Иван Стаднюк - Люди не ангелы

• Название: Люди не ангелы
• Автор: Иван Стаднюк
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Предложение Ганны собрание встретило с резвым энтузиазмом:

- Святая правда!

- Пропивают колхоз!

- Лошадей у них не допросишься, а на матюги не скупятся!

- Все в поле работают, а они в лавке горилкой очи заливают!

- Переизбрать правление, и точка!

Хотя было утро, в рощу заползал августовский зной, дышавший смольным духом сосны. Степан расстегнул воротник френча и поднял руку над головой, требуя тишины. Собрание постепенно утихомирилось.

- Раз имеется предложение переизбрать правление колхоза, надо голосовать. Кто за это предложение?..

Степану не дали договорить: дружно взметнулись руки, и над собранием пронесся вздох облегчения.

Низко склонились головы членов правления. А пунцовое до этого лицо сидящего в президиуме Фомы Якименко покрылось бледностью.

- Принимается! - спокойно подытожил в наступившей тишине Степан.

Люди напряженно смотрели в знакомое лицо председателя райисполкома, не веря, что действительно случится то, о чем кричали они, подогретые дерзким предложением Ганны.

Дальше собрание пошло гладко. Вначале приняли в члены артели Свирида Саврасовича Шестерню. Затем проголосовали за освобождение от должности председателя Саввы Мельничука. А после того как Шестерня рассказал свою автобиографию, единогласно избрали его председателем.

Наступило время решать второй вопрос. Степан взял в руки список членов правления колхоза, прокашлялся. В это время сзади, на сосне, повис дятел, и вдруг раздался его гулкий стук о ствол дерева.

- Войдите! - откликнулся Степан и оглянулся на сосну.

Собрание взорвалось хохотом, вспугнув дятла и наполнив рощу стонущим эхом. Октавистыми басами гагакали мужики, стеняще повизгивали женщины.

Степан растянул губы в улыбке, и было непонятно, пошутил ли он с дятлом или откликнулся на его стук по привычке.

- Зарапортовался, - покачал он головой, хитровато усмехаясь.

Когда с трудом была водворена тишина, Степан, всматриваясь в просветленные смехом лица колхозников, произнес:

- Приступаем к переизбранию членов правления, - и, поднеся к глазам список, зачитал: - "Якименко Фома Кондратьевич!.." Прошу выдвигать мотивы, по которым ставится вопрос о выводе его из состава правления. Кто, товарищи, просит слова?

Собрание молчало.

- Ну, так что же? - Степан смотрел на людей вопросительно и чуть насмешливо. Он-то хорошо знал, что если в претензиях к правлению колхоза и есть доля правды, все-таки именно члены правления первыми разглядели бесхозяйственность и нечестность Саввы Мельничука и поставили перед районом вопрос о его замене.

- Горилку хлещет Фома! - неуверенно выкрикнула Югина.

- Он же за свои гроши пьет! - без промедления сердито возразил Кузьма Лунатик.

- И в свободное время! - веско добавил кто-то.

- Раз государство гонит горилку, пить ее не грех! - глубокомысленно заключил Сильверст Рябоштан - древний старик, морщинистое лицо которого было темным, как перезимовавший под снегом дубовый горбыль.

- Так какие будут предложения? - Степан раздумчиво всматривался в лица кохановчан.

- Пусть работает! Оставить в правлении! - назидательно изрек Кузьма, будто определяя меру наказания Фоме.

И собрание, вогнав Фому Якименко в холодный пот, единодушно проголосовало (включая Югину и Ганну) за то, чтобы оставался он на своем посту.

- Так дело не пойдет, - твердо произнес свою первую, уже председательскую, фразу Свирид Саврасович Шестерня и стал за столом рядом со Степаном Григоренко.

Свирид Саврасович, наверно, и сам не догадывался, что фраза его прозвучала многозначительно. Действительно, надо было по-иному ставить колхозные дела. И Шестерня заговорил уверенно и строго:

- Я - потомственный крестьянин, хоть и звенит в моей фамилии железо. Один из моих предков произвел на свет белый шестерых сыновей, за что и был удостоен фамилии Шестерня. С одна тысяча девятьсот двадцать четвертого года, с того года, когда умер наш великий вождь и учитель Ленин, я состою в партии большевиков. Но в партии я не шестерня, а солдат! И если вы доверили мне быть головой колхоза, я буду выполнять свои обязанности, как солдат партии. Партия требует, чтоб колхоз наш стал богатым, - это нужно и вам и всему народу. А мать богатства - труд, организованный, честный, упорный. Мы идем в бой за урожай. В бою же нужны смелые и умелые вожаки. Но я так и не понял: доверяете вы своим вожакам - членам правления - или нет?

