Олег Вишлёв - Накануне 22 июня 1941 года. Документальные очерки

• Название: Накануне 22 июня 1941 года. Документальные очерки
• Автор: Олег Вишлёв
• Издательство: "Наука"
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-02-008725-4

Вишлёв Олег Викторович. Накануне 22 июня 1941 года. Документальные очерки. — М.: Наука, 2001. 230 с.

В монографии рассмотрены отношения между СССР и Германией после заключения ими 23 августа 1939 г. договора о ненападении, причины военного столкновения между ними в 1941 г. Освещаются деятельность советских и германских спецслужб, проводившиеся ими операции. Значительное внимание уделено анализу международных проблем 1939–1941 гг. Работа основывается на германских политических, военных, дипломатических и разведывательных документах, большинство из которых впервые вводится в научный оборот. Многие из них публикуются в книге в переводе на русский язык в качестве приложения.

Для историков и широкого круга читателей.

---

Казалось бы, уже сама по себе персона Хильгера у серьезного исследователя должна вызывать настороженное отношение к тому, что он сообщает, желание перепроверить содержащиеся в его мемуарах сведения. Но как раз этого Хоффман не делает и в результате попадает в еще более неловкое положение, чем со свидетельством Верта.

Анализ документов, хранящихся в фондах Политического архива Министерства иностранных дел ФРГ, позволяет заключить, что три пленных советских офицера, о которых пишет Хильгер в своих мемуарах, никогда не делали лично ему, как он это утверждает, никаких сообщений. Обращаем внимание на секретное донесение начальника Отдела иностранных армий Востока (военная разведка) генерального штаба сухопутных сил Германии (ОКХ) полковника Р. Гелена от 18 октября 1942 г., которое Хоффман цитирует в своей статье вслед за отрывком из мемуаров Хильгера. Из этого документа, точнее говоря, из прилагавшихся к нему "сообщений", а не из протоколов проведенных им допросов военнопленных, Хильгер берет те несколько фраз, которые приводит в своих мемуарах. Донесение было направлено Геленом представителю министерства иностранных дел Германии при ОКХ X. фон Этцдорфу, а тем переадресовано Хильгеру для ознакомления и последующей передачи руководству министерства, о чем свидетельствуют рукописные пометы на документе (см. документ № 8). В том, что и другое утверждение Хильгера: описания, сделанные советскими офицерами, "совпадают почти дословно" — не соответствует действительности, а сами эти документы весьма сомнительного происхождения, у нас еще будет возможность убедиться.

Хоффман, как мы видим, не только опирается на некорректное свидетельство Хильгера, но и явно прибегает к двойной бухгалтерии в расчете создать видимость "обилия фактов". Он представляет в качестве двух самостоятельных, не связанных между собой свидетельств один и тот же документ, приводя сначала с помощью ссылки на мемуары Хильгера несколько фраз из одной его части, а затем цитируя другую его часть, которую он представляет даже как некое более раннее указание в документах на агрессивный тон речи Сталина. Думается, что в комментариях такая исследовательская новация не нуждается.

Кто же эти загадочные пленные советские офицеры, о которых говорится в донесении Гелена, в мемуарах Хильгера, о которых затем пишет Хоффман? Этот вопрос заслуживает пристального внимания. Как следует из донесения Гелена, их "сообщения" были представлены для ознакомления даже Гитлеру. С ними знакомился и Риббентроп, о чем свидетельствуют его мемуары[306], а также запись его беседы с регентами болгарского царя Симеона — князем Кириллом, братом царя Бориса III, и Б. Филовым 19 октября 1943 г. (см. документ № 7).

Прежде чем приступить к рассмотрению этого вопроса, сделаем отступление и остановимся на "свидетельстве" Риббентропа. Хоффман не включает его в свою систему аргументов и даже ни в одной из своих работ не упоминает[307]. Это объясняется несколькими причинами. Во-первых, тем, что прямая ссылка на Риббентропа, военного преступника, казненного по приговору нюрнбергского международного трибунала, дискредитировала бы самого Хоффмана и его концепцию. Привлечение в свидетели Риббентропа было бы равнозначно ссылке на обращение Гитлера к немецкой нации от 22 июня 1941 г. и на заявление нацистского министерства иностранных дел от того же дня. В них как раз и был сформулирован тезис, гласивший, что вермахт был вынужден нанести "превентивный удар" по СССР, изготовившемуся якобы к нападению на Германию[308]. Открыто признавать, что истоки их концепции лежат в заявлениях Гитлера, Риббентропа и других нацистских главарей и что своими трудами они оправдывают агрессивную политику "третьего рейха", сторонники тезиса о "превентивной войне" пока что не решаются и предпочитают оперировать "более нейтральными" свидетельствами.

