Владимир Наджафов - Пакт, изменивший ход истории

• Название: Пакт, изменивший ход истории
• Автор: Владимир Наджафов
• Издательство: Новый Хронограф
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-94881-243-4

Дважды на протяжении полувека — в 1939 и 1989 годах — международные последствия пакта о ненападении, заключенного между СССР и Германией 23 августа 1939 года, были наглядно-взрывными с последующим критическим ускорением хода событий и сменой де-факто вектора мировой политики. В первый раз — когда пакт, одномоментно и круто изменив баланс сил в Европе, укрепил Гитлера в решимости напасть на Польшу, что ознаменовало начало Второй мировой войны. Во второй раз наследие советско-германского пакта шумно сказалось в 1989-1991 годах после признания советской стороной — впервые, публично, на весь мир — факта подписания секретного протокола к пакту о «разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе» и объявления всех секретных договоренностей с Германией недействительными с момента их подписания. Это привело к еще одной структурной перестройке международных отношений, вызвав развал Советской империи и самого СССР.

В книге рассматриваются различные аспекты проблемы происхождения и природы Второй мировой войны с акцентом на фактор классово-имперской политики сталинского Советского Союза, включая как непосредственные, так и долгосрочные историко-геополитические последствия советско-германского пакта. Она основана на широкой документальной базе, в частности — на материалах архивов России и США.

---

Взятую классовую линию в вопросе всеобщего мира тогда же подтвердил IV Чрезвычайный Всероссийский съезд советов. В послании президенту США В. Вильсону окончание мировой войны съезд связал с ожиданием, что «недалеко то счастливое время, когда трудящиеся массы всех буржуазных стран свергнут иго капитала и установят социалистическое устройство общества, единственно способное обеспечить прочный и справедливый мир, а равно культуру и благосостояние всех трудящихся»{619}.

Ленинский Декрет о мире примечателен тем, что определил на обозримое будущее советский подход к проблеме войны и мира. Отныне этот подход отражал всего лишь особенности восприятия мировых реалий высшим партийно-государственным руководством новой, советской России. Право судить о том, быть войне или миру, оно оставляло за собой, мало считаясь с другими мнениями и отвергая предложения миролюбивого характера, откуда бы они ни исходили.

Сбывались марксистские предсказания о том, что коммунизм привнесет в международные отношения абсолютно новые принципы, иные, чем прежде, формы и методы дипломатии. Для внешней политики советского государства стало характерным обращение через головы правительств к «трудящимся массам», постоянное стремление увязать актуальные международные проблемы с проблемами социальными, что зачастую исключало практическое решение и тех, и других. Оправдывая свою классовую позицию в мировых делах, советские руководители постоянно заявляли, что внешняя политика Советского Союза якобы отвечает «коренным интересам» народов всех стран. Сталин часто прибегал к этому пропагандистскому приему, добавив его к своим макиавеллистским методам достижения классово-имперских целей.

Разве не показательно, что в период между двумя мировыми войнами в Советском Союзе не было подлинно массового антивоенного движения? Его подменяла партийная пресса, публикации которой едва ли можно считать голосом общественности. Митинги и собрания на местах, призванные продемонстрировать народную поддержку «миролюбивой» советской внешней политики, с лозунгами и резолюциями, заранее подготовленными и одобренными свыше, организовывались исключительно подконтрольными партии профсоюзами и общественными организациями.

Перенесение в сферу международных отношений классового начала означало, что провозглашение Советским Союзом миролюбивых целей в лучшем случае было тактическим приемом. Еще в связи с заключением Брестского мира в марте 1918 г. VII съездом РКП(б) было принято секретное постановление (отмененное после 1970 г.): «Съезд особо подчеркивает, что Центральному комитету дается полномочие во всякий момент разорвать все мирные договоры с империалистическими и буржуазными государствами, а равно объявить им войну»{620}. Слишком долго (до 1934 г.) СССР оставался вне Лиги наций, воплощавшей идею коллективной безопасности. Для Сталина Лига наций была органом, призванным своей «болтовней» о мире и разоружении обманывать массы и служить как «инструмент прикрытия» подготовки новых войн{621}. Призывая к борьбе за мир, сталинский Советский Союз в то же время видел глубинные причины войны в самой системе капитализма, в антисоветской политике капиталистических государств. Большевики не столько думали о сохранности всеобщего мира, сколько о том, как бы подготовить свержение буржуазных правительств революционным насилием. Марксистско-ленинский постулат о необратимой, исторически обусловленной смене общественно-экономических формаций, якобы неизбежно ведущей к победе коммунистической формации, безраздельно господствовал в советском менталитете.

Заявив на XV партийном съезде (1927 г.) устами Сталина о крахе «буржуазного пацифизма и Лиги наций»{622}, советское руководство публично продемонстрировало крайнее недоверие не только к любой дипломатической акции капиталистических стран миролюбивой направленности, но и к мирным инициативам, источником которых были господствовавшие в Эру пацифизма 20-х годов антивоенные настроения зарубежной общественности. Чтобы отвергнуть такие акции и инициативы, достаточно было навесить на них ярлык «буржуазного пацифизма».