Кажется, ничего нового не говорил Свирид Саврасович, но кохановчане слушали его так, будто перед ними впервые открывалась какая-то очень важная и нужная истина. Может, покоряла людей убежденность, уверенность нового председателя в том, что все зависит от них самих, простых мужиков. А Шестерня продолжал:

- Как решить с нынешними членами правления - ваша воля. Заявляю только, что с пьяницами работать не буду. И еще вот что: в Кохановке женщин больше, чем мужчин. А в правлении одни мужики. Предлагаю доизбрать в правление хотя бы трех женщин...

Голос Шестерни утонул в одобрительном гуле.

37

Ох, и трудная ты, доля председателя колхоза! Все время чувствуешь себя так, будто один бок тебе припекает, а другой холодом обдает; подпоясан ты вроде не ремнем, а колючей проволокой, и сапоги твои тесны до зеленых искр в глазах. Ни дня тебе тихого, ни ночи покойной: Голова непрерывно должна напрягать все извилины до медного звона в висках. Ведь хозяйство преогромное, людей в колхозе великое множество. За всем нужно усмотреть, всему толк дать. А тут еще недреманное око района: то не так да се не так, почему сводки не представили да отчего уборку затягиваете...

Нелегко пришлось Свириду Шестерне в Кохановке. Но вот постепенно начали втягиваться в работу правления колхоза женщины, которых избрали на том памятном собрании. Одной из них была Югина. И Свирид со временем почувствовал, что у него будто вырастают крылья.

А все началось с ездовых.

Быть ездовым и выполнять различные поручения бригадиров не мудреное занятие. Не шаткая и не валкая это работа. Сидишь себе на передке телеги, помахиваешь кнутом и покрикиваешь на лошадей:

- Гаття-я!.. Но-о!.. Гаття-я-я!..

Но больше всего ездовые любят выполнять заявки колхозников. Одному надо огород вспахать, второму подвезти дрова или сено, третьему подбросить зерно на мельницу. И каждый хозяин или хозяйка дома, к которому подана подвода, зазывает ездового в хату и сажает к столу. А на столе уже шкварчит на сковородке яичница с салом, поблескивают мокрой зеленью соленые огурцы, стынет седой от жира холодец. И, конечно же, стоит запотевшая бутылка с самогоном или казенкой... Так, во всяком случае, заведено в Кохановке.

Были времена, когда пытались поломать эту традицию. Кохановчане дружно проголосовали на общем собрании против магарычей. Ездовые тоже вроде охотно драли вверх руки, поругивая хлебосольных односельчан, из-за которых им никак не удается протрезвиться.

А потом люди начали убеждаться, что не так уж легко выхлопотать для какой-нибудь своей нужды коней. И не потому, что председатель или бригадиры отказывали. Получалось так, что ездовые стали еле-еле управляться с колхозными работами. А если и пообещает Павло или Грицько подать подводу, то выполнит обещание с опозданием на сутки или двое. Почему-то чаще стали ломаться оси у телег, соскакивать шины с ободьев колес, да и кони то и дело болели. Словом, множество находилось причин, из-за которых Тодоска или Палажка, Федот или Иван без дела сидели дома, нетерпеливо выглядывая где-то запропастившегося ездового.

И скоро все стало по-прежнему. Опять ездовых видели с раскрасневшимися лицами и осоловелыми глазами. Никто из них особенно не противился магарычам, но зато подводы больше не заставляли себя ждать, хотя нередко это было в ущерб колхозным нуждам.

И вот Югина предложила Свириду Шестерне сместить всех ездовых, а на их место поставить женщин; для мужчин ведь работа потяжелей найдется.

Согласилось правление с Югиной, и пришлось колхозным лошадям привыкать к тонким женским голосам, а бывшим ездовым отвыкать от дармовой чарки. В итоге же будто прибавилось коней в колхозе...

С этого и начались беды для кохановских мужиков и хлопцев, которые было попристроились на непыльной работе. Хитрый Свирид Шестерня только руками разводил, делая притворно-испуганные глаза, когда Югина привселюдно начинала проявлять "заботу" о ком-нибудь из парней.

То интересовалась у Сереги, не тяжело ли ему секретарствовать в сельском Совете, То предлагала на току учетчику - дюжему Михайле - в помощь кого-нибудь из девчат. То тревожилась, как бы не надорвался гирями Кузьма Лунатик, работавший весовщиком. Даже шпыняла своего муженька, силача Игната, незаменимого наладчика молотилок, заставляя его помогать грузчикам.

И вскоре среди кладовщиков, весовщиков, учетчиков, писарей не осталось ни одного мужчины.