Дмитрий Сорокин - Виниловый теремок

• Название: Виниловый теремок
• Автор: Дмитрий Сорокин
• Жанр: Русская классическая проза

---

-- Просто я очень люблю смородину, -- чуть смущенно ответила Кассандра. -- И, чтобы закрыть тему, тоже прочту стихи.

О, боже мой, как затекают ноги!

Нас гонит смерть -- вперед, вперед, вперед!

И мы бежим покорно по дороге,

И смерть придет к тому, кто упадет.

О боже, руки тоже затекают,

Несут они изрядно тяжкий груз,

И все от смерти резво убегают,

И каждый несогласен, что он -- трус.

Но все надежды наши, впрочем, ложны,

И та дорога мчится в никуда.

Ведь убежать от смерти невозможно,

И не избегнуть Страшного Суда.

Пусть солнце лик свой к горизонту клонит,

Мы все бежим, и смерть вперед нас гонит.

-- Боже, какая прелесть! -- всплеснул руками Ермолай Михайлович. -Касенька, радость моя, скажите, неужели это ваши стихи?

-- Да, -- опустила глаза Кассандра, -- написаны примерно тогда же, что и ваши. Время тогда было такое, располагающее к подобным раздумьям.

-- Зато сейчас все довольно безмятежно... -- улыбнулся профессор.

-- А о чем тужить, когда находишься на самом дне, и единственная проблема -- это добыть немного еды, чтобы выжить? -- спросила Кассандра.

-- Да, тужить, пожалуй, не о чем, -- согласился бывший Хозяин-Осьминог, а ныне Бродяга-Садовник Ермолай Михайлович. Тут настала ночь, и все разошлись почивать.

10. Спаси меня, или умри!

Третий день Римма жила в парке. Дом-таки снесли, причем в тот момент, когда она гуляла по Заречью, запасаясь впечатлениями для снов. Кое-какая одежда, полотенце -- что там, все Риммины вещи остались там, и теперь они были безвозвратно погребены под тоннами "строительного мусора", хотя какое уж тут строительство, когда одно сплошное разрушение? В парке жить было страшно и неуютно. Деньги стремительно заканчивались. Под вечер по аллеям шатались такие кошмарные личности, что она почти все время отсиживалась в кустах. Иногда ее выгоняли оттуда шлюхи, которым негде было продать себя по сходной цене. Конечно, жить так было нельзя. Окончательное осознание пришло сегодня, когда зарядил бесконечный холодный ливень, а спрятаться от него было некуда. Отчаяние овладело Риммой. Сперва она ходила взад-вперед по парку, думая, что делать, как жить дальше. К Энрике идти было бесполезно -однажды она уже намекала ему, что жить-то ей, в общем, негде, он ответил недвусмысленным отказом. Потом она покинула парк и побрела по улицам. Плакала, не переставая; некстати вспомнилась вся ее жизнь -- корявая, хромая, безумная. Жить тут же расхотелось окончательно. Так, рыдая, Римма перемещалась по мокрому городу. Замерзла, и очень хотелось есть. Зашла было в столовую, но обнаружила, что потеряла почти все деньги, -- осталась какая-то мелочь, на которую разве что коробок спичек купишь. Она снова вышла под дождь.

Час спустя она нашла нож -- старый заржавленный кухонный нож с узким от многих заточек лезвием.

Смерклось. Вокруг зажигались окна, и мягкий желтый свет их, наполненный уютом и покоем, бедная Римма воспринимала не иначе, как издевательство. Прочь, прочь от этих окон, и вот она уже почти бежала, стараясь сворачивать в переулки поглуше и потемнее, лишь бы не видеть эти окна, каждое из которых являло для нее символ домашнего счастья -- пусть даже хрупкого, эфемерного... Всю правую сторону очередного проулка занимал высокий забор какого-то завода -- давно уже мертвого, понятно, и тем большим был удар, когда она увидела, что проходная светится все тем же уютным светом... Этого не могло быть -- все знали, что заводы мертвы, -- но это было... Завыв, Римма бросилась на дверь проходной, заколотила кулаками по ней, крича при этом какие-то проклятия...

Никита задержался "на работе" -- сам толком не зная, почему. Эта переработка была столь же бессмысленна, как и вся его работа... В шесть часов Профессор, Садовник, Кассандра, Слесарь и Повариха ушли к себе -готовиться к традиционным вечерним посиделкам, а Никита задержался. Он молча смотрел в окно, а в окне толком и не разглядеть ничего -- лишь струи дождя, и за ними -- какие-то мутные, неясные тени... Деревья, наверное. Он долго смотрел на них, силясь угадать, когда тени шевелятся -- ветер деревья качает, или кто вдруг мимо прошел, -- а когда ему просто померещилось. Так просидел он что-то около трех часов. Стало уже совсем темно, и он, спохватившись, собрался уж закрыть дверь и уйти -- пора было начинать вечеринку с чаем и пластинками. И тут кто-то забарабанил в дверь. Да так яростно, что Никита, не колеблясь, взял ружье, взвел затвор... Открыл.

На пороге стоял мальчик, промокший насквозь... Нет, это была девушка, но тоненькая такая, точно тростинка...

-- Спаси меня! -- крикнула она.

-- От... от кого? От чего? -- не понял Никита.

-- Спаси!

-- Э-э-э...

-- Спаси, или... или умри! -- она выхватила из-за пояса нож, кинулась было на него, но тут же отпрянула.

