Октавиан Стампас - Семь свитков из Рас Альхага или Энциклопедия заговоров (Тамплиеры - 6)

• Название: Семь свитков из Рас Альхага или Энциклопедия заговоров (Тамплиеры - 6)
• Автор: Октавиан Стампас
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Мне не известно, на чьей стороне справедливость, - решился я ответить-таки на тот, пятый, вопрос.

- Вы, монсиньор, хотите встать на место Господа Бога? - с заметной горечью усмехнулся старец. - Скажу я вам, почему вы решились вновь вернуться на священную дорогу. Вовсе не великая миссия посланника тешит вашу гордыню. Вам хочется во что бы то ни стало узнать, какого вы рода, кто ваши родители и каким именем нарекли вас по рождению. Вы стали печься о своем наследстве и - только о своем собственном наследстве.

И так-то моя плоть вся дрожала от холода, а теперь холод и вовсе пробрал меня до самого мозга костей. В словах старца заключалась страшная истина.

- Не кайтесь, монсиньор, - вдруг ласково проговорил могильный пророк. Не тратьте времени и сил на то, что предназначено для невежд. Мой вам совет: раз вы по своей воле вернулись на Путь, то пока забудьте о себе и попробуйте всею душою и всем разумением своим попечься о наследстве Истины.

- Что я должен делать? - покорно спросил я, опять принявшись мелко стучать зубами.

- Вы должны делать все по порядку, монсиньор, - ответил старец. Сначала вы должны различить цвета: белый и черный. Мое же предназначение пока состоит только в том, чтобы послужить вашему спокойствию: обогреть и накормить вашу милость.

И владыка города мертвых повел меня прочь от буйного веселья, попиравшего "камни покаяния" и прах человеческий.

- Любопытно, однако, узнать, в чем предназначение того, кого послали во Францию вместо меня? - спросил я старца, ступая шаг в шаг за ним между могильных камней.

Старец на миг остановился, и я заметил, что капюшон качнулся влево, а потом - вправо.

- Никто не может заменить посланника, ибо второго Удара Истины нет, услышал я его голос. - Вас либо обманули, либо тот, кто следовал во Францию по тому же самому пути, предваряя вас, имеет иное предназначение.

Ничего большего старец мне не сказал.

Едва мы углубились в лабиринт надгробий, как уже достигли небольшого склепа, из дверей которого мне в лицо дохнуло самое что ни на есть живое тепло обычного людского жилища.

Приняв приглашение, я ступил внутрь и увидел жаровню с ярко-красными углями, скромную трапезу на низком столе и лежанку, покрытую несколькими шерстяными одеялами.

Не успел старец закрыть за собой дверь, как раздалось хлопанье крыльев, и у него на плече появилась ворона, державшая в клюве свиток с завещанием флорентийского тамплиера.

- О, Карл! Ты-то всегда поспеваешь вовремя! - весело воскликнул старец, словно бы мне в упрек.

Он вытащил свиток из клюва своего верного слуги, еще раз, нахмурившись, прочел про себя завещание, а затем, вздохнув, бросил свиток на раскаленные угли. Свиток, потрескивая, стал коробиться и вдруг вспыхнул весь разом, за пару мгновений превратившись в призрачный серый иней, покрывший угли.

- Пусть так же быстро и легко сгорят все его грехи, - сказал старец, а затем обратился к птице: - Карл, ты заслужил начать трапезу первым.

Ворона тут же слетела с его плеча, ухватила с блюда одну из лепешек и, важно отойдя на край стола, принялась ее расклевывать.

- Теперь, вслед за Карлом Великим, можем приступить и мы, - сказал старец, и ничего лучшего для дальнейшего познания Истины, я, признаться, не смог бы придумать в тот час.

Простая гороховая похлебка воодушевила меня более самой вдохновенной проповеди, горячее вино властно повелело моей крови растаять и снова бежать по жилам, и, наконец, я, приняв все происшедшее за самые благоприятные знаки Провидения, стал вытирать со щек побежавшие по ним слезы умиления.

- Монсиньор, готовьтесь провести нынешнюю ночь в компании мертвецов, сказал старец, замечая перемену в моих взглядах на жизнь. - Опасаюсь, что торговец Боккаччо будет сердится на вас за то, что вы более не сможете принять его приглашение. Отлучаться нельзя, ведь черный или белый конь может появится в любое мгновение, однако ожидание может продлиться долго.

- Я терплю и смотрю, - ответил я старцу, вспомнив кое-что важное из своей румской жизни.

- Крепкие слова, - довольно проговорил старец.

Ни в эту ночь, ни в последующую восставшие из гробов тамплиеры так и не появились за нашим столом, и мне в душу стало закрадываться подозрение, что толпа плясала вовсе не с масками, а с настоящими скелетами. Впрочем, вопросов по этому поводу я решил своему новому "Вергилию" не задавать.

За два дня и две ночи, которые я провел в склепе, едва ли не безотрывно глядя в маленькое зарешеченное окошко, старец появлялся всего два раза, принося еду и новые угли. Он не произносил ни одного слова, и только его ученая ворона, сидевшая у него на плече, трескуче каркала, как только он ступал на порог:

- Откройте двери! Пришел Кар-рл Великий!

