Владимир Десятерик - Павленков

• Название: Павленков
• Автор: Владимир Десятерик
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-92898-8

Автор книги, не один десяток лет сам посвятивший издательскому делу, рассказывает об известном русском издателе, родоначальнике биографической серии «Жизнь замечательных людей» — Флорентии Федоровиче Павленкове, всю свою жизнь занимавшемся просвещением и образованием родного народа, а накопленным капиталом и львиной долей средств от распродажи изданий распорядившемся самым благородным образом — он завещал их на организацию двух тысяч народных читален и библиотек в отдаленных российских деревнях.

Жизнеописание, созданное на основе многочисленных мемуарных и эпистолярных источников, дает возможность читателю самому увидеть, сколько сил, времени и кропотливой работы требовалось затратить издателю, чтобы его книга увидела свет и пришла к читателю.

---

Неправдоподобным было бы представлять дело таким образом, будто работа над выпуском собрания сочинений шла, как говорится, без сучка и задоринки. Не обходилось и без разногласий, и без капризов со стороны автора. Что касается Флорентия Федоровича, то он в каждой такой ситуации сохранял спокойствие, удивительную выдержку. Его безмерное терпение, его манера общения в самые критические ми-нуты благотворно способствовали созданию нормальной обстановки во взаимоотношениях друг с другом.

Все знали, что Павленков никогда не был простым техническим исполнителем воли автора. К работе он всегда подходил творчески. При этом всякий раз твердо держался своей точки зрения, доказывал, аргументировал.

Отношения с Глебом Ивановичем не были исключением. Флорентий Федорович терпеливо разубеждал писателя, если от был не прав. Вот, к примеру, что писал Павленков 5 ноября 1889 года Г. И. Успенскому: «Типография Траншеля сообщает мне, что Вы снова прислали ей гранки статьи “Не все коту масленица” при записке, из которой видно, что Вы желаете поместить “Парового цыпленка” во 2-й том. Неужели возможно этот беллетристический набросок относить к разряду публицистических статей? Мне кажется, что его можно бесспорно поместить в 1-й том, причем, для того чтобы он не стоял одиноко, после него можно было бы дать рассказ “Расцеловали”. Прошу Вашего ответа». Издатель не только убеждает автора в ошибочности принятого им решения, но и предлагает свой вариант.

В тех же случаях, когда Успенский задерживал корректуры, издатель тактично напоминал ему об общих сроках издания. «3-й том выйдет по всей вероятности в конце ноября: типография жалуется на корректуры», — писал он Глебу Ивановичу 11 октября 1889 года.

За Успенским наблюдался грешок — заволокитить, не выполнить к нужной дате обещанного. Флорентию Федоровичу приходилось иногда тремя-четырьмя записками заставлять Глеба Ивановича исполнить какую-нибудь пустячную просьбу. Весь производственный процесс застопорился, а Успенский словно не слышит. Взять хотя бы историю с писательским автографом.

«…Не пришлете ли мне Вашего автографа для помещения под портретом, — просит издатель Глеба Ивановича 11 ноября 1889 года. — Желательно, чтобы Вы сделали для той цели свою подпись покрупнее и сполна (Глеб Успенский)». Казалось бы, чего проще: взять лист бумаги, расписаться и отправить тут же. Но прошло почти две недели, а автограф не прислан. Флорентию Федоровичу приходится направлять Успенскому подробнейшее послание.

«Дорогой Глеб Иванович! Так как Вы не прислали мне своего автографа, о котором я Вас просил, то, ради Бога, хоть верните первоначальный оригинал предисловия, где Вы подписались полностью: “Глеб Успенский” и притом достаточно отчетливо и крупно. Я сниму с этой подписи цинко-график». В сохранившихся у меня некоторых Ваших записках подпись Ваша очень мелка, неразборчива, недокончена и т. д. Оттуда нельзя ее заимствовать. Пожалуйста, пришлите поскорее или то, что я Вас прошу, или еще проще — клочок бумаги с двумя словами — Глеб Успенский».

Подобного рода недоразумений, а то и конфликтных ситуаций возникало немало. Так, к примеру, Успенский был очень недоволен портретом в третьем издании своих сочинений. Флорентию Федоровичу нужно было терпеливо разъяснять автору, какие причины привели к ухудшению полиграфического качества. «…Старый портрет вышел дурно, по причинам, зависящим не от меня (мне был дан невозможный оригинал и указан гравер, который, по моему мнению, тоже невозможен…) Чего же более?» — пишет он Глебу Ивановичу, который забыл, что сам же ранее настаивал на этом портрете. Еще в одной записке Павленков спешил заверить Глеба Ивановича, что дня через три-четыре он получит из Лейпцига первые типографические оттиски портрета. «Один из которых я немедленно направлю Вам», — добавляет он.

И вот позади все тревоги с цензурой, с бесчисленными задержками по самым разным причинам… Наступает момент, который особенно бывал дорог издателю. Как художник, с расстояния рассматривающий уже готовую картину и ставящий наконец последнюю точку, самый-самый завершающий мазок, так и он, издатель, вправе оформить очень важную составную часть книги — ее титульный лист.

На нем необходимо указать, кем это издание подготовлено. Если книга понравится, захочется приобрести другую. Возникает как бы доверие к этому издателю: он не обманул ожиданий, время, затраченное на чтение, ушло не зря!