Пацифизм, распространившийся в Европе после Первой мировой войны, никогда не приветствовался в СССР, правители которого высмеивали его как «маниловщину». Пацифистская идея «неделимости мира», ставшая основой поисков путей коллективной безопасности, родилась из опыта мировой войны. Его подытожил главный редактор 150-томной «Экономической и социальной истории первой мировой войны» профессор Колумбийского университета (Нью-Йорк) и деятель антивоенного движения США Дж.Т. Шотвелл, писавший, что «война между высокоиндустриальными странами по самой своей природе является интернациональной, а не просто войной двух сторон; она распространяется подобно инфекции и перестает быть контролируемым орудием политики»{623}.

По расхожим партийно-политическим клише расценивалась в СССР идея многостороннего Всеобщего договора об отказе от войны от 27 августа 1928 г. (Пакт Бриана- Келлога — по именам его инициаторов: министра иностранных дел Франции и государственного секретаря США), участники которого — а ими стали 55 государств, за исключением четырех латиноамериканских, — декларировали от имени своих народов, «что они осуждают обращение к войне для урегулирования международных споров и отказываются от таковой в своих взаимных отношениях в качестве орудия национальной политики»{624}. Народный комиссар иностранных дел СССР Г.В. Чичерин интерпретировал ход переговоров о заключении пакта (от чего советская дипломатия была отстранена) как ясное доказательство того, что пакт «есть составная часть подготовки войны против СССР»{625}. Столь тяжкое обвинение в адрес западных стран строилось на том, что обсуждаемый проект пакта предполагал сохранение существующих в Европе договорных систем, которые не устраивали Кремль как противника Версальского порядка. Не устраивали, в частности, договоры, связывавшие Францию с Польшей и Румынией, к которым СССР имел территориальные претензии (стремление установить границу с Польшей по «линии Керзона», вернуть утраченную в Первой мировой войне Бессарабию, а заодно и Прибалтику). Советским людям внушалось, что пакт представляет всего лишь «пацифистскую чечевичную похлебку»{626}.

Хотя с самого начала переговоров о пакте его инициаторы, Франция и США, заявили о том, что пакт будет открыт для присоединения всех государств, включая СССР, для советской стороны этого было мало. Действуя через «дружественную» Веймарскую Германию, она откровенно выказала интерес к «политической стороне вопроса», упирая на свой статус «одной из великих держав»{627}. При этом преследовалась прагматическая цель укрепления международных позиций СССР в условиях разрыва англо-советских отношений и опасной напряженности во взаимоотношениях с Польшей. Еще одной советской целью было воспользоваться переговорами о пакте для того, чтобы попытаться завязать дипломатические отношения с США, упорно отказывавшимися от признания Советского Союза.

Все же стараниями Н.И. Бухарина и М.М. Литвинова, вопреки оппозиции Г.В. Чичерина и «других видных советских лидеров», СССР присоединился к пакту{628}. В своем ответе на приглашение присоединиться к пакту (переданному через французского посла в Москве в день его подписания), советское правительство признало, что «объективно пакт накладывает известные обязательства на державы перед общественным мнением…»{629}. Более того, Советский Союз, преследуя сугубо пропагандистские цели, стал первым государством, ратифицировавшим пакт. По его предложению, сделанному соседним странам, 9 февраля 1929 г. был подписан Московский протокол о досрочном введении в силу обязательств пакта Бриана-Келлога между СССР, Польшей, Румынией, Эстонией и Латвией, не дожидаясь его общей ратификации.

Но именно СССР стал первым государством, нарушившим моральные обязательства по этому пакту в пограничном вооруженном конфликте с Китаем в том же 1929 г. В разгар конфликта Сталин считал необходимым перейти от отрядов, посылаемых в Манчжурию «для выполнения отдельных эпизодического характера заданий» к организации там «повстанческого революционного движения», главным образом силами китайцев, и «установить революционную власть». Он остался доволен перенесением военных действий на территорию Китая, тем, что «здорово их попугали наши ребята из Дальневосточной армии». И все это, по его словам, не противоречило международному праву{630}. Когда в декабре 1929 г. США, Англия и Франция, поддержанные рядом других государств, обратились к правительству СССР с призывом выполнить «свои священные обещания» по пакту Бриана-Келлога для мирного урегулирования советско-китайского пограничного конфликта, они натолкнулись на решительный отказ. В советском ответе обращение трех западных держав оценивалось как «акт недружелюбия» и ничем не оправданное вмешательство в двусторонний конфликт{631}. Сталин так высказался о советском ответе западным странам: «Америку с Англией и Францией с их попыткой вмешательства довольно грубо отбрили… Пусть знают большевиков!»{632}. Для сталинского руководства обязательства по пакту Бриана- Келлога на самом деле не имели никакой ценности.