Во-вторых, Риббентроп как свидетель нежелателен для Хоффмана и его единомышленников, потому что своей "интерпретацией" фактов он способен бросить тень на их систему аргументов. Мало того, что Риббентроп все перепутал (речь Сталина, по его словам, была произнесена не 5 мая, а 5 апреля 1941 г., прием, на котором выступил Сталин, состоялся не в Кремле, а в академии имени Фрунзе, а военнопленных, давших показания о сталинской речи, было не трое, а четверо), он допустил в своих высказываниях перед князем Кириллом явные "неточности", которые без труда опровергаются документами. Так, он, в частности, упомянул о двух поступивших независимо друг от друга "агентурных донесениях" — "из Москвы" и "из лондонского источника", относя их по времени к весне 1941 г. Между тем известно, что никакой иной информацией о речи Сталина, за исключением сообщения в Берлин 4 июня 1941 г. германского посла в Москве Ф. В. фон дер Шуленбурга, а позднее донесения германской разведки со ссылкой на источник в Лондоне, который, в свою очередь, по-видимому, опирался на информацию Верта, немцы вплоть до конца 1941 г. не располагали. Кроме того, Риббентроп совершенно исказил содержание этих двух сообщений, представив дело так, будто бы то, что осенью 1942 г. говорилось в донесении Гелена, было доложено в Берлин годом раньше из Москвы и Лондона.

Наконец, германский министр в беседе с князем Кириллом не удержался и от явных фантазий. Прочитав несколько дней спустя все то, что он наговорил, Риббентроп вычеркнул или исправил некоторые пассажи в записи беседы, уже подписанной главным переводчиком германского правительства П. Шмидтом. В частности, он вычеркнул абзац, в котором говорилось о том, что Гитлер якобы спрашивал Риббентропа, насколько можно доверять "агентурным донесениям" из Москвы и Лондона, а Риббентроп подтверждал наличие у СССР агрессивных устремлений. Впутывать фюрера в свое вранье министр, по-видимому, побоялся (одно дело разговор в узком кругу, а другое — когда сказанное превращается в официальный документ), равно как побоялся и того, что в записи беседы окажется зафиксированным его признание в том, что он являлся одним из вдохновителей войны против СССР. Была осень 1943 г., а не лето 1941 и не лето 1942, и такие саморазоблачения представлялись в Берлине уже небезопасными.

И еще одно исправление в записи беседы, сделанное рукою Риббентропа. Шмидт зафиксировал: имперский министр заявил руководителям болгарского государства, что германское правительство после того, как началась война, получило сведения о том, что Советский Союз намеревался нанести военный удар по "третьему рейху" 1 августа 1941 г. Дату "1 августа" Риббентроп зачеркнул и вписал: "в августе". Видимо, и в этом случае он счел, что погорячился, назвав даже день планировавшегося якобы советского нападения. Запись беседы Риббентропа с князем Кириллом и Б. Филовым является, пожалуй, единственным германским документом правительственного уровня, в котором называется дата начала некоего советского наступления "в направлении Атлантики". Из него эта дата перекочевала на страницы трудов западных авторов. Называя ее, эти авторы, правда, забывают предупредить читателей о том, что источник, откуда она заимствована, весьма сомнительного качества, а сама дата была в нем вычеркнута рукою того, кто ее придумал.

Однако вернемся к вопросу о пленных советских офицерах, подготовивших "сообщения" о речи Сталина. Сделать это тем более необходимо, поскольку именно на них ссылается Риббентроп, называя дату "1 августа" или "август" 1941 г. Нам еще предстоит познакомиться с текстами этих сообщений. Пока же отметим, что и в этом случае Риббентроп допустил "неточность" — данная дата в них отсутствует.

О "свидетельствах" советских военнопленных, или почему не называются имена

Думается, не случайно ни Риббентроп, ни Хильгер, ни впоследствии Хоффман не называют имен пленных советских офицеров, на показания которых они ссылаются. Видимо, есть причины, чтобы эти офицеры так и остались анонимными свидетелями неких агрессивных замыслов СССР. Ведь назови их поименно, и несложно будет выяснить, насколько они были посвящены в секреты советской политики, были ли они в числе приглашенных на прием в Кремле, сотрудничали ли они, попав в плен, с немцами. От них, безымянных, в случае чего нельзя было бы потребовать и публичного опровержения их "сообщений". Все эти соображения, очевидно, и побудили полковника Гелена завершить свое донесение фразой: "Прошу при использовании содержания этих трех сообщений воздерживаться от разглашения имен (слово "имен" вписано Геленом в текст от руки. — О. В.) военнопл[енных] офицеров, сделавших сообщения".

Наличие в документе такой просьбы делает понятным, почему ни Риббентроп, ни Хильгер не называют никаких имен, но отнюдь не объясняет причин молчания Хоффмана. Не руководствуется же он в своих трудах абверовской директивой полувековой давности?! Причина того, что Хоффман делает вид, будто он не знаком с прилагавшимися к донесению Гелена "сообщениями" пленных советских офицеров, как нам кажется, иная. Аргумент, который могут привести сторонники тезиса о "превентивной войне": в документах X. фон Этцдорфа донесение сохранилось без прилагавшихся к нему ранее "сообщений" советских военнопленных, нельзя признать убедительным. Там их, действительно, нет, но их копии (в двух экземплярах) есть в другом фонде, причем тратить силы и время на поиски не требуется. Достаточно открыть опись документов Политического архива Министерства иностранных дел ФРГ, чтобы прочесть в списке дел пятого политического отдела: "Сообщение о банкете в Москве с выдержками из речей Сталина — 5.41 "[309]. Взяв же в руки это дело, сразу понимаешь, что это и есть те самые "сообщения" трех советских офицеров, которых недостает в папке документов Этцдорфа (см. документ № 8, приложения 1, 2, 3). Трудно поверить, что Хоффман, сумевший отыскать среди множества документов не упоминаемое ни в одной описи донесение Гелена, не ознакомился с занесенным в описи делом, прямо относящимся к кругу интересующих его проблем.