Мариуш Щигел - Готтленд

• Название: Готтленд
• Автор: Мариуш Щигел
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-86793-742-3

«Готтленд» польского журналиста и одного из лучших современных репортеров Мариуша Щигела (р. 1966) — не только прекрасный «путеводитель» по чешским судьбам XX века, но и высокохудожественная литература. Автор пишет о создателях и разрушителях «самого большого на всем земном шаре» памятника Сталину в Праге, об обувной империи Бати, о чехословацкой актрисе, ставшей любовницей Геббельса, о племяннице Франца Кафки, о чешском подростке, повторившем поступок Яна Палаха и поджегшем себя на Вацлавской площади, а также о других не столь известных, но не менее интересных фигурах. Собранные в книге репортажи ломают укоренившееся представление о чехах как о мирной нации любителей пива. Социалистическая Чехословакия по Щигелу — отнюдь не мифическая страна добродушных швейков. Это страна многолетнего жестокого режима, пропитанного страхом и ощущением кафкианского абсурда.

---

Через несколько дней Рождество 1968 года, а двое мужчин поздравляют друг друга такими словами: «Счастливого и веселого Рождества в 1989 году».

Получается, что счастливым Рождество будет только через двадцать лет.

Как удалось автору столь точно предвидеть будущее?

Что подумал он о своем рисунке, когда двадцатилетний период полной безысходности закончился ровно в угаданный им срок? Ведь коммунизм в Чехословакии пал за месяц до Рождества 1989 года. Что чувствовал он в тот момент, когда через три дня после праздников Вацлав Гавел принял президентскую присягу?

Почему ему пришел в голову именно этот год?

Бывали ли у него и другие пророчества?

Имел ли впоследствии этот рисунок для него какое-нибудь значение?

Мне показалось, что любой комментарий художника по этому поводу будет интересен.

Автор — некий Бепе. Этим псевдонимом подписывался Владимир Перглер, штатный художник «Дикобраза». Журнал не существует с 1990 года, но у Бепе есть свой сайт в Интернете, который ведет его дочь — Шарка Лота Эрбанова-Польцарова. По телефону она сообщает мне, что отец умер в 2001 году в возрасте шестидесяти восьми лет. Его коллеги Иржи Бартоша, с которым они вместе придумывали рисунки (Бепе — аббревиатура по первым буквам их фамилий), тоже уже нет в живых.

Я навещаю дочь художника в Праге. На дверях дома висит табличка — НУМЕРОЛОГ.

Она принимает меня вместе с матерью — вдовой Перглера. Обе женщины совершенно не помнят такого рисунка и искренне удивлены.

— Согласитесь, — говорю я, — это чистое пророчество, ясновидение, или нет, лучше: яснорисование!

— Что касается меня, то я — нумеролог, гадалка и действительно использую технику автоматического письма.

— Автоматического письма?

— Да. Человек в состоянии транса соединяется с космическим источником энергии и пишет. Устанавливается духовный графический контакт. Медиум записывает, но слова появляются на бумаге без его осознанного участия. После выхода из транса он часто бывает поражен посланием, которое передала ему высшая энергия.

— А кто может так писать?

— Если человек, например, материалист, у него меньше шансов стать писателем Космоса.

— Тогда ваш отец, — говорю я разочарованно, — должно быть, рисовал это рождественское послание, пребывая в трансе.

— А может, — вмешивается в разговор вдова, — он просто машинально перевернул две последние цифры? Ведь наш мир тогда встал на голову, вот и он поставил цифры вверх ногами. Да-да, Владя наверняка не осознавал, что рисует.

Охотник за трагедиями

Эдуард Кирхбергер родился в Праге в 1912 году.

В то же самое время и в том же самом городе было создано первое в мире кубистическое скульптурное изображение человеческой головы.

Эти два факта не имеют между собой ничего общего.

Часть 1. Брак

Необходимо заставить общество избавиться от своих привычек.

Власти приказывают ликвидировать все произведения легких жанров.

Создаются ликвидационные комиссии, призванные как можно быстрее убрать из обращения приключенческие, шпионские и любовные романы, детективы, научную фантастику и ужасы. Словом, всю литературу второго сорта.

Комиссии приходят с проверками в книжные магазины, типографии и издательства, а особое внимание уделяют букинистическим. Отовсюду изымается бесчисленное количество «Неосмотрительных девушек» и «Пожаров в “Метрополе”», чтобы закрыть доступ к создаваемой в дешевых романах лживой картине мира тем, кто предпочитает таковую истинной.

Смерть чтива естественным образом должна наступить одновременно со смертью капитализма — в феврале 1948 года. Однако этого так и не произошло. И тогда, в 1950 году, власти объявляют: отныне издание даже самого крохотного карманного романа для кухарок — преступление против государства.

