Манес Шпербер - Как слеза в океане

• Название: Как слеза в океане
• Автор: Манес Шпербер
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-280-01421-4

«Всегда, если я боролся с какой-нибудь несправедливостью, я оказывался прав. Собственно, я никогда не ошибался в определении зла, которое я побеждал и побеждаю. Но я часто ошибался, когда верил, что борюсь за правое дело. Это история моей жизни, это и есть „Как слеза в океане“». Эти слова принадлежат австрийскому писателю Манесу Шперберу (1905–1984), автору широко известной во всем мире трилогии «Как слеза в океане», необычайно богатого событиями, увлекательного романа.

---

Наконец они приходят, двое в штатском, представляются — коллеги из белградской полиции. Конечно, они все о нем знают, портфели у них полны его фотографий в разных видах. «Коллега Хрватич, не так ли? Или просто Славко, наш дорогой, милый, маленький Славко, ха-ха-ха! Аллея Славко, ветки гнутся — Славко развесил на них мужчин-сербов, мальчиков-сербов и женщин-черногорок. Славко, садовник-декоратор, растак твою мать, Славко, растак твою душу и разэдак твоего бога, твоего австрийского императора и твоего венгерского короля». Так, с шутками и крепкими, но не злыми тычками под ребра, проходит какое-то время. Наконец они выводят его дворами, сажают в закрытую машину, доставляют в безопасное место. Полиция нужна всякому порядочному государству. Пусть люди забудут о самом гнусном — он поработает пока в министерстве внутренних дел, под другой фамилией, тихо и незаметно, в архиве, который все равно нужно учреждать заново, а потом…

Потом, поскольку работы по восстановлению спокойствия и порядка становилось все больше, Славко снова вышел на поверхность, опора правящего дома Карагеоргиевичей[6], добрый югослав, усмиряющий вечно недовольных хорватов. И наконец — крупнейший специалист по борьбе с коммунистами.

«Неужели он в самом деле спит?» — поразился Марич, склонившись над Славко. Он осторожно ощупал его карманы, но револьвера нигде не нашел. Это его несколько успокоило, хотя он знал, что Славко никогда никого не убивал своими руками; неудобного человека обычно устраняли «паладины».

Марич снова вышел во двор; ночь была светлая, серебро мешалось с синевой. От того, что эта ночь могла стать для него последней, ему было грустно и странно. Но он думал только о себе — он забыл, что идет охота, и совсем не думал об Андрее Боцеке.

3

Андрей проснулся словно от толчка. Кажется, был какой-то шум? Он прислушался. Нет, ничего. Здесь безопасно, дом одиноко стоит на холме, деревня далеко, даже дорог нет поблизости. Видимо, его разбудил лунный свет, пробивавшийся сквозь натянутую на окне сетку от москитов. Нет, шума не было. Люба спокойно спала; чтобы услышать ее дыхание, ему пришлось наклонить голову совсем близко к ее губам. Его движение разбудило ее. Она открыла глаза:

— Это ты, Андрей?

Он поцеловал ее.

— Андрей, ты ведь не уйдешь без меня, не оставишь меня здесь одну? Ты же обещал, потому я и не пошла домой. Андрей, ты ведь не можешь без меня, и я не могу без тебя, я не хочу быть без тебя, понимаешь? Ты же обещал!

— Обещал, да, но сейчас они гонятся за мной…

Она протянула к нему руки и привлекла к себе.

«Мне надо уходить немедленно, иначе будет поздно», — хотел он сказать, но тут же забылся в ее объятиях.

Когда она уснет поглубже, я уйду, подумал он. Еще две, три минуты. Тихонько выберусь из комнаты и оденусь. Он прислушался к ее дыханию. Она еще двигалась, как будто желая лечь так, чтобы все ее тело было залито лунным серебром, красавица Люба. Еще одна, самое большее две минуты, и я уйду.

Он ждал, пока она заснет поглубже. И заснул сам.

Проснулся он от холода, пронизавшего грудь, и от недостатка воздуха. И сразу увидел человека, приставившего пистолет к его обнаженной груди; второго, зажимавшего ему рот, он увидел лишь потом, когда хотел обернуться и посмотреть на Любу. Они подняли его с постели, он не сопротивлялся. Поняв вопросительный взгляд одного из них, он указал на стул в углу. Они подобрали его рубашку, брюки и башмаки. Старший из них бросил нахальный взгляд в сторону Любы. Андрей сделал движение, чтобы прикрыть обнаженную девушку. Но они уже двинулись к выходу, и старший шел за Андреем, обхватив его за шею тяжелой, влажной рукой.

Выйдя в сад, они отдали ему одежду. Вдруг раздалось:

— Андрей! — И снова, пронзительно-громко: — Андрей! — Люба, нагая, появилась в дверях.

— Иди в дом, Люба, не волнуйся, — сказал он.

Она сделала еще один шаг, один-единственный шаг вперед и отчаянно вскрикнула:

— Андрей!

Тот, что помоложе, надел на него наручники и рывком потащил за собой. Старший постоял немного, глядя на нагую женщину, которая вдруг сделала странное движение, точно собираясь повернуться вокруг своей оси, а затем упала. Он услышал, как ее тело ударилось о гравий и как посыпались мелкие камешки. Потом и он заторопился вон из сада.

