Николай Шундик - На Севере дальнем

• Название: На Севере дальнем
• Автор: Николай Шундик
• Жанр: Детская проза

---

— А какой он веселый стал, — тихо сказал Том, глядя на Тотыка. — Вот бы ножки ему здоровые, чтобы побежать как следует...

Положив вокруг Тотыка зеленую траву и цветы, мальчики пошли искать ягоды.

— Давай в счастливую жизнь играть! — вдруг предложил Том.

— А как? — спросил Чочой.

— Да вот пойдем ягод нарвем, только есть сначала не будем. Много-много нарвем морошки, клюквы. Потом к Тотыку все это принесем, станем есть и все время будем думать, что мы едим лепешки. И Тотыка хорошо накормим...

— Да, вот бы нам сейчас лепешек таких, какие однажды мы с тобой пекли! — сказал Чочой. — Я бы ничего другого всю жизнь не хотел, только бы такие лепешки всё ел и ел...

— Ну вот, давай будем думать, что не ягоды едим, а лепешки. Скорее идем, а то Тотык без нас скучать станет, — заторопился Том.

Уговор мальчики соблюдали строго: они не съели ни одной ягодки, пока не вернулись к Тотыку.

Заметив ягоды, Тотык потянулся к ним ручонками, потерял равновесие и упал на бок. Чочой поднял его, поставил перед ним свой летний малахай, наполненный морошкой и клюквой. Набирая дрожащими ручонками ягоды, Тотык жадно подносил их ко рту. И мальчики, наблюдая за ребенком, совсем забыли, что собирались играть в счастливую жизнь.

— Как бы у него не разболелся живот! — забеспокоился Том.

— Да, от ягод может заболеть живот.

Но никто из них не решался отнять у Тотыка малахай с ягодами.

Неожиданно сзади себя ребята услыхали чьи-то тяжелые шаги. Оба мигом повернулись и увидели незнакомого человека.

— Американец! — испуганно шепнул Тому Чочой.

Не будь с ними Тотыка, мальчики не замедлили бы подняться с места, чтобы избежать встречи с неизвестным белолицым человеком.

Американец был высокий, сутулый, с худым, болезненным лицом. Изорванный синий комбинезон его был измазан глиной, стоптанные башмаки перевязаны проволокой. Подойдя к мальчикам, он слабо улыбнулся, снял с плеч котомку и устало опустился на землю.

—  Ну что, дорогие мои, пасетесь? — спросил он надтреснутым голосом.

Пристальным взглядом посмотрел американец на Тотыка и прошептал потрескавшимися губами:

—  Бог ты мой, неужели и мои дети сейчас вот так же выглядят, как этот измученный ребенок?

Долго тянулось молчание. Чочой и Том с затаенным страхом не очень дружелюбно разглядывали непрошеного гостя. Американец заметил это.

—  Эх, милые дети, — печально промолвил он и вдруг улыбнулся широкой, мягкой улыбкой, — у меня там, в Чикаго, такие же, как вы, сынишки остались. Такие же, как вы, худенькие, оборванные, такие же, как вы, голодные...

И от этой улыбки, от слов этих у мальчиков как-то сразу пропала враждебность к незнакомому человеку. Им стало жаль его.

—  Ешьте, ешьте эти ягоды, вы, наверное, очень голодны! — с готовностью предложил Том, поднимаясь на колени.

—  Спасибо, дорогой мой. — Американец дотронулся до головы Тома огромной шершавой рукой. — Но сможете ли вы еще насобирать себе столько ягод?

—  Мы сможем, сможем! — поспешил заверить гостя Чочой.

Американец запрокинул голову, чтобы высыпать ягоды из горсти в рот. Кадык на его сморщенной шее стал еще больше, еще острее.

Медленно пережевывая кислые ягоды, американец все смотрел и смотрел на Тотыка.

—  Ножки у него не ходят, есть ему нечего, — угрюмо объяснил Чочой, вытирая рукавом своей изорванной кухлянки вымазанное ягодным соком личико Тотыка.

—  Ножки не ходят, — повторял американец, горестно качая головой, — ножки не ходят...

—  У него отец недавно умер, мама тоже больная, — рассказывал Том, подвигая гостю малахай с ягодами.

—  Жарко тебе, мальчик, в твоей кухлянке, солнце печет.— Американец положил руку на спину Чочоя.

—  От рубашки только один воротник, — откровенно сознался Чочой, показывая на шее через головной вырез кухлянки засаленную тряпицу, которая когда-то была воротником рубашки. — А в кухлянке ничего,— как можно бодрее добавил он, — в ней дыр много...

— Бог ты мой, бог ты мой, — качал головой американец, — воротник один от рубашки...

Снова настало долгое, тягостное молчание. Чочой глянул в малахай и заметил, что ягод уже почти не осталось. «Вот и поиграли в счастливую жизнь, — подумал он. — Ну ничего, потом еще насобираем».

