Свен Андерс Хедин - В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах

• Название: В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах
• Автор: Свен Андерс Хедин
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91678-037-6

Свен Андерс Хедин (Гедин) (1865–1952) — знаменитый шведский путешественник, географ, журналист, писатель, график, общественный деятель, самый известный швед, о чьем существовании забыли после Второй мировой войны. Совершил ряд выдающихся экспедиций в Тибет, Китай и Среднюю Азию, первым описал многие исторические памятники и ландшафты, устранил на карте мира десятки «белых пятен» и вообще был первым европейцем в этих местах. Среди исследователей Азии его имя стоит рядом с именем Николая Пржевальского.

Книга рассказывает о полном опасностей и приключений путешествии Свена Хедина в 1893–1897 гг. по Памиру, Тибетскому нагорью и среднеазиатским пустыням.

---

VI. Находки около Буразана

9 января я предпринял из Хотана экскурсию за несколько верст к западу, в селение Буразан, которое, благодаря находимым около него остаткам древней культуры, является для археологов одним из интереснейших пунктов Центральной Азии. Верхний почвенный слой здесь лёссовый, мощностью до 8 метров.

Ручеек, питаемый отчасти ключами, размыл мягкий лёсс, и русло ручья глубоко врезывается в твердые конгломераты. Весной и летом, когда тает снег на северных склонах Куньлуня, ручей раздувается в значительную горную реку, водная масса которой смывает и сравнивает лёссовые террасы.

Осенью, когда вода спадает, на месте смытых террас находят разные образчики древнего искусства: изделия из терракоты, изображения Будды из бронзы, драгоценные камни с резьбой, монеты и пр. Для жителей Хотана подобные вещицы, раз они не из благородного металла, не имеют никакой цены, и они отдают их детям, в игрушки. Но для археолога эти предметы представляют большую ценность, так как доказывают, что облагороженное влиянием греков древнеиндийское искусство проникало в самое сердце Азии.

Посетил я Буразан, как сказано, в начале января. Ручей в это время сузился в ничтожную канавку, так как ключи, питающие его, замерзли. Последняя жатва находок была уже собрана хотанцами, которых привлекает сюда, собственно, надежда найти золото или другие сокровища.

Я нашел поэтому лишь весьма незначительное число древних вещиц. Коллекция, привезенная мной домой и заключающая 523 предмета, не считая монет и рукописей, составлена главным образом путем покупок в Хотане и у местных жителей, которым я поручил искать для меня древности, пока я путешествовал на Лобнор.

Поводом к тому, что я вообще заинтересовался этой отраслью науки, послужило то обстоятельство, что я еще в Кашгаре у консула Петровского видел подобную коллекцию. Он составил ее из вещей, привезенных ему из Буразана западнотуркестанскими купцами. Коллекция эта описана вкратце Кизерицким в «Записках Императорского Русского археологического общества».

Я позволю себе дать здесь лишь некоторые общие сведения о своей коллекции, детальная же разработка передана компетентному исследователю. Труд Кизерицкого служит мне в данном случае исходной точкой, так как предметы описания однородны и найдены на одном и том же месте. Кроме того, я пользуюсь превосходным трудом Грюнведеля «Буддийское искусство в Индии».

Терракотовые изделия, о которых идет речь, исполнены с большим искусством из тонкой пластичной глины и, видимо, подвергнуты затем действию сильного огня, судя по их ярко-красному кирпичному цвету и необычайной твердости. В общем, вещицы эти можно разделить на две группы: памятники искусства натуралистического и памятники искусства стилистического.

Первая группа вообще говорит не очень-то много, а о времени происхождения самих памятников и вовсе ничего.

Она свидетельствует только, что прежние обитатели Буразана, как и нынешние обитатели оазиса Хотана, пользовались для верховой и вьючной езды лошадьми и двугорбыми, или бактрийскими, верблюдами. Дромадеры же, или одногорбые верблюды, были, как и теперь, неизвестны в этих местах. Мы находим их только в Персии, где географическая область их распространения соприкасается с областью распространения бактрийского верблюда. Изображения верблюдов без вьюка и без всадников или седел, конечно, не обозначают, как то полагали, диких верблюдов. Напротив, есть все основания полагать, что дикие верблюды, водящиеся ныне в пустыне Гоби, к северу от Хотана, одичали в период, сменивший период процветания области Буразан. Одна китайская летопись сообщает, что в 746 г. по Р. X., т.е. в правление династии Тан, посланцы из Хотана явились к императору китайскому и привели «дикого верблюда, быстроногого, как ветер».

Но в одном отношении и эта группа имеет значение, так как говорит нам о происхождении людей, выделывавших такие вещицы. Особенное значение в этом смысле имеют изображения людей и обезьян. Индусский тип бросается в глаза с первого взгляда: миндалевидные глаза, благородный изгиб бровей, полные щеки, орлиный нос, малоразвитой подбородок и часто та же самая прическа, что у женских изображений на рельефах Барахаты и Сангин и на мавзолее-ступе Амаравати. Последние относятся к эпохе царя Ашоки, или эпохе персидского влияния, расцвет которой начался приблизительно около 300 г. до Р. X.