4

— Все в порядке, господин комиссар. Вставайте, он у нас в руках, полный порядок, шеф!

— Что ты ревешь как бык, Эдер, всю деревню разбудишь. Сперва дай мне что-нибудь выпить, а потом уж буди.

Кружка была уже в руках у «паладина». Славко, задрав голову, долго пил, затем отставил кружку, хотел выпить еще, но раздумал и, наконец, встал.

— Он был не один?

— Нет, с ним в постели была голая баба. Мы и застали его нагишом, он спал. Вот счастливчик, мы два часа ползали на брюхе, как змеи, а он с бабой!.. — И он подкрепил свою мысль похабным жестом.

— Прошу вас, господин Марич. Как видите, когда я пью, я руковожу операцией, когда я сплю, она продолжается, а когда я просыпаюсь, она уже окончена. Прошу вас!

Эдер показывал дорогу; подъем был крутой. Марич, следивший за тем, чтобы Славко не оказался у него за спиной, удивлялся юношеской легкости движений комиссара. Неужели в нем все притворство: и опьянение, и лень; может быть, даже брюшко накладное?

— Мы уже почти пришли, — сказал наконец Эдер и указал влево, где двигались какие-то тени.

Славко обернулся к Маричу:

— То, что меня еще не убили, объясняется несколькими причинами. Господа из Белграда очень хотят от меня избавиться. Но ума не приложат как. Я слишком много знаю. Ладно, убить меня можно, это не так уж трудно. Но я кое-что припас на этот случай. Через двадцать четыре часа после моей смерти по всей стране разойдутся такие маленькие листочки. Номер первый будет довольно безобиден. Там просто будет кое-что сказано о взятках, которые получали военный министр, два генерала и три полковника. Так, пара историй о подрядах. Это в принципе не так уж важно и затрагивает лишь десяток известнейших людей страны. Листочки за номером два, три, четыре будут уже интереснее. Но подлинный интерес вызовет листочек номер пять. Тут уже и король замешан. Начинается все с анекдотов, мало ли, хотя бы о краденых лошадях для королевского манежа. Но потом будет уже не до смеха. Крупные гешефты — это уже не смешно. И кровь — это тоже не смешно. Спросите у своего отца, уважаемый господин Марич, не опасно ли обращаться с Мирославом Хрватичем как с последним дерьмом.

Вскоре они подошли к группе из четырех человек, стоявших под большим деревом.

— Отвязать, снять с него наручники! — приказал Славко. Он уселся на пень и кивком головы подозвал к себе Андрея. Затем подал еще знак, и все отошли на почтительное расстояние, метров на двадцать.

— Душевно прошу прощения. Я никоим образом не велел ни надевать на вас наручники, ни привязывать к дереву. — И поскольку Андрей молчал, Славко продолжил: — Тем более что у меня нет никаких оснований вас арестовывать. — Но Андрей по-прежнему молчал. — Мне нужна от вас лишь небольшая справка, вот и все. И вы, наверное, догадываетесь какая.

— Нет.

— Нет? Обидно! Такой человек, как вы, о котором я в последнем отчете писал, что после ухода Вассо Милича — о чем, без сомнения, мы все искренне сожалеем — он стал первым человеком в компартии и вдруг не догадывается, чего от него хотят!

Молчание.

— Может быть, сигарету? Ах, вы не курите? Это хорошо, значит, в тюрьме отвыкать не придется. Да, так я о справке. Ты скажешь мне всего два слова, Боцек, и можешь возвращаться к прекрасным, таким пышным грудям своей девчонки. Конечно, ты же молод, Боцек, ты веселый и красивый парень, Боцек, ты правда красивый парень. У вас было собрание, и на нем присутствовал один немец. Я не спрашиваю тебя, как его зовут или как он выглядит. Потому что ты этого не скажешь — даже если мои ребята выбьют из тебя дух. Значит, нечего терять время, это все глупости, и бог с ними, проехали, к вам на собрание в жизни не приходил никакой коммунист из Германии. Но мне хотелось бы знать вот что: намечается ли у вас изменение линии партии в национальном вопросе, в крестьянском вопросе?

Андрей молчал. Славко, вытащивший было пачку сигарет из кармана, засунул ее обратно, вынул кисет с табаком и медленно начал скручивать цигарку. Андрей внимательно следил за его движениями, поэтому удар ногой в живот застал его врасплох. Он согнулся от боли.

— Ты никого и ничего не выдашь, если дашь мне эту справку, все равно это будет напечатано в следующем номере «Пролетария».

— Вот и подождите следующего номера «Пролетария», — сказал Андрей. Он все еще не понимал, чего добивается Славко.

— Конечно, — сказал Славко, — я мог бы и подождать недельку, я ведь ничего не теряю. Но я не умею ждать, и это мой основной недостаток, а в остальном я — мужик неплохой. Если б я был терпеливым и всякий раз дожидался, пока мне попрет карта — слышишь, браток? — разве я стал бы таким чудовищем, палачом для сербов, изменником для хорватов, мучителем для коммунистов и террористов? Да я сидел бы сегодня в апелляционном или даже в сенатском суде. А теперь я кто? Грязный, спившийся полицейский, которому спихивают самые поганые дела. Последний сутенер в Сплите считает себя выше Славко и не захочет поменяться с ним местами. А все это оттого, что я не умею ждать.