Олег Шишкин - Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж

• Название: Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж
• Автор: Олег Шишкин
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС
• Жанр: Эзотерика
• Год: 1999
• ISBN: 5-224-00252-4

В 20-е годы советские секретные спецслужбы готовят экспедицию в Тибет, в мистическую страну Шамбалу. Здесь они намерены раздобыть древнейшие знания о телепатии и парапсихологии. Комиссаром экспедиции назначается международный террорист, сотрудник политической разведки Яков Блюмкин. В результате интриг среди руководителей ОГПУ экспедиция срывается, но Спецотдел, руководимый Глебом Бокием, не намерен отменять свои планы. Блюмкин под видом буддиста проникает в Северную Индию и вливается в экспедицию Н. К. Рериха, тоже стремящегося в таинственную Шамбалу.

Издание, приоткрывающее малоизвестные страницы отечественных спецслужб, снабженное уникальными документами и фотографиями, безусловно будет встречено читателями с большим интересом.

---

Гущин появился в отеле «Де Вагон Ли», когда тот самый срок, десять лет, который Рерих оговорил с советскими вождями для своего возвращения, подходил к концу. Сотрудник Разведупра застал его тогда, когда художник уже жалел о своем обещании, хотя еще не отказался от прошлого столь решительно: «В 1926 году было уговорено, что через десять лет и художественные и научные работы будут закончены»[253].

Да, в тот момент он уже был другим человеком, не тем Рерихом, подписавшим щедрое завещание весной 1926 года в генеральном консульстве СССР в Урумчи, назвавшим своим главным наследником «Всесоюзную коммунистическую партию», а главными распорядителями— Сталина и Чичерина. Им было завещано все: «все мое имущество, картины, литературные права, как и шеры американских корпораций». Правда, в свои права они могли вступить лишь после смерти жены, Елены Ивановны.

Вестника Рерих ждал давно, и вот он вошел в его номер. Доверимся же теперь надежному источнику французской контрразведки n* Р-1190 и его скупому но впечатляющему отчету о встрече агента Разведупра с Николаем Константиновичем: «..Рерих отказался вести переговоры с Гущиным по поводу дела в Монголии. Неизвестны детали этих переговоров, но известно, что Гущин— человек очень решительный, очень умный и имеет большое влияние в Монголии. Поэтому это дело могло бы иметь важные последствия»[254].

Гущин, предлагавший Рериху уход в МНР, даже не предполагал, что встретит с его стороны отказ. Но что же еще мог сказать ему человек, только вчера, 22 января, назвавший в своем дневнике решение Сталина об уничтожении русских храмов «адским»[255]. Уходя, Гущин просил его еще раз хорошенько обдумать свой ответ.

Несколько месяцев спустя Рерих появился с экспедицией в приграничных с МНР районах. Здесь, в селениях Цаган-Куре и Наран-обо он провел время за сбором гербария и мрачными раздумьями. Он вспомнил, как в конце 1929 года в американской прессе промелькнуло сообщение о расстреле в СССР Блюмкина только за одно то, что он, будучи в Турции, посетил главу левой оппозиции Троцкого, жившего на Принцевых островах. Знакомство с расстрелянным чернело на художнике каиновой печатью, и в России, где за одну неосторожную фразу можно было схлопотать десять лет строгого режима, Рериху не на что было надеяться. НКВД выстраивал теперь простую цепочку доказательств: Троцкий был английским шпионом, Блюмкин, его бывший секретарь, стал «главарем вооруженной лейб-гвардии» Троцкого и был «эсеровским убийцей, с 20-х годов с собачьей преданностью следовавшим за Троцким»[256], ну а Рерих входил в эту лейб-гвардию, когда путешествовал с Блюмкиным по Центральной Азии.

Мог ли Рерих рассчитывать на покровительство тех, кто принимал его на Лубянке летом 1926 года? Нет. Трилиссер уже не руководил Иностранным отделом (разведка). Генрих Ягода находился накануне отставки, но он бы и не помог в первую очередь — так как выступал в 1929 году за смертный приговор Блюмкину. Ну а Глеб Иванович Бокий уже не возглавлял Спецотдел при ОГПУ, а являлся начальником Восьмого шифровального управления НКВД, функции которого были значительно уже.

Мог ли Рерих, помимо него, расчитывать на других членов ЕТБ?

Братья по-прежнему продолжали встречаться и проводить медиумические сеансы, вызывая души умерших или на групповых сеансах связываясь с ноосферой. Однако результаты ответных сообщений из запредельного пространства были чудовищны — почти всем предсказывалась насильственная смерть в 1937 и 1938 годах. Многим раскрылись часы и даты их кончины. Все было обрисовано в самых интимных деталях, и братья как завороженные ожидали того неотвратимого мига, когда кровавый молох соберет свою жатву.

