Александр Лавров - От Кибирова до Пушкина

• Название: От Кибирова до Пушкина
• Автор: Александр Лавров
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86793-840-6

В сборник вошли работы, написанные друзьями и коллегами к 60-летию видного исследователя поэзии отечественного модернизма Николая Алексеевича Богомолова, профессора Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. В совокупности большинство из них представляют коллективный набросок к истории русской литературы Серебряного века. В некоторых анализируются литературные произведения и культурные ситуации более раннего (первая половина — середина XIX века) и более позднего (середина — вторая половина XX века) времени.

---

Я должен, однако, поправить совершенно неверное Ваше толкование одного из наших условий. Вы ошибаетесь, думая, что «Весы» хотели как бы монополизировать Ваше (т. е. Ваше лично, З. Н. и других Вашей группы) творчество[619]. Разумеется, даже расширенные «Весы» были бы слишком малы, чтобы печатать все, что напишете Вы и примыкающие к Вам писатели. Требовать же, чтобы ненапечатанные в «Весах» рукописи оставались бы вообще ненапечатанными, было бы абсурдом. Мы желали Вашего «предпочтительного» участия в «Весах», т. е. того, чтобы Вы и З. Н. (о других не было речи) отдавали в «Весы» те свои произведения, которым Вы придаете наибольшее значение. Желательно было, конечно, и то, чтобы Вы и З. Н. не участвовали в изданиях, прямо и непосредственно враждебных «Весам». К таким мы относим издаваемый Соколовым «Провал»[620]. После того как «Весы» в ряде статей, среди которых была и статья З. Н., резко нападали на Соколова[621], уличали его в литературной безграмотности и т. д., — участие в его журнале «ближайших сотрудников» «Весов» казалось нам совершенно неуместным. З. Н. намекала мне, довольно определенно, что Вы (мне казалось, что она говорит от всей Вашей группы) участвовать и не будете[622]. Между тем в перечне сотрудников «Провала» стоит Ваше имя, и Вами предложена Соколову статья[623]… [А Вы мне пишете о взаимном доверии… Господи! да откуда же здесь взяться доверию!]

Уважающий Вас

Валерий Брюсов. Мережковский — Брюсову

16/29 октября 1906 года, Париж.

16/29 X 06.

Дорогой и глубокоуважаемый Валерий Яковлевич,

итак, мы и перед Вам<и> точно так же, как перед почтенным Скифом, оказались «мазуриками» и «эротоманами»[624], — на первое намекает «аморализм», о коем Вы упоминаете с многозначительным «но» (читай: «но… не следует таскать платков из кармана»), а на второе (эротомания) — неожиданно выплывшая Образцова, которая «исказила наши образы в Вашей душе»[625]. Хотел бы я знать, какими сплетнями она исказила эти «образы» и зачем Вы их слушали, если… но (тут уж и я поставлю мое но), не стоит продолжать. О, Моск<в>а! Так и пахнуло на нас из Вашего письма «приятным дымом отечества»[626]. Вы требуете от нас отчета, на каком основании мы, вступив в переговоры с Весами о 2-х листах нашего отдела, в то же время вели переговоры с З<олотым> Р<уном> и Грифом[627]. Но, позвольте Вам заметить, что мы вовсе не считаем себя обязанными давать Вам отчет. Ведь мы еще не заключили с Вами договора как с «хозяином» Весов, а следовательно, сохраняли за собою совершенную нравственную (моральную, а не аморальную, это заметьте хорошенько) свободу вести переговоры о чем угодно и с кем угодно. Вам кажется такое наше отношение к З<олотому> Р<уну> и к Весам — «продажей с публичного торга». А нам это кажется вполне естественным внешним деловым отношением к тому внешнему соединению людей, каковым является всякий журнал, пока нет более глубокой внутренней связи между сотрудниками. А начиная переговоры, Вы и сами поставили их на такую именно внешнюю почву. Вы утверждаете, что мы руководствовались только материальным расчетом — количеством гонорара, предлагаемым нам Весами и Золотым Руном. Но уж это чересчур грубо и просто, наконец, практически неумно. Тот гонорар, который мы получаем у Вас и в З<олотом> Р<уне>, — такие жалкие гроши, по сравнению с тем, что мы получаем за отдельные издания наших книг (напр<имер>, в один последний год я получил от Пирожкова 11 000 рублей — что сообщаю Вам не для хвастовства, а просто для расчета), что только из-за материальных выгод игра не стоила бы свеч. Главная реальная выгода, которой мы действительно ищем, — это иметь «свой угол»[628] — иметь полную свободу писать то, о чем желаешь и когда и где желаешь. И вот мы теперь убедились, что Вы эту свободу так же нам не сумеете дать, как и другие журналы. Уж очень Вы ревнивы к Весам. Еще не связав себя фактически ничем, мы уже оказались связанными Вашею «ревностью» до такой степени, что Вы считаете себя вправе требовать у нас отчета в наших отношениях к другим журналам под угрозой «аморализма» и каких-то образцовских пакостей. Ох, скучно, едва пишу от скуки…