Римма отпрянула от этого сторожа не потому, что в руках у него было ружье. И не потому, что она узнала его -- это не так, и узнавание пришло много, много позже. Просто он ей улыбнулся. И это была не хитрая или хищная, циничная такая, или наигранная улыбка, какие часто натягивают на лица люди в наше время. Нет, его улыбка была искренней и доброй. Так умеют улыбаться только дети, святые и сумасшедшие.

-- Конечно, я помогу тебе, -- произнес он. -- Входи. -- И опустил ружье.

Нож полетел в канаву. Римма вошла.

Когда неловкие посиделки закончились, и все потихоньку разошлись, Римма, закутанная в плед, добытый профессором в эпоху бродяжничества и щедро пожертвованный вновь обретенной соседке, спросила:

-- Никита, а где я теперь буду жить?

-- Да живите где хотите... Я бы рекомендовал вам бухгалтерию -просторное светлое помещение, никем пока не занятое.

-- А... а можно, я пойду туда завтра, а? Я сегодня поняла, что больше не могу быть одна. Мне... мне очень страшно. Можно, Никита?

-- Можно. Ложитесь спать на мою раскладушку. Только осторожно -- она довольно ветхая.

-- А как же вы?

-- Я лягу на столе. Слава богу, телогреек и прочих тряпок у нас хватает.

-- Спасибо... И, Никита?

-- Да?

-- Еще спасибо, что не расспрашивали меня сегодня... Боюсь, я не готова еще к бурному общению.

-- Признаться, Зиновий Викентьевич несколько дней тому поведал нам вкратце вашу историю, не предполагая, что вы так скоро найдетесь. Так что вы для нас не совсем незнакомка... хотя, безусловно, прекрасная -- он чуть наклонил голову в смущенном полупоклоне. Давайте сейчас будем отдыхать, а завтра, глядишь, и солнышко выйдет, да и вообще утро вечера мудренее. Доброй вам ночи, Римма, и приятных снов.

-- Спасибо... -- в который раз благодарно прошептала Римма, легла на раскладушку и тут же уснула. Ей совсем ничего не снилось, и утром она проснулась бодрая и веселая. Никита давно уже сидел на проходной, а к ней пришла Кассандра, принесла заботливо подогретый Поварихой завтрак.

-- Здесь у нас все просто, -- говорила Кассандра, пока Римма ела, -живи, где хочешь, делай, что хочешь. Что до питания -- обычно все деньги и все съестное сваливаем в общий котел, а Надежда Трофимовна -- ну, Повариха, -- закупает продукты и готовит еду. Ее никто об этом не просил, просто она всю жизнь на кухне. И жить без нее не может совершенно.

-- А чем вы здесь обычно занимаетесь?

-- Да говорю же, всем, чем угодно! Часто днем с Никитой на проходной сидим, чтоб ему там не скучно одному было...

-- А зачем он там сидит?

-- В этом смысл его жизни. Он говорит, что без этого сойдет с ума. Я ему верю. Я тоже почти рехнулась, особенно, когда из меня поперли все эти пророчества, но тут мне встретился Ермолай Михайлович -- ты его видела вчера, это Садовник. Знаешь, он вдохнул в мою жизнь новый смысл.

-- Ты его жена?

-- Да, уже четыре месяца.

-- А у Никиты есть жена?

-- Нет, что ты... Он один, совсем один.

-- Бедный... -- прошептала Римма и тихонько вздохнула. Кассандра понимающе улыбнулась.

-- Ты доела? Отлично. Пойдем, прогуляемся. Я покажу тебе сад.

Они медленно обходили заводскую территорию, старательно облагороженную трудами Садовника. Получился такой полусквер-полупарк, весьма зеленый, но с заметным индустриальным уклоном. Со всего города таскал Ермолай Михайлович саженцы, отростки, и целые деревья и кусты, упорно превращая заброшенный завод в настоящий сад. В цехах стояли многие и многие ящики, в которых он проращивал разные семена, культивировал цветы и даже овощи.

11. Пророческая песнь

-- А это что за новое здание с такой необычной антенной? -- спросила Римма, когда они поравнялись с гаражом.

-- Раньше здесь был гараж, -- бесцветно ответила Кассандра.

-- А сейчас что, знаешь?

-- Я-то знаю. Только мне почему-то никто не верит, -- вздохнула девушка.

-- Почему?

-- Слишком уж фантастично, говорят, звучит.

-- Так что же там?

-- Мастерская сновидений. Я узнала об этом, когда на меня в очередной раз накатило ЭТО, ну, пророчество. Никита как-то в шутку спросил меня, когда он освободится, а на меня нахлынуло, и я ответила, что лишь тогда, когда Хозяин мастерской снов, что под уродливым цветком, останется один, либо пока ты не перейдешь черту. А он только усмехнулся и по голове меня погладил... Вечером, после очередной пластинки, эта тема случайно всплыла в беседе, и все дружно решили, что это не имеет к реальности ни малейшего отношения. Но я ни разу еще не пророчила впустую, вот ведь в чем дело... Так что я на триста процентов уверена: это -- мастерская сновидений. И этот самый Хозяин -- страшный, очень страшный человек! Есть в нем что-то такое темное, демоническое, -- Кассандра перешла на шепот, -- одевается всегда во все черное, росту хоть и малого, но кажется огромным, волосы чернее угля...