— А откуда и куда вы идете? — сам не зная, как он на это решился, спросил Том, обращаясь к американцу.

— Иду далеко, очень далеко иду, мой мальчик. Иду, чтобы брать мертвой хваткой за горло тех, кто сидит на шее у простого народа. Нет, с меня довольно. Я больше терпеть не могу. Я не брошусь с горя, как бедный Мартин Несс, вниз головой с моста в реку, я буду драться!.. — с ожесточением говорил американец, немного пугая мальчиков своей непонятной речью.— А до этого я был не так уж далеко от вашего поселка. Может, слыхали, в долине реки Эйпын строится большой аэродром? Да, совсем недалеко от вас строится аэродром, с которого должны будут подняться самолеты, чтобы там, за проливом, убивать людей...

— Убивать людей за проливом? — Чочой поднялся на колени.

— За что убивать? — Том подвинулсй ближе к американцу; на лице мальчика было напряженное внимание.

— А за то убивать, что там, за проливом, нет вот таких несчастных детей, как ваш Тотык, у которого не ходят ножки... Убивать только за то, что там все люди стоят прочно на ногах и знают, куда им идти.

Том и Чочой переглянулись, не всё понимая в речи американца.

— Но там же, за проливом, у меня двоюродный братишка живет! — сказал Чочой. — Правда, шаман Мэнгылю говорит, что он умер, но дядя Гоомо не зря называет шамана лгущим человеком. Врет Мэнгылю!..

— У тебя за проливом братишка живет? — Американец мягко взял Чочоя за худые плечи.

— Да-да, там мой брат живет, — подтвердил Чочой и принялся путано, сбивчиво объяснять, как это получилось, что он живет здесь, а братишка — за проливом.

Американец слушал Чочоя внимательно, изредка покачивая головой.

— А вы что, глину копали? — спросил Том, пытаясь соскрести ногтем комок грязи с комбинезона американца.

— Да-да, копал, мальчик, глину, только не могу я больше эту глину копать. Не могу выполнять работу, которая похожа на то, что я могилу копаю тысячам невинных людей! Ушел! Бросил, хотя, может быть, это была единственная возможность иметь более или менее постоянную работу. Но я не могу быть могильщиком! Пусть лучше сам подохну с голоду! Да-да, мы копаем другим народам могилы, но, даст бог, в них лягут те, которые хотят видеть горы человеческих трупов. Эх вы, несмышленыши маленькие. Непонятно еще вам, о чем я говорю. Растите быстрее. Вы поймете, вы всё хорошо поймете! — Американец сдвинул измятую шляпу на глаза, почесал затылок и задумчиво добавил: — Не может быть, чтобы наши дети всего этого как следует не поняли...

Сняв с головы шляпу, американец стряхнул с нее пыль, поднялся на ноги. И снова, не отрываясь, он смотрел в личико Тотыка, доверчиво поглядывавшего на него своими глазенками.

— Ах, бог ты мой, не ходят ножки!.. — горестно выдохнул американец и вдруг принялся рыться в своей котомке. — На, мой дорогой, — поспешно опустился он на колени, протягивая Тотыку небольшую шоколадку. — Съешь это — ты, наверное, никогда-никогда не пробовал конфет! А я, быть может, еще заработаю, быть вдожет, куплю своим детям...

Тотык вертел в руках шоколадку и не подозревал, что ее можно есть. Тогда американец, быстро развернув бумажку, помог Тотыку откусить кусочек. И тут случилось невероятное: голодный ребенок выплюнул шоколадку и заплакал.

Лицо американца болезненно искривилось, губы дрогнули.

— Научите его съесть это, —упавшим голосом попросил американец Чочоя и Тома. — Мальчик поймет, что это вкусно... пусть съест...

Тяжело поднявшись на ноги, он снова сдвинул на глаза шляпу и зашагал прочь, бормоча себе под нос:

— Ах, бог ты мой, не ходят, совсем не ходят ножки...

Чочой и Том долго смотрели на его сутулую спину, испытывая искреннюю жалость к непонятному им человеку.

— Странный какой-то американец, — наконец нарушил молчание Чочой.

— Видно, человек очень хороший...

— Да, он человек добрый, потому что худой и голодный, — объяснил Чочой.

Том молча кивнул головой. Такое объяснение его вполне удовлетворило.

Американец скрылся. Мальчики принялись убеждать Тотыка съесть шоколадку. Облизав вымазанные в шоколаде губы, он съел ее очень быстро и потребовал еще. С трудом удалось Тому с Чочоем уговорить его съесть вместо шоколадки хотя бы немного ягод.

Наплакавшись вдоволь, Тотык уснул. Мальчики бережно поправили ему изголовье из свежей травы и снова пошли собирать ягоды. Но в счастливую жизнь они уже не играли.

— Знаешь, теперь мы будем сразу есть ягоды, ладно? — сказал Чочой. — Не будем играть.

— Да, будем есть сразу, — согласился Том и потуже затянул поясок на своих засаленных до блеска брезентовых штанишках.