Седьмого сентября 1935 года вместо Урги Николай Константинович и его семья возвратились в Пекин. Скоро они покинули столицу Китая и надолго обосновались в поместье Нагар в индийской долине Кулу. Здесь их застало известие из США о махинациях директора Музея Рериха Луиса Хорша. Он начал в Америке процесс против художника, связанный с какими-то тонкими юридическими проблемами с налогами, и поставил своей целью доказать, будто именно ему теперь принадлежит то, что Рерих называл «все мое имущество, картины, литературные права и шеры американских корпораций». Хорш заявлял о каких-то долгах и векселях художника еще с первой экспедиции. Было ли это для Рериха неожиданностью? Только отчасти. Агент «Буддист» действовал в рамках аварийной, инструкции Москвы, имея в сейфе дубликат завещания из Урумчи. Но делал это так, как будто Рериха и Елены Ивановны не было в живых. Это означало только одно — их уже приговорили.

Да, их приговорили. И пытались под любым предлогом «вытащить» в СССР. Для этого использовались посол во Франции Суриц и художник Грабарь. Они переписывались с Рерихом, предлагали приехать и «своими глазами увидеть…», настаивали и клялись. Но он давал уклончивые ответы. Говорил о каких-то проблемах.

А 16 мая 1937 года навсегда захлопнулась еще одна дверца в прошлое. В тот день начальник сводного отдела IV управления при НКВД (до 1934 года Спецотдел при ОГПУ) Глеб Бокий был вызван к наркому внутренних дел Николаю Ежову. Шеф потребовал от него компрометирующие материалы на некоторых членов ЦК и высокопоставленных коммунистов. Его обращение по этому поводу именно к Глебу Бокию отнюдь не являлось случайностью — начальник отдела «при» НКВД был главным хранителем всех государственных тайн. При этом Ежов ссылался не на собственную волю. Он заявил буквально следующее: «Это приказ товарища Сталина!» Бокий в ответ вспылил: «А что мне Сталин?! Меня Ленин на это место поставил!» Эти слова стоили ему очень дорого — домой он уже не вернулся.

«Черная книга» — черное досье, о котором однажды упомянул Блюмкин во время скандала с Барченко, стояло за ликвидацией всех, кто хотя бы знал о ее существовании в 1937 году. Какие именно материалы содержались в досье и почему Бокий проявил такое упорство в разговоре с наркомом внутренних дел? Ну хотя бы информация о том, что Исаак Бабель является любовником жены Ежова. Что сам Ежов — гомосексуалист. Что товарищ Агранов, глава секретного отдела НКВД, живет с Лилей Брик, женой комкора Примакова. Что Иосиф Виссарионович страдает прогрессирующей паранойей. Что Сталин и Енукидзе любят спать с грудастыми бабами из хора Пятницкого, а Карахан и всесоюзный староста старик Калинин предпочитают балерин из Большого театра. Что весь ЦК погряз в пороке и грехе. Что все кремлевские бонзы — заурядные негодяи, дорвавшиеся до власти.

Материалы исследований Барченко длительное время хранились в кабинете Бокия. Однако незадолго до арестов, проведенных летом 1937 года среди сотрудников Спецотдела, заместитель Глеба Ивановича Евгений Гопиус вывез к себе на квартиру ящики, в которых находились папки лаборатории нейроэнергетики. Но и он не избежал расстрела, а документы пропали, после того как в доме Гопиуса произошел обыск. Или по крайней мере кто-то хотел, чтобы их считали утраченными. Скоро все члены тайного общества «Единое Трудовое Братство» были схвачены и расстреляны. Первым погиб Бокий (15.11.1937), затем член ЦК Москвин (27.11.1937), затем Барченко (30.04.1938) и замнаркома иностранных дел Стомоняков (16.07.1941) и многие, многие остальные…

В столице Красной Шамбалы набирала темп косовица неугодных.

А по ночам откуда-то из центра Москвы летел радиосигнал. Он плыл над Красной площадью и Мавзолеем махатмы. Над стадионом «Динамо» и зданием бывшей страховой компании «Россия», над всей бессонной столицей, запруженной черными «воронками». И гипнотический призыв морзянки долетал до поместья в Нагаре коротким и невыполнимым приказом: «Приди в Шамбалу тчк… Приди в Шамбалу тчк… Приди в Шамбалу тчк…».

Приложение

Приложение[257] к книге «Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж» существенно дополняет ее содержание. Но ценность его еще и в том, что оно составлено в основном из документов и материалов, ранее не известных широкому читателю. Некоторые из них вообще не подлежали оглашению.

В. срочно.

ТЕЛЕФОНОГРАММА

Главнаука.

Вх. № 309

17 ноября 1923

Политехнический музей

Тов. Ларикову.

Сегодня в 8 часов вечера на квартире т. Петрова состоятся доклады т. Барченко и Морозова. Просьба прибыть, передать это приглашение Тимирязеву.

Секретарь Главнауки Баскин[258].

* * *

Из письма А. К. Виноградова в прокуратуру НКВД.

Я поставил перед Коллегией ОГПУ вопрос об изъятии и расчленении того узла, который завязался в контрреволюционной среде Ленинской библиотеки и душил реорганизацию.

Я представил такие документы и материалы, которые показывали, что Барченко, Тер-Оганесов, Петров, Павлович, Тарасов, Лариков и другие заняты гораздо больше вопросом об организации ментальной спиритической станции в Краскове для непосредственных мистических сношений с Тибетом, чем вопросами живого, страдающего, культурного учреждения страны.