Характерная мужская голова, 12 сантиметров в длину с длинной, клинообразной, тщательно расчесанной бородой, горизонтально поставленными глазами и большим орлиным носом, представляет совсем иной тип и поражает сходством с изображениями Ахеменидов в развалинах Персеполя. Резкую дисгармонию с этими отличительными чертами персидского типа составляют присущие индийскому искусству длинные уши и знак на лбу. Знак этот, или «урна», на изображениях Будды часто заменяющийся вставленным в углубление драгоценным камнем, служил, согласно свидетельству Грюнведеля, для соединения бровей, так как люди со сросшимися бровями считались избранными натурами, богато одаренными духовно. Можно предполагать, что голова эта изображает какого-нибудь персидского царя или героя, но является произведением индийского мастера или же изображает какого-нибудь буразанского вельможу и является произведением мастера, находившегося под влиянием персидского искусства.

Достоверно мы не знаем, когда именно началась и кончилась политическая связь Персии с Индией, но из персидских мидо-скифских и вавилонских клинообразных надписей, найденных в Западной Персии, мы знаем вполне достоверно, что в состав 23 сатрапий Дария, царствовавшего с 521 по 485 г. до Р. X., входили и два племени: гинду, жившее около Инда, и гандхара, арийское племя, жившее к югу от реки Кабула.

В начале своего царствования царю Дарию пришлось бороться с возмутившимися вассалами, но затем, согласно Геродоту, он начал исследование больших пространств Азии. Одна из посланных им экспедиций, под начальством Скилака, отплыв из Карианды по Инду, обогнула вокруг Аравийского полуострова по Аравийскому морю до Суэцкого залива.

Геродот сообщает еще, что сакии, или скифы, и каспии платили царю ежегодную дань в 250 серебряных талантов. Эти сакии проживали в нынешней Кашгарии, где и поныне многие географические названия — Секи, Соку-таш и др. несколько напоминают о прежних обитателях страны.

Изображения львиных голов, так же как и изображения обезьян в моей коллекции, носят ясные следы антропоморфизма. Кизерицкий признает в подобных изображениях мифического народного вавилонского героя Издубара; но нельзя и отрицать в них известного сходства с древнегреческими сатирами.

Во второй группе особенный интерес представляют изображения грифов (грифонов). В них мы находим формы, развившиеся из туземных древнеиндийских изображений Гаруды, фантастической птицы, считавшейся конем богов. Вместе с тем они обнаруживают сходство с типом греческих грифов, бывшим в употреблении около III в. до Р. X.

Двадцать два года тому назад Куртиус, опираясь на имевшиеся у него в руках материалы, пришел к заключению, что влияние греческого искусства проникло в Индию вместе с победоносным шествием Александра Великого и основанием греческих царству границ Индии, когда по смерти Александра могущественное царство великого македонца распалось (IV и III в.). Вероятно, изделия из терракоты, находимые около Буразана, принадлежат тому времени, когда преемники Александра основали царства около северных границ Индии. От Пешавера греческие идеи, видимо, распространились далеко вокруг и, как мы видели, достигли Хотана.

В Хотане мне посчастливилось приобрести также несколько литых бронзовых и медных изображений Будды, найденных в Буразане и относящихся, без сомнения, к позднейшему периоду, когда туземное искусство окончательно освободилось от греческого влияния. Древность этих бронзовых изделий, вероятно, надо определить IV или V в. по Р. X.

Хотан, в окрестностях которого найдены эти древности, сам очень древний город. По-санскритски он назывался Кустана, и название это нельзя считать, как то полагали многие, тождественным с монгольским словом «хотен» — город. Китайцы уже во II в. до Р. X. называли его Юй-чин. В китайской летописи «Тай-цзинь-и-тун-цзи» находится много сведений о древнем Хотане. Из них мы узнаем, что император Ву-ди из династии Хань, царствовавший в 140–87 гг. до Р. X., был первым императором, пославшим своих военачальников в Хотан, а в царствование императора Минь-ди город был подчинен китайскому владычеству (в 73 г. по Р. X.) и с тех пор оставался в большей или меньшей зависимости от Китая.

Интересен для нас факт, что промышленность хотанцев стояла на очень высоком уровне развития. Одно из многочисленных посольств, посылавшихся из Хотана ко двору китайских императоров, привезло императору в числе прочих даров несколько стеклянных ваз. Я лично не только около Хотана, но и во многих местах в Восточном Туркестане находил стеклянные осколки тарелок, небольших кувшинов, чашек и украшений в форме цветка лотоса. Летописец рассказывает, что хотанцы были искусны в тканье и выделке медных кувшинов и что печатки были у них в общем употреблении. Я в окрестностях Хотана нашел десятка два таких печаток.