Irene - Эфффект линзы

• Название: Эфффект линзы
• Автор: Irene
• Жанр: Остросюжетные любовные романы

Аннотация:

Молодой парень Кирилл вынужден идти работать по специальности — психологом, в родную школу в маленьком шахтерском городке. В самом начале учебного года происходит страшное событие — застрелился всеобщий любимец, одиннадцатиклассник Леха Литвиненко. Подгоняемый чувством вины, Кирилл намеревается узнать правду о загадочной смерти своего подопечного. Но как вести расследование, если милиция не хочет ничего слышать, а тут еще и строит глазки симпатичная школьница?

---

— Дома.

— Ага. А у нас на десятой шахте мужику череп проломили, между прочим. И то, что тебя там не было, никто не может подтвердить, небось.

Я вовремя прикусил язык. Ну… мое присутствие дома точно может кое-кто подтвердить.

— Хорошо. Сдобников.

— Виктор Сергеевич?

— Он самый.

— Надо же! — Хмыкнул Вовка, пролистывая блокнот. — Тоже мой клиент. Но тебя вряд ли устроят и эти сведения.

Я сложил руки в замок, наблюдая, как в синеватой полумгле все еще ходят, как тени, несколько прожорливых голубей.

— Он ездил с матерью в Жуковку. Его не было в городе два дня. Вот, у меня тут: «Бабушка, Жуковка, помогать».

— Ага, он и мне говорил. И что билеты не сохранились, тоже.

— Естественно, — усмехнулся Сидоренко. — Его я помню очень плохо. Но мать, кажется, приятная женщина.

— На чем они ездили? — зачем-то спросил я.

— У меня не записано, — Вова прищурился, разглядывая листок. — Скорее всего, на электричке. Его мать пенсионерка. А у них в электричках льготы. Кроме того, до Жуковки все нормальные люди ездят на электричке, а не на такси, Сафонов. Больше ничего нет, собственно. Ах, да… Этот же мальчик указал, что у вашего Литвиненко был несчастный роман. Но я не помню, кто его пассию допрашивал. Леонов, что ли?.. Вот с ней можешь поговорить. Может, она расскажет что-то интересное еще и тебе.

Я кивнул. О «его пассии» я знаю больше, чем все отделение.

Что ж, среди этой троицы меня больше других все же интересовал именно последний персонаж.

— Никита Кравченко.

Сидоренко надолго погрузился в изучение своих записей, я уж было подумал, что Кравченко не проверяли вовсе.

— У меня ничего нет. Мы работали в разных кабинетах… Наверное, с ним говорил Леонов.

— Но записи должны же остаться?

Вовка пожал плечами.

— Дело не заводили. Может быть, в архиве что-то и осталось. Если хочешь, я могу посмотреть.

— С меня трехзвездочное спасибо, ты же знаешь.

— Ох, Сафонов… — лицо Сидоренко впервые за вечер приобрело расслабленный вид. — Мне, честно говоря, от тебя уже ничего не надо. Я вот сейчас на эту тему с тобой разговариваю только затем, чтобы ты понял: уже почти год ты занимаешься полной фигней. И детишки твои тут ни при чем — им бы девок щупать, кошелек стянуть, побить кого-то… Но здесь… Здесь интеллект видно. Если ему кто-то и помог умереть, то развел он нас гениально.

— Как в шахматной партии… — задумчиво прошептал я.

— Типа того. И вообще, твое самодельное расследование меня реально беспокоит. Черт, я надеялся, ты угомонишься после камеры. Иногда даже думаю, не тронулся ли ты…

— Ладно, не начинай, — отмахнулся я. — Извини, что напрягаю, серьезно. Но когда я найду убийцу — а я его найду, — мне понадобится твоя помощь. Ты готов?

Сидоренко закурил еще одну сигарету, спрятавшись от меня за клубами зловонного, дешевого дыма.

— Первое. Если у тебя будут стопроцентные доказательства. Второе. Если я сам поверю в мотив. Третье. Если он вдруг расколется и не уйдет в отказ, а расскажет все, как было, прав-до-по-доб-но. Ну… или четвертое. Если на Землю упадет комета и наступит конец света. Тогда да, может быть.

Я толкнул его локтем в бок, мы засмеялись. Потом Вовка ушел, а я остался на опустевшей площади, по периметру которой уже вспыхнули первые желто-красные фонари.

* * *

Этот вторник оказался лучшим днем для плохих новостей. Алла Ивановна завалила меня заданиями. Голова буквально раскалывалась от грохота, распространявшегося из учительской — семиклассники разбили старое окно еще неделю назад, благо, сейчас уже было тепло, и наша дирекция решила не ждать до каникул с заменой стеклопакетов. По коридорам теперь шумно передвигались рабочие, а учителя были вынуждены ютиться по чужим кабинетам и лаборантским. Ко мне, слава Богу, еще никого не подселили, так что я заварил кофе и, наблюдая, как из чашки вьется ароматный пар, размял занемевшую шею.

Внезапно дверь хрустнула и открылась. На пороге, едва удерживая огромную пачку тетрадей, стояла Юля.

