Вера Крыжановская - Светочи Чехии

• Название: Светочи Чехии
• Автор: Вера Крыжановская
• Жанр: Историческая проза
• ISBN: 978-5-906-13770-8

Власть, нарушающая заповеди Бога, не может быть Им признана.

Европа, средневековье, начало XV века. Рыцари и знать Богемии и Моравии, восстали против папства и германского засилья в Чехии. Терпение лопнуло после сожжения заживо в 1415 году священника Яна Гуса и Иеронима Пражского, народных любимцев Праги и истинных рыцарей христианской веры.

Захватывающая книга Веры Крыжановской насыщена многими интересными подробностями эпохи, не зря ведь говорят, что все романы Крыжановская писала в состоянии транса, под диктовку душ, живших во времена героев ее исторических хроник. Не поэтому ли историки отмечали удивительную правдивость в книгах автора, никогда не изучавшего историю? Еще Российская Императорская академия наук высоко оценила роман «Светочи Чехии», отметив его почетным отзывом. В наши дни проза Веры Крыжановской актуальна как никогда ранее, ведь многое в истории Европы и России нам предстоит пересмотреть заново…

---

Вок и Иероним прислушивались к глухому гулу, доносившемуся с улицы, заметили любопытного мальчишку и переглянулись; в сущности чересчур спокойное течение празднества было им вовсе не по вкусу.

Выпито уже было достаточно, и никто, даже пан Змирзлик, не подумал остановить молодого графа, когда он подбежал к окну, распахнул его и громким голосом крикнул:

— Эй, вы! Что вы тут стоите, разинув рты? Кричите здравицу во славу пана Милоты и его молодой жены Маргариты Гюбнер, свадьбу которых мы празднуем!.. А вот вам, чтобы было чем промочить горло, — он швырнул в народ свой кошелек и затворил окно.

В толпе, состоявшей из чехов и немцев, послышались восклицания.

Первые, действительно, разразились громовым виватом; зато среди последних послышались недовольные крики, так как помолвка Марги с молодым Лейнхардтом ни для кого не была тайной.

В это время многочисленная толпа студентов и профессоров вышла из соседней улицы. Это был Гюбнер, возвращавшийся с друзьями с вечернего совещания у магистра Варентраппе.

Увидав скопление народа, он остановился, пораженный.

— Что это значит? Не случилось ли чего у меня? Да нет, все головы повернуты в сторону дома Мюнцмейстера.

Пока они совещались, проходить или нет через неизвестно зачем собравшуюся и возбужденную толпу, один из студентов подошел к народу и осведомился, что тут происходит. Узнав истину, он тотчас же побежал сообщить Гюбнеру, что у Мюнцмейстера праздновалась свадьба его племянницы.

Кровь бросилась в голову пылкому профессору, и лицо его побагровело, так что приятели испугались, не случился ли с ним удар; ничего подобного, однако, не было, но его обуял безумный гнев.

— Отомстите за меня, друзья! Разобьемте двери этого притона негодяев, ворующих у нас девушек, — заревел он, бросаясь вперед.

С криком и ревом ринулись за ним студенты. Кто был вооружен, обнажил меч, а прочие схватили палки и камни и, поддерживаемые немцами из толпы, набросились на ворота, пытаясь их взломать; в окна летели камни и все, что попадалось под руку.

Звон разбитых стекол и крики происходившей на улице свалки, — тут и чехи ввязались в дело и смело дрались с немцами, — возвестили пировавшим у Змирзлика, что вызов Вальдштейна принес свои плоды. Мужчины вскочили со своих мест и обнажили оружие.

Марга лишилась чувств, услыхав раздававшийся из толпы пронзительный голос Гюбнера, осыпавшего ее, мужа и всех чехов ругательствами и угрозами; но приводить ее в сознание пока было некогда.

Милота и Змирзлик перенесли новобрачную в комнату, выходившую во двор, и заперли там, вместе со всеми присутствовавшими женщинами, а сами, с остальными гостями и вооруженными людьми, бросились на встречу нападавшим, которые разломали уже ворота и грозили вторгнуться во двор.

Трудно сказать, чем кончилось бы все это побоище, — ибо обе стороны подкреплялись все новыми и новыми бойцами, — если бы некоторые из наиболее спокойных профессоров не обратились к своим с речью, убеждая их, что подобное нападение на дом королевского слуги вызовет лишь гнев государя и строгое возмездие. И слова их подействовали, тем более, что самые смелые из нападавших были уже отброшены или переранены, а чехи, к тому же, превосходили их численностью.

Студенты начали отступать, и толпа стала таять. Убитых, к счастью, не оказалось; зато раненых более или менее тяжко было много, а среди них и Иероним, получивший один удар в плечо, а другой в ногу. Вок, по своему обычному счастью, остался цел и невредим.

Вне себя от ярости, с шишкой на лбу и синяком под глазом, вернулся Гюбнер домой, поклявшись выместить полученную обиду на невестке, сообщнице негодной Марги.

Но бедная Луиза не слышала этих угроз и проклятий. Узнав о случившемся от одной из служанок, она упала в обморок и лежала без чувств, когда возвратился профессор. Ее беспомощный вид почти убедил Гюбнера в невиновности Луизы и, во всяком случае, принудил его отложить до следующего дня всякое с ней объяснение.

