Борис Яроцкий - На всех фронтах

• Название: На всех фронтах
• Автор: Борис Яроцкий
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1985

Сборник очерков и повестей посвящен людям, которые выстояли в самых суровых боях Великой Отечественной; содержит неизвестные широкому читателю факты истории войны.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

— Теперь все пройдет, милый, — вырвалось у Верочки, а Батов прикусил губу. Лицо загорелось. Верочка такими словами не бросалась.

— Это верно, что мы в тыл едем, Леша? — спохватившись, более холодно спросила она.

— Верно. Как и то, что ты ранена.

— Я не ранена, — смутилась она, пошевелив ногами и руками. — Видишь, все в порядке.

— А кто говорил: «Лучше бы… совсем»?

— Ой, Леша, ты меня разыгрываешь. Неужели я так сказала?

— Так и сказала. И до смерти напугала, когда от воронки тащил.

— Так куда же мы едем? — прервала она разговор. — В госпиталь…

— А что, госпиталь на Эльбе разве?

— Почему на Эльбе? — не понял Батов, куда она клонит.

— Потому что мы на запад едем, — засмеялась Верочка. — Меня не проведешь!

Батов понял, что разоблачен, и тоже засмеялся. Но тут она заметила, что гимнастерка распахнута, прикрыла грудь ладонью, нащупала разрезанный бюстгальтер, нахмурилась.

— Это ты? — спросила она строго.

— Я, Верочка.

Вздохнув, застегнула три нижние пуговицы. Лицо сделалось суровым и неприступным.

— А вы, товарищ лейтенант, почему здесь?

— С тобой побыть захотелось, — еще продолжал шутить Батов, но понял, что Верочка становится «товарищем сержантом Шапкиной».

— Без шуток! — повысила голос она. — Вы кто, санитарка? Сиделка?

— Допустим, сиделка…

— Нет, вы — строевой командир или сестра милосердия?

— Успокойтесь, товарищ сержант Шапкина, — стараясь быть серьезным, назидательно сказал Батов. — Вам вредно сейчас волноваться.

— Офицер должен быть впереди, а не в обозе на последней повозке!

— Да разве ж можно с офицером так разговаривать, Верочка? — подал голос Михеич. — Ты не забывай и о рангах.

На Батова последние слова Верочки и особенно тон, которым они были сказаны, подействовали как ледяной душ.

Ему и на самом деле показалось, что он чуть ли не умышленно попал на эту последнюю повозку в обозе. И тут же вспомнились слова Юры Гусева: «Роковой ты человек, Лешка». Роковой или не роковой, а дознайся об этом путешествии Крюков — опять хлопот не оберешься. Снова начнутся подозрения, намеки, расспросы…

Батов погрустнел и замолчал. Он с тоской посмотрел на Верочку и повернулся лицом вперед. Теперь замолчали все, каждый думал о своем.

Верочка сердится уже не на Батова, а на свой язык. Слова всегда выскакивают раньше, чем она успевает подумать. Сейчас ей жалко Батова и немножко себя.

А думы Михеича по Украине бродят. Есть у него дочка. Такая же шустрая, как Верочка. И по возрасту такая же. До войны в Днепропетровске училась. Есть сын, на год помладше. Тоже уехал из дома на курсы. Да еще две дочки есть. Все они собрались теперь в родном селе возле матери. Об этом ему написала Марфа, жена. Первое письмо от нее недавно получил. После оккупации кое-как разыскала.

Есть у него еще сын, самый старший, Степан. Да есть ли он? Марфа пишет, что ушел в армию вскоре после него, Михеича. Ни одного письма от него не получили… И бродят мысли старого солдата по Украине, вертясь вокруг родного колхоза, который представляется таким, каким был до войны. А Марфа пишет, что узнать его невозможно — все погубили фашисты. Теперь заново отстраиваться начали.

И бегут мысли Михеича по необъятной фронтовой шири в поисках сына, родной кровинки. Может быть, потому у него и к Батову появляется какая-то отцовская теплота. И эти чужие молодые люди начинают казаться родными детьми.

…Внезапно сзади, совсем близко, раздался автомобильный сигнал. Мимо повозки, обогнав ее, проскочил старенький ЗИС с цистерной.

Батов досадует: как не расслышал приближения машины! С ней бы можно очень скоро догнать своих. Ясно, что машина с горючим для танков идет. Но раз прошла одна — может пойти и другая. Следующего такого случая пропускать нельзя.

Батов снова поворачивается к Верочке, решает: если появится машина, он издали заметит, а когда подойдет — остановит.

«Ага, — думает Верочка, — повернулся. Может быть, он не очень обиделся?.. А если бы мне так сказали, как я ему, — обиделась бы? Конечно! Я бы рассердилась…»

— Михеич, вы хорошо запомнили название конечного пункта? — спросил Батов.

— Чего ж бы я его запоминал. У вас же карта есть, и все пункты в ней обозначены.