— Пустишь?

Я быстро подошел к ней и отобрал «ценный груз» размером почти с нее саму.

— Да куда же тебя девать… Заходи!

Она чуть заметно улыбнулась, подкатив стул для посетителей к другому краю стола.

— Дурдом какой-то… и — как назло! Сто пятьдесят тысяч лабораторок мои понаписали… вся параллель! Ты ж знаешь, что мне часы биологии навесили, как Людка на больничный попала?..

Рядом с окном опять что-то загрохотало. Я горестно вздохнул.

— Ага. Только давай молча работать, хорошо? Мне столько всего надо… я до выпускного не управлюсь.

Юля нахмурилась, видимо, обидевшись, но я прекрасно знал ее способность говорить часами без разумных пауз. На улице начался мелкий противный дождик, рабочие, висевшие за окном, отчаянно матерились, не обращая внимания на место, где находились, кофе безнадежно остыл… Еще пара минут — и я точно сбегу отсюда домой, разгребать эти Авгиевы конюшни в тишине и покое. В эту секунду мой взгляд скользнул по тетрадке, над которой склонилась сосредоточенная, измучено-тихая Юлия Витальевна.

— Что это?

— Как «что»? — Ее громадные темно-карие глаза уставились на меня с неподдельным удивлением. — Лабораторки!

— Ну да, — кивнул я, отбирая у нее тетрадь. — А что, они теперь не руками все пишут, а только крестики ставят?

Она усмехнулась, пожав плечами.

— Да опять ерунду какую-то экспериментальную министерство прислало. На город пришло несколько пачек всего — к нам и в седьмую школу дали. Как по мне — полная чушь. «Впишите правильные ответы, разберите пример и запишите полученный результат…» Они не то, что биологию знать не будут, а и писать разучатся.

Я приблизил к глазам шрифт, судорожно пытаясь вспомнить, где мог видеть такие странные буквы. И мои руки и спина мгновенно покрылись «гусиной кожей».

Именно этот шрифт, со всеми дурацкими загогулинами и цветочками, я видел на тех двух странных записках, которые одновременно получили мы с Викой еще в декабре.

— Какой это класс, Юля?!

— Да какой… девятый, а что? Я ж говорю — мои писали. Кстати, Маша вдруг так хорошо успевать стала по всем предметам. Такая славная девочка оказалась, помогает мне…

— Потом про Машу, извини! — Я сорвался с места, тут же позабыв о своей сотне заданий. — Я могу взять до завтра эту тетрадку?

— К-кирилл…

— Юль, пожалуйста… очень надо… верну в ценности и сохранности!

Уже выскакивая из кабинета, я услышал, как она торопливо крикнула мне вдогонку:

— Только к первому уроку принеси!

… Моя квартира быстро превратилась в Мамаево побоище. Я вытряхнул на диван содержимое всех ящиков, перепотрошил книжки, в отчаянии собираясь уже вскрыть матрац… До четырех Вика была у репетитора и, как обычно, рассказав домашним о какой-то мифической контрольной, прибежала ко мне около полпятого. Пока я продолжал бегать по гостиной, взывая к помощи Высших сил, она недоуменно следила за мной, а потом вдруг невзначай бросила:

— Ну, так бы сразу и сказал, что письма ищешь. Я их брала.

Я прищурился, всем естеством предчувствуя какую-то неприятность.

— Зачем?

— Не скажу, — она обижено надула губы и полезла в рюкзак. — Пока — нет.

Действительно, искомый конверт преспокойно покоился в одной из ее многочисленных тетрадок с Тимберлейком. Я с благоговейным трепетом забрал свою пропажу и присел на диван.

— Что ты задумала, Вик? Это как-то связано с нашим расследованием?

Она устало убрала мою руку с плеча и пошла на кухню.

— Я жрать хочу, как волк. Потом расскажу. Все равно ничего не получилось.

Я мысленно отметил, что и сам не прочь подкрепиться, но исследовательский зуд тут же забил собой даже чувство голода.

Круг света от настольной лампы выхватил крупные, замысловатые буквы, которые под лупой казались еще более странными. К биологии эти сказочные вензеля точно имели весьма отдаленное отношение. Я пролистал тетрадь до конца.

«Вы оба не знаете, с кем связались. Девочка, тебе все еще дорога твоя голова?»

Вот это «Вы» — явно вырезано из опросника на тип темперамента. «Знаете», «тебе», «голова»… Я пристально всматривался и сравнивал. Да, буквы и целые слова были аккуратно вырезаны прямо из тетради. Но что бы это значило? Нам угрожал какой-то девятиклассник? Кто-то специально хотел подставить девятиклассника? Но зачем?! Я тряхнул головой, избавляясь от синеватых «мошек», вспыхивающих от напряжения перед глазами.

Посидев пару секунд с опущенными веками, я попытался вспомнить, что думал об этих письмах тогда, перед походом в логово Штыря. По-моему, мне казалось, что их могли написать Страхов или Метельский — только они знали, что я интересовался «кредитной» историей Литвиненко. Но откуда они взяли такую тетрадь и почему именно ее — я понятия не имел.