В течение нескольких дней только и разговоров было в Праге, что про романическую свадьбу племянницы Гюбнера, да про нападение на дом пана Змирзлика.

Король был недоволен и выбранил Вока за вызванное им столкновение;[42] но его обычная слабость к своему любимцу одержала верх, и забавный рассказ о ночном приключении привел Вацлава даже в веселое настроение духа, хотя он все-таки обнародовал повеление, грозившее суровым наказанием всякому зачинщику столкновений и общественных смут.

Относительно, в городе было все спокойно. Чехи и немцы избегали друг друга; к тому же последние так были заняты переговорами по поводу голосов в университете, что всякое иное дело считали уже второстепенным.

Профессор Гюбнер был болен. На следующий день, после катастрофы, не успел еще он поговорить по своему с невесткой, как к нему явились Лейнхардты, отец и сын. Оба они не помнили себя от ярости и обвиняли Гюбнера в непростительной слабости к такой негодной, легкомысленной девушке, которая его же обесчестила, заставив изменить данному слову. Гинц особенно был вне себя, и это столкновение приняло такие размеры, что расстались они врагами; сам профессор заболел разлитием желчи.

Чтобы дать время всему успокоиться, Милота с женой, по совету Змирзлика, уехали на несколько недель из Праги в их имение.

Глава 11

Свадьба Ружены должна была быть в апреле, тотчас после Пасхи. Так как пост воспрещал большие празднества, то молодая девушка вела довольно замкнутый образ жизни, хотя в виду прибытия короля в Прагу и была представлена ко двору.

Вацлав был поражен красотой Ружены и милостиво ее принял, а королева София очень заинтересовалась ею, обласкала ее с чисто материнской нежностью и допустила в свой интимный круг. Часто брала она с собой Ружену, когда ездила, по воскресным и праздничным дням, в Вифлеемскую часовню слушать проповеди своего духовника Гуса.

Восхищение Ружены доблестным служителем алтаря росло изо дня на день; его избрала она в духовные отцы и относилась к нему с полным доверием.

Всем сердцем следила она за речью проповедника, когда, исполненный горячей веры, он провозглашал слова Христа и выставлял их светлую ясность и великий смысл, не требующий никаких людских пояснений, или горько осуждал тщеславие тех, чей долг был преподавать истины писания, а они зарывались в софизмы и искали не блага христианства, а лишь собственной выгоды или удовлетворение страстей своих. Восторженно рисовал Гус образ такого священнослужителя, каким он должен был бы быть: целомудренным, бескорыстным, кротким, самоотверженным и любвеобильным, как сам Божественный учитель их; затем, он строго сравнивал этот свой идеал с алчным, напыщенным, задорным и одержимым всеми пороками духовенством, осмеливавшимся в одежде Господней, с руками, запятнанными стяжанием и кровью, отправлять Божественные таинства.

Но если все, искавшие добра и жаждавшие послушать чистое евангельское слово, приливали в Вифлеемскую часовню, так что толпа стояла и на улице, тот, кто чувствовал себя задетым словами Гуса и видел пороки свои обнаженными, таил обиду и питал к нему все возраставшую ненависть.

Благодаря стечению обстоятельств, вифлеемский проповедник занимал положение исключительное, значение которого не сознавал только он сам, по своему искреннему смирению.

Его друзья и почитатели, на всех ступенях общественной лестницы, насчитывались тысячами; но росло также и число его врагов, и высшее духовенство с завистью смотрело на этого скромного служителя алтаря, которого только его знание и достоинства ставили во главе чешской церкви.

Ярость тех, которые считали себя изобличенными проповедями Гуса, была такова, что подчас выливалась в жалобах к королю. Вернувшись однажды из дворца, Вок со смехом рассказывал, что утром Вацлаву представлялась депутация каноников капитула Вышеграда с жалобой на Гуса за то, что он возбуждает народ против духовенства, унижает и поносит лиц, стоявших в духовной иерархии выше его, и которых он обязан был уважать.

Король спокойно их выслушал и с усмешкой ответил:

— Пока Гус гремел против нас, мирян, вы радовались этому; ныне дошла очередь и до вас, будьте же довольны тем, что вы теперь слышите.[43]

По мере того, как приближалась свадьба, Ружена становилась все задумчивее и молчаливее, мучимая каким-то смутным предчувствием. В ее любящей душе неизгладимо жила память о любви к ней отца; в семье же своих опекунов она всегда чувствовала себя одинокой. Самыми близкими к ней людьми были Анна и Светомир, но и к ним она питала лишь спокойную привязанность сестры.

Со стороны человека, с которым она соединялась навеки, она ждала любви; но, несмотря на рыцарскую вежливость Вока, на подарки, которыми он осыпал ее, и даже на обнаруживаемую им страсть, молодая девушка не считала себя удовлетворенной. Своим серьезным, наблюдательным и проницательным умом Ружена понимала, что в забавных разговорах жениха слышалась привычная болтовня придворного волокиты, а в уверениях в любви проглядывали легкомыслие и опьянение страсти.