Обычно свой издательский гриф Флорентий Федорович ставил в самой верхней строке страницы. Но тут особый случай. Здесь итожится творческая биография писателя, Флорентий Федорович пишет: «Сочинения Глеба Успенского. С портретом автора и вступительной статьей Н. Михайловского (при первом томе). Том третий. Цена 1 р. 50 к. (Цена за первые два тома — 3 рубля)». А теперь внизу страницы можно поставить и гриф: «Издание Ф. Павленкова».

После выхода в свет двухтомника Павленков решил выпустить дополнительно третий том. В него предполагалось включить и более ранние произведения писателя. Флорентий Федорович обязался выплачивать Успенскому ежемесячно гонорар в счет доходов с этого третьего тома сочинений. Следует напомнить вновь, что к тому времени расходы по изданию всего собрания сочинений еще покрыты не были.

Возникали некоторые разногласия между писателем и издателем по характеру оплаты гонорара. Глеб Иванович, по совету своих близких, предлагал Павленкову условия издания своих сочинений, принять которые не было никакой возможности. Просто-напросто издатель понес бы громадный материальный ущерб.

Флорентий Федорович и в таких ситуациях сохраняет свойственное ему самообладание. Он спокойно, аргументированно, с цифровыми выкладками доказывает, почему ему невыгодно соглашаться с предложением Глеба Ивановича. «Многоуважаемый Глеб Иванович! — пишет Павленков 25 сентября 1889 года. — Ваша задача оказалась для меня неразрешимой. То, что я считал возможным и предлагал Вам, существенным образом отличается от проектируемой Вами комбинации. Я предлагал Вам принять на себя все издержки по изданию нового полутомика и, вернувши их от продажи этой книги, — выплачивать Вам затем всю полученную от дальнейшей ее распродажи прибыль. Вы же хотите получать — до выхода издания и до возвращения расходов по изданию — 1900 рублей и наложить на нас долг в 3100 рублей. Не говоря уже о том, что это — комбинация другого рода, весьма трудно выполнимая и без процентного займа у Кукольникова, Луковникова и тому подобных господ совершенно для меня невозможная — она, кроме того, еще не совсем точно рассчитана. Вот какие от нее получаются результаты. По изданию надо будет уплатить расходов с объявлениями — около 3000 р., наложенного долга —3100 р., Вам — 1900 р. К этим 8000 р. надо прибавить рублей 1000 процентов (за два года, примерно, Луковникову или Кукольникову). Получится же от продажи 1000 экземпляров 10000 р. — 30 %, то есть 7000 рублей. Дефицит в 1000 рублей.

В заключение я должен сказать, что всегда готов исполнить то, что обещал, и притом исполнить с величайшей охотой! Но всякие другие комбинации для меня невозможны».

Проблемами, связанными с изданием собрания сочинений, не исчерпывается, конечно, содержание переписки Павленкова и Успенского. Они поверяли в коротких записках друг другу сокровенное. В одном письме Флорентий Федорович пишет: «Напрасно, дорогой Глеб Иванович, Вы беспокоитесь. Вероятно, Вам нездоровится. Может быть, мне еще удастся повидать Вас до моего отъезда». «За последнее время я болел и до вчерашнего дня не выходил из дома», — читаем в павленковской записке Глебу Ивановичу от 1 декабря 1889 года. А уже из письма Г. И. Успенского Я. В. Абрамову от 2 декабря 1889 года узнаем, что в тот день у него состоялась встреча с Флорентием Федоровичем: «Кажется, Ф. Ф. Павленков не откажет мне в содействии издать книгу (речь идет, несомненно, о третьем томе собрания сочинений. — В. Д.). Я сегодня был у него по этому делу».

В другой раз Флорентий Федорович, узнав о возвращении Успенского, спешит сообщить, что у него возникла потребность личного свидания. «Глеб Иванович! — пишет он. — Я слышал, что Вы вернулись из путешествия и по временам бываете в Петербурге. Будьте так добры, предупредите меня запиской, когда именно сюда приедете и где остановитесь. Назначьте мне, словом, место и время (час), когда я мог бы с Вами видеться. Я имею переговорить с Вами об одном весьма срочном для Вас деле».

О чем речь? Об этом мы узнаем из более подробной записки Павленкова, направленной несколькими днями позднее. «С неделю тому назад я послал Вам, Глеб Иванович, в Чудово; но так как от Вас не было никакого ответа, то, думаю, что мое письмо до Вас не дошло, — пишет Павленков. — Вот в чем дело. Мне сказали, что Вы бываете в Петербурге, и я просил предупредить меня запиской, когда мне будет можно Вас здесь видеть? Будьте добры, уведомите меня об этом, потому что мне необходимо переговорить с Вами об одном крайне важном для Вас деле. Я же лично в этом деле никак не заинтересован. Меня просто просили сделать Вам предложение о приобретении права литературной собственности на Ваши сочинения. Подумайте об условиях и затем назначьте мне время. Фамилия предлагающего лица будет объявлена Вам перед заключением условия. Такова просьба этого лица, просьба, которую я обязан исполнить». Известно также, что через посредство Г. И. Успенского Флорентий Федорович посылал бесплатно книги для организованной в Москве В. А. Морозовой библиотеки-читальни имени И. С. Тургенева, рассчитанной на необеспеченные слои населения, которым пользование платными библиотеками было недоступно.