Хотя мы и отнюдь не обязаны давать Вам какой-либо отчет, но, из любезности к неизменно милому для нас поэту Валерию Брюсову, мы готовы удовлетворить его любопытство. Рябушинский к нам приезжал еще в Бретань (в августе)[629] буквально на ½ часа. И в это время был, конечно, разговор о Зол<отом> Р<уне> и о нашем сотрудничестве, но весьма неопределенный и ничем не отличавшийся от обычных разговоров на эту тему, т. е. просьбы присылать статьи и готовность их печатать. Вот почему письмо из З<олотого> Р<уна> (через 2 месяца после Бретани) с предложением специально отдела Религиозно-Философского было для нас совершенною неожиданностью. Мы тотчас же ответили самым определенным отказом. Вот и все, больше ничего не было. О Грифе и говорить не стоит. З. Н. ему наотрез отказала, а я уже просил снять мое имя, потому что статья, которую я хотел, было, напеча<та>ть у него, оказалась для него слишком велика, а фиктивного участия я не желаю.

Подумайте же, дорогой Валерий Яковлевич, из-за чего же Вы так «возревновали»?

Для нас выяснилось только одно, у Вас никогда не было действительно серьезного желания сблизиться с нами. Иначе подобные мелочи и сплетни Вас бы не остановили.

Письмо Ваше наполнено таким личным раздражением, что, признаюсь, после этого нам страшно посылать наши статьи в Весы: мы не уверены, что Вы не пожелаете перенести это раздражение и на наши писания, а это было бы слишком неприятно и тягостно для нас. Вот почему, пожалуйста, напишите нам откровенно, желаете ли, чтобы мы продолжали сотрудничать в Весах (Д. В. Философ<ов>а Вы совсем забыли, но мы и о нем спрашивали[630]) и чтобы восстановлены были наши прежние отношения — которые были до этих злополучных переговоров.

У нас же к Вам нет никакого раздражения, ни капли горечи. Мы только видим, что Вы нам не верите и не знаете нас, но мы к этому давно уже привыкли. Что же делать? Может быть, когда-нибудь и поверите.

У нас есть готовые статьи, которые мы могли бы Вам послать. Но, повторяю, не решаемся. Ждем Вашего ответа.

Искренне преданный Вам

Д. Мережковский.[631]

К истории библиотеки Вяч. Иванова

Вряд ли следует распространяться о закономерности интереса к книжным собраниям литераторов. Действительно, в тех случаях, когда можно выявить издания, которыми владел изучаемый автор, исследователь получает в распоряжение значительный объем информации, овеянной ореолом изначальной релевантности и требующей первостепенного осмысления. В случае такого полигистора, как Вяч. Иванов, интерес к источникам его феноменальной эрудиции особенно оправдан; комментатору и интерпретатору сочинений поэта в высшей степени важно знать, какими книгами когда поэт владел или даже просто какие когда держал в руках.

Истории книжного собрания Вяч. Иванова пока посвящена лишь статья Г. В. Обатнина «Материалы к описанию библиотеки Вяч. Иванова»[632]. Здесь намечены основные вехи ее послереволюционной судьбы. Первые попытки каталогизации библиотеки были предприняты в связи с жизненными тяготами после 1917 года, побуждавшими расстаться с рядом изданий, а также в связи с отъездом семьи Вяч. Иванова в Кисловодск 28 августа 1920 года.

Обатниным опубликованы следующие перечни книг из собрания Вяч. Иванова (часть из них хранится в Рукописном отделе Пушкинского Дома, другие — в Римском архиве Вяч. Иванова):

I. Из библиотеки Вяч. Ив. Иванова;

II. Список рукой Иванова, имеющий помету «В Декабре перед Рождественск<ими> праздник<ами> оставлены на комиссию следующ<ие> детские книги»;

III. Из библиотеки В. И. Иванова. Журналы и сборники;

IV. Список с пометой «И. А. Гольденвейзер»;

V. Книги не для постоянной работы;

VI. Книги для работы;

VII. Книги с надписями авторов;

VIII. Список И. М. Дегтеревского;

IX. Бакинский список В. М. Зуммера.

Списки I, II, V, VI, VII — автографы Вяч. Иванова; III, IV — составлены Ал. Н. Чеботаревской; VIII заполнен рукой неизвестного лица; в нем перечислены книги, переданные Чеботаревской И. М. Дегтеревскому, видимо, в связи с грозившими жилищными «уплотнениями» 1923 года; IX содержит информацию (как я постараюсь показать, неполную) о книгах, оставшихся в Баку, и был выслан поэту в середине марта 1925 года («Баку. 14.3.25» — такова отметка на штемпеле конверта, сохранившегося в Римском архиве) профессором Зуммером, «унаследовавшим» квартирку Ивановых после их отъезда из Баку.