Комиссии не справляются с сортировкой, поэтому организуются публичные акции сбора «макулатуры». Ученики начальных классов пражского района Глоубетин рвут книги на мелкие кусочки (прямо на месте сбора), дабы не оставалось сомнений, что они не вернутся в читательский оборот. Дети с энтузиазмом рвут «Жасмин под балконом» и «Дам полусвета».

Во время проведения акции стало популярным выражение «литературный брак».

Теперь это словосочетание портит людям жизнь. Протоколы ликвидации пестрят такими определениями, как «антихудожественный брак», «пустопорожний брак», «безыдейный брак», «американский брак», «глупый брак», «сентиментальный брак» и т.п. Пресса объясняет населению, что подобная халтура — буржуазное орудие, созданное для принесения прибыли. Капитализм подсовывает ее рабочим, чтобы их отуплять.

На дверях Пражской городской библиотеки висит табличка:

«ЧИТАТЕЛИ,

наверняка вы солидарны с нами в том, что сегодня мы уже не выдаем брак (безвкусную дешевку, детективы, приключенческие романы).

Не выписывайте на него требований и не спрашивайте у сотрудников».

После прихода к власти коммунистов в Чехословакии будет переработано на макулатуру почти 70 процентов «чтива».

«Операция по изъятию, операция по замене» — так это называлось — продолжаются в Чехословакии вплоть до 1958 года. Лишь после 2000 года историк литературы из Карлова университета Павел Яначек изучит и опишет этот процесс.

Дешевку буржуазную замещает соцреалистическая, написанная новыми авторами.

Еще три года назад Энди из «Истории черного боксера» (1950) так сделал бы предложение своей девушке:

— Прошу тебя стать моей женой.

— Любимый, ты даже не представляешь, как мил моему сердцу, — голос Рут теплеет.

Теперь любовным признаниям отказано в праве служить исключительно личным целям. Поэтому Рут добавляет:

— Мы, как весь трудовой люд, должны бороться за выживание. Но ты никогда не побелишь в одиночку. Ты — часть целого.

В другой книге Павел Яначек вместе с Михалом Ярешом проследили, как сложились биографии более ста авторов довоенных дешевых романов.

Почти никому не удается укорениться в новой системе.

Многие пытаются забыть о своем прошлом. «Едва мои книги убрали из библиотек как антихудожественный брак, я сразу перестала писать и теперь стараюсь стереть из памяти свои литературные грехи», — в шестидесятые годы говорит руководству Литературного института Мария Кизлинкова, автор «Изголодавшегося сердца». После расправы с грехами она как жена железнодорожного инспектора будет заниматься только домашним хозяйством.

Многих вычеркивают раз и навсегда. Коммунисты не принимают их обещаний стать хорошими писателями. Йова Паточкова в письменной форме убеждает Министерство информации: «В моем романе “Ослепленный солнцем ищет тень” побеждает девушка с безупречным характером. Я ведь социалистка и не могу не знать, как выглядит настоящая жизнь. В своей книге я противопоставляю честную девушку с положительным отношением к труду женщине прошлого — ленивой, беспутной, ветреной».

Министерство не верит Паточковой и не дает разрешения на издание романа. Писательницу исключают из общественной жизни.

Существует только один автор, который изымает и заменяет себя сам.

Сначала его зовут Эдуард Кирхбергер.

Потом — Карел Фабиан.

Это два совершенно разных писателя.

Удачное превращение занимает у него три года. Социалистические литературные словари не упоминают о прошлом Фабиана.

В новом воплощении он даже подписывается другим почерком.

Первый пишет о духах, монстрах, колдуньях, разбойниках и убийцах. Второй пишет о рабочих, партизанах, коммунистах и врагах народа.

В произведениях первого наводят ужас разверстые могилы, в которых лежат женщины с вырванными после смерти сердцами. У второго — эксплуататоры, наживающиеся на рабочем люде.

У первого были сплошные вампиры. У второго — производственные достижения.

Первый предпочитал таинственные пещеры, подвалы, высеченные в скале святилища, подземелья с демонами. Второй же, если и описывал какой-нибудь подвал, то в нем помещался штаб агентов американского империализма.

— Я изумился, — говорит Павел Яначек, — когда понял, что эти два стилистически совершенно непохожих писателя — один и тот же человек. Его мимикрия под певца коммунистического режима впечатляет. — И добавляет: — Он прирожденный рассказчик. Придумывал истории с такой легкостью, как другие дышат. Если бы он жил в Штатах, за один хоррор покупал бы дорогую машину. Оттого и не мог позволить себе молчать только потому, что к власти пришли коммунисты. Вот причина, по которой Кирхбергер перестал существовать.

Часть 2: Причина