— Но ведь когда не было меня, вы ехали и без карты.

— Тю, язык до Берлина доведет… Освал, чи как его там?

— Освальд, — уточнил Батов. — Неправильно спросите — неправильно и ответят.

— Лишь бы до фрица не попасть, а так все равно в своей армии будем.

Это он только так говорит, а сам понимает, что говорит неправду. Оторваться от своей части, от старых боевых друзей не легче, чем от родной семьи. Все это знают. И Михеич хорошо знает, а сказал так, чтобы оправдать свою забывчивость. Он ночи спать не будет и расспросит всех и запомнит все, а своих найдет непременно.

Батов выскочил из повозки, остановился посреди дороги, поднял руку.

— Чего вы надумали? — сердито крикнул Михеич. Верочка приподнялась на локтях и тоже недоуменно посмотрела на Батова.

Машина поравнялась с повозкой. Затормозила. Из кабины высунулась вихрастая голова с курносым рябым лицом.

— Куда едешь? — спросил Батов.

— Военная тайна, — бойко отрапортовала голова, весело улыбаясь и сильно окая.

— А чего везешь? — решил Батов до конца разыграть общеизвестную военную присказку, начатую шофером.

— Снаряды танкистам, — хохочет тот от удовольствия, что шутка понята.

— Да ведь ты же тайну выдал!

— Братьям-славянам такую тайну выдать можно. А фрицы сами догадаются, ежели к ним попадешь, — все так же смеется голова и открывает дверцу кабины. — Садись, лейтенант, живо докачу. Отстал, что ли?

Шофер говорит очень быстро, захлебываясь лавиной слов.

— Счастливо добраться! — машет Батов рукой Михеичу и Верочке, становясь на подножку.

Машина тронулась. Шофер проводил внимательным взглядом повозку, оставшуюся за бортом.

— Девка-то вроде того… Заревела.

— Какая девка? — не понял Батов.

— Ну, да в повозке-то. Уж забыл, что ли? Поди, окрутил да укатил.

— Нет, не окрутил, — вздохнул Батов. — Контужена она. Никто ее не окрутит.

— Хоро́ша, видать, девка.

Машина быстро бежит, оставляя километр за километром. Проехали деревню. Дорога приподнялась на небольшой холм и вильнула вправо, спускаясь по склону и теряясь в полях. Земля парит под солнцем, сошедшим уже с полуденной высоты. Ни одного пахаря, ни единого сеятеля не видно. Пусто. Свежий ветер врывается под открытое лобовое стекло и свободно вылетает в боковые окна, приятно путаясь в волосах на затылке.

Внизу снова видна деревня. По дороге к ней тянется обоз. Впереди артиллерия.

— Ваши? — спрашивает шофер, указывая на колонну.

— Нет. Наши дальше, на танках вместе с вашими… Вообще-то нашего полка это хозяйство.

Шофер долго и протяжно сигналит. Повозки и орудия прижимаются к обочине дороги. Впереди колонны на высоком гнедом коне — капитан Головин. В седле он кажется не таким длинным, как на самом деле. Только стремена коротковаты: колени высоко подняты. Батов помахал ему из кабины, но Головин даже не обернулся.

В деревне пусто. Ни единой живой души. На выезде — речка. Так себе, ручей. Мост взорван. Следы танков видны чуть выше моста, по течению. Машина остановилась. Шофер выпрыгнул из кабины. Ноги его до смешного коротки. Голенища яловых сапог сдвинуты гармошкой. Идет он с прискоком, по-воробьиному, и так быстро перебирает короткими ногами, что они, кажется, совсем не достают земли. Зашел в воду. Пощупал ногой дно, присмотрелся.

— Где прошла матушка-пехота, там и машинка моя проскочит…

Грузовик плюхнулся в воду, пересек речку. Передние колеса выскочили на другой берег, а задние застряли, поднимают ил, мутят воду. Мотор то надрывно воет, то глухо ворчит, сердясь, то выводит высокие ноты.

— Пой, родная, пой! — не унывает шофер. — Если ты петь не будешь — мне около тебя петь придется.

Он переключает скорости: назад — вперед, назад — вперед. Цепляясь за неустойчивый грунт, машина медленно продвигается вперед и дрожит как в лихорадке. Мотор отдает последние силы. Вот-вот заглохнет. Но все-таки машина выползла на твердый берег.

— Эх! — сияет шофер. — Не подвела старушка! Уж она у меня друг испытанный. Теперь и закурить можно.

4

Успокоив Верочку, Михеич долго молчит, поглядывает по сторонам, присматривается. На лесной опушке заметил большую яму, наполненную водой. Сивый уже не бежит рысью, а устало плетется по дороге.

— Вот туточки и передохнуть можно, — определил Михеич. — Вода есть и трава добрая.

Он повернул Сивого в лес и недалеко от дороги остановился.