом (цензурой) как «беспомощная» в художественном отношении{645}. Беда была не в бездарности этой повести, вспоминал писатель К. Симонов, а в том, что она была издана «полумиллионным тиражом и твердой рукой поддержана сверху»{646}. Надо ли говорить, чья это была «твердая рука»?

Повесть живописала начало победоносной для СССР войны против Германии. Страшен для врага «первый удар» — ответный, уже к исходу первого часа войны, удар сотнями новейших скоростных советских бомбардировщиков по немецким тыловым военно-промышленным объектам. Рабочие-антифашисты помогают советской воздушной армаде, подавая световые сигналы. При вступлении на территорию врага советских армий «по взбудораженной, вздыбленной Европе» приходят в движение антифашистские массы. Описаны «волнующие сцены» пролетарских братаний. В журнале «Большевик» писатель Всеволод Вишневский, назвавший повесть «удачной», завершил свою рецензию так: «Она увлекательно говорит о том, какой будет справедливая война советского народа против агрессоров, — война, смертельная для врагов социализма»{647}. Чем не предтеча версии «Ледокола» В. Суворова о сталинской подготовке к «освободительной» наступательной войне?

Какие практические выводы следовали из сталинской оценки периода сентября 1938 — марта 1939 г. как времени фактического начала «второй империалистической войны»? Приложить все силы к тому, чтобы остановить войну, не дать ей перерасти, вновь используя сталинскую оценку перспектив мира, в «войну всеобщую, мировую»? Или, наоборот, не мешать, а может, и поощрить междоусобную схватку в самом «враждебном капиталистическом окружении», памятуя ленинское определение империалистической войны как «кануна социалистической революции»? Стоит задаться такими вопросами, как многое проясняется.

Линию советской внешней политики, далекую от цели защиты всеобщего мира, продолжил советско-германский пакт о ненападении от 23 августа 1939 г., одномоментно и круто изменивший баланс сил в Европе в пользу нацистской Германии. Заключение пакта означало, что содержанием провозглашаемой советской политики мира было сохранение страны вне войны постольку, поскольку это отвечало классово-имперским интересам большевистского руководства Советского Союза. Сошлемся хотя бы на преамбулу советско-германского пакта, который стороны подписали, руководимые желанием укрепления дела мира «между СССР и Германией». И не более того — только между этими двумя странами. Принятая в договорах подобного рода ссылка на их соответствие интересам сохранения всеобщего мира в пакте отсутствовала.

Газета «Правда», публикуя текст советско-германского пакта с его ясным указанием на желание сторон пакта сохранить в мире именно и только двусторонние отношения, одновременно в передовой статье попыталась смягчить то негативное впечатление, которое пакт должен был неминуемо произвести на мир, ожидавший скорой вооруженной развязки польско-германского конфликта с предсказуемым вовлечением в него Англии и Франции. По мнению газеты, договор о ненападении представлял собой «инструмент мира, призванный не только укрепить добрососедские и мирные отношения между СССР и Германией, но и служить делу всеобщего укрепления мира»{648}. Объяснений, каким образом пакт мог послужить делу всеобщего мира, газета не давала. Буквально через несколько дней, с началом всеобщей войны в Европе, это уже стало излишним.

Но вопрос о том, что в это время могло действительно послужить интересам всеобщего мира, остается актуальным для изучающих историю. Сразу приходится констатировать, что пакт не ослабил, а, наоборот, укрепил положение Гитлера внутри и вне страны. Благодаря пакту со Сталиным, снявшим с повестки дня военную угрозу с востока, немецкий фюрер предстал перед своим народом как национальный лидер, умело ведущий государственные дела. Отныне ничто не мешало германскому нацизму приступить к ускоренной реализации его завоевательных планов.

История повторилась. Сталин снова пришел на помощь Гитлеру со всеми вытекающими отсюда пагубными для всеобщего мира последствиями. Первый раз это случилось, когда решалась судьба Веймарской республики, когда Германия стояла на перепутье. Вот что писал физик академик Е.Л. Фейнберг в статье «Что привело Гитлера к власти? И кто?». В условиях поиска выхода из острого внутреннего кризиса в Германии «в развитие событий неожиданно вмешался мощный внешний фактор, качнувший чашу весов в определенную сторону: в Советском Союзе развернулась сплошная коллективизация со всеми сопутствовавшими ей ужасами…». Но дело не ограничилось отталкивающим примером репрессивных методов советской внутренней политики. Не менее важным было то, что в столь решающий момент левые силы в Германии были расколоты из-за вето Москвы на сотрудничество немецких коммунистов с социал-демократами, которых Сталин называл «социал-фашистами». Сталин, пришел к выводу Е.Л. Фейнберг, «своей безумной внутренней политикой… а также непостижимой изоляцией немецкой компартии от других левых сил… объективно открыл Гитлеру путь к власти, толкнул, прежде всего, все крестьянство, а также другие средние слои в его объятия и тем самым спровоцировал вторую мировую войну»{649}.

В коммунистической историографии одно время было распространено мнение о том, что немецкий фашизм стал ответом на советский коммунизм — попыткой мировой реакции остановить поступательное движение социализма. На самом деле, если и можно считать немецкий фашизм (нацизм) ответом на коммунизм, то только в том смысле, что это был ответ на негативный опыт строительства социализма в СССР. Так германская нация, давшая миру основателей научного социализма, оказалась в плену бесчеловечной идеологии национал-социализма.

Подлинной, то есть реалистичной, действенной советской мирной программы и не могло быть. Для Сталина и деятелей его окружения вопрос о войне и мире сводился к одному — как оттянуть войну с капиталистами, которая «неизбежна», оттянуть до благоприятного, выгодного для СССР исторического момента.

Именно в такой связи историки выделяют выступление Сталина в январе 1925 г. на пленуме ЦК ВКП(б), о котором стало известно лишь с публикацией очередного тома его Сочинений почти тридцать лет спустя. Заявив, что «новая война не может не задеть нашу страну», Сталин продолжил: «… Если война начнется, то нам не придется сидеть, сложа руки, — нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашу весов, гирю, которая могла бы перевесить»{650}.

Любопытные вещи обнаружил К. Закорецкий, работая над архивными материалами пленума ЦК ВКП(б), на котором выступал Сталин с этими откровениями. Как оказалось, выступление Сталина не было включено в стенограмму пленума, а всплыло лишь в связи с публикацией 7-го тома его Сочинений. Причем с правками, смягчавшими сталинские откровения. Так, перед словами «если война начнется…» была вставлена фраза: «Наше знамя остается по-старому знаменем мира, но…». В другом случае, говоря о революционных силах на Западе, которые «могут привести к тому, что кое-где они сковырнут буржуазию» было вычеркнуто продолжение фразы: «но удержаться им без нашей помощи едва ли удастся»{651}.