В продолжение двух дней из-за надгробных плит доносились до склепа веселые крики и песни, и я думал, что старец снова и снова учит горожан радоваться жизни, объявляя их святыми, освобожденными от всякого страха.

В третий день на кладбище Невинноубиенных младенцев стояло вполне законное для такого места безмолвие.

Чутье подсказывало мне теперь, что именно в третий день должно наконец нечто произойти. С утра до сумерек я до боли в глазах всматривался в туманную пелену, пропитавшую весь эфир от земли до небес, и вот, когда пелена потемнела, я, на миг пред тем отвернувшись и взглянув на алые уголья, заметил посреди темноты белое пятнышко, как бы медленно опускавшееся с небес.

- Белый конь! - невольно прошептал я и, выскочив из склепа, тут же произнес эти слова в полный голос: - Белый конь!

- Монсиньор, вы уже видите белого коня? - изумленно спросил старец, словно бы выросший рядом со мной из-под могильной плиты. - Я чувствую, как под ногами отдается стук копыт, однако всадники еще далеко, их много, а перед нами еще немало глухих стен.

Одно, два, три белых пятнышка трепетали в сумраке перед моими глазами.

- Белые кони! - пробормотал я и потряс головой, пытаясь отделаться от наваждения.

Пять, десять - и уже сотня белых коней приближалась ко мне со всех сторон, легко и бесшумно опускаясь с небес.

У меня закружилась голова, и я едва не повалился на камни, но маленький могильный царь оказался цепким и сильным: он удержал меня на ногах.

- Успокойтесь, монсиньор, - ласково проговорил старец, жесткими пальцами вцепившись в мой локоть. - Вы видите то, что не было запечатлено даже в той памяти, какая была у вас отнята.

Мириады пушинок опускались с небес, покрывая надгробия легкой и приятной для глаз белизною. Я поднял к небу лицо, и белый пух стал опускаться на мой лоб и на щеки, и я чувствовал короткие и холодные прикосновения и думал вовсе не о кладбищенском холоде, а о моей дорогой Фьямметте. Так нежно прикасались к моему лицу раньше только ее прохладные пальцы. Старец ошибся: моя память уже запечатлела нечто очень важное, с чем можно было бы теперь сравнить любое новое, приятное для чувств явление и что, как мне казалось, уже нельзя было отнять у меня никаким, даже самым сильным колдовством. Я невольно провел рукой по лицу и увидел на своей ладони капли простой воды.

- Дождь, - сказал я. - Простой дождь, только падающий на земли из более высоких и чистых сфер.

В ответ на мои слова старец усмехнулся и кивнул. Потом он грустно вздохнул, обводя рукой бескрайнее белое порывало, лежавшее на земле и могильных плитах, и тихо проговорил:

- Великий плащ Ордена. Он покрывает землю и внезапно исчезает вновь. Подобно росе.

- Белый конь! - содрогнувшись, прошептал я, ибо теперь действительно увидел в сумраке приближавшегося всадника на белом коне. - Вот он!

Над всадником тяжело покачивалась на высоком древке орифламма, а следом двигалась едва различимая в темноте многочисленная свита.

- Белый конь! - прошептал старец. - У вас счастливый глаз, монсиньор! Сам король Франции по своей монаршей воле явился в гости к мертвецам! Добрая примета, монсиньор! Теперь нам следует выйти к нему навстречу.

Обогнув полдюжины надгробий, мы втроем с Карлом Великим выступили к "камням покаяния" и остановились у россыпи костей и черепов, покрытых "великий плащом Ордена". Перед нами остановилась целая армия во главе с королем. Облака пара клубились над нею.

Спешу заметить, что к такой важной встрече я уже успел нарядиться, как и старец, в черный макабрский балахон, подпоясанный алой тесьмой, а потому просторный капюшон позволил мне без опаски разглядеть короля, укутанного в пурпурный плащ с горностаевой оторочкой.

Надо мной в седле возвышался довольно одутловатый человек более, чем средних лет, с округлым, бледным и очень гладким лицом. Именно за правильность черт, за редкостную чистоту и гладкость кожи повелителя Франции Филиппа можно было бы назвать красивым. Впрочем, некое совершенство восполняли и его волосы, которые густыми, прихотливо вьющимися прядями выбивались из-под высокой шапки из черного меха. Королевские скулы довольно сильно выпирали, еще больше сглаживая кожу на лице, однако же при том как бы уменьшая королевские глаза, как бы защищая их от излишнего внимания со стороны. Необычайной остроте взгляда, вероятно, и должны были соответствовать только такие, небольшие и защищенные скулами глаза, подобные небольшим бойницам для самой коварной арбалетной стрельбы. Остается добавить только, что все движения короля были медлительны; медлительным было и его дыхание, и, в отличие от резвого пара, вырывавшегося из конских ноздрей и ноздрей королевских подданных, жизненный пар короля вытягивался ленивой струйкой из крохотного отверстия между его губами. Мне показалось, что король Франции, несмотря на явное коварство и явную хитрость, должен быть весьма спокойным и рассудительным человеком.