Еремей Парнов - Посевы бури: Повесть о Яне Райнисе

• Название: Посевы бури: Повесть о Яне Райнисе
• Автор: Еремей Парнов
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Еремей Парнов известен читателям как прозаик и публицист. Его перу принадлежат несколько научно-фантастических произведений — «Падение Сверхновой», «Зеленая креветка», «Душа мира», «Море Дирака» и др. — и научно-художественных книг — «Окно в антимир», «Дальний поиск», «На перекрестке бесконечности».

В последние годы Е. Парнов много пишет о древних культурах Востока — «Звезда в тумане», «Третий глаз Шивы», широкую известность получила документальная повесть «Бронзовая улыбка», посвященная древним самобытным культурам Монголии, Тибета, Гималаев.

Е. Парнов — автор нескольких исторических романов и повестей. Им написаны «Ларец Марии Медичи», «Проблема 92» (об И. Курчатове). В серии «Пламенные революционеры» выходили его повести об Эрнсте Тельмане и Шандоре Петефи.

Повесть «Посевы бури», посвященная латышскому поэту и революционеру Яну Райнису, выходит вторым изданием.

---

— Вам виднее, — сказал Лепис, доставая из-за пазухи браунинг. — Красивое местечко! — Он полной грудью вдохнул сырой воздух, весело улыбнулся и, проверив обойму, сунул пистолет в правый карман элегантного, с бархатным воротничком пальто. Плиекшан только теперь увидел, какие у него удивительно светлые глаза.

Плиекшана поразила пестрота и яркость майского луга. На выгоне собралось, наверное, человек двести. Все искрилось, переливалось под влажным солнцем: капли росы и масляный глянец молодой пахучей травы, зеркальцами дрожащие на ветерке медовые листья и медные сакты женщин.

На маевку пришли семьями. Носились белоголовые босоногие ребятишки, оставляя темно-зеленый след на матовом серебре. Хозяйки принесли в котомках нехитрую снедь: крутые яйца, караш, свежий лучок. Рыбаки угощали знакомых и незнакомых нанизанной на бечевку золотистой салакой. В тени черемухового куста стоял бочонок с домашним пивом. Праздничное нетерпеливое ожидание висело над лугом. Мужчины разбились на небольшие кучки. Неторопливо обсуждали свои дела солидные мастеровые из депо. В картузах и люстриновых пиджачках они выглядели щеголями. Батраки — кто в надраенных сапогах, кто в постолах — перемешались с рабочими лесопильни, известкового завода, бумажной фабрики. Из Бильдерингсгофа приехали студенты и телеграфисты.

Когда он вместе с товарищами спрыгнул с плоскодонки на берег, все на мгновение притихли. Матери принялись унимать расшалившихся сыновей, батрачки в узорных венках и вышитых холщовых передниках побросали свои одуванчики и скромно потупились. Первыми опомнились гимназисты. Мятые, со сломанными козырьками фуражки полетели в небо, вспугивая неподвижно застывших в полете ос.

В ответ на нестройные приветствия Плиекшан смущенно поклонился. Припекало. Он сощурился и расстегнул пуговицы пальто. Само собой как-то получилось, что поэт оказался в центре. Жанис вместе с усатым рыбаком Рибенсом, Изаксом и пильщиком Пукисом расположились поодаль в ивняке, а рижские товарищи, которых привезли раньше, уже смешались с участниками маевки, смеясь, о чем-то спорили, потягивали пиво.

— Эй, Янис! — крикнул Плиекшану бородатый здоровяк в серой поддеве — истопник купального заведения «Мариенбаде». — Помнишь, как мы плыли с тобой на барже по Лиелупе? — Он захохотал во все горло, словно сказал какую-то веселую шутку.

Жизнерадостный смех его оказался настолько заразительным, что заулыбались и остальные. Удивительно легко стало на душе. Жаворонки, слепящий блеск реки, бодрый холодок ветра, колеблющего солнечный туман.

Томительно хотелось полного согласия с собой и миром в этой звенящей удивительной тишине.

Плиекшан приветливо взмахнул рукой. «Кажется, его зовут Мартин», — пронеслось в голове.

Молоденькая девушка, сделав книксен, поднесла ему букетик сон-травы. Он погладил ее по голове, краем сознания понимая, что от него ждут каких-то особых, значительных слов. Он с трудом подбирал их, но они бесследно исчезали. Оставалось лишь беспомощно улыбаться, страдая от волнения и немоты. Его выручил Звирбулис.

— Сейчас перед вами выступит наш Райнис, — тихо и значительно сказал он.

Не то чтобы Плиекшану сразу же стало ясно, о чем он будет говорить, но неуверенность отступила.

— Я снова вижу вас, истинных хозяев моей земли, — преодолевая волнение, начал Плиекшан. — Какое вольное небо над вами! Как свободно шумит листва этого майского дуба, на котором вы подняли наш флаг! Какие слова, какие мысли могу я добавить к этому? — Он говорил трудно, с усилием выстраивая непокорные фразы. — Мне так хочется раскрыть душу, но для этого нужно молчать или петь. Меня переполняет предчувствие бурных и радостных перемен. Я верю, что революция непременно свершится! Нельзя нам жить по-прежнему, никак нельзя. Так не останется, так оставаться не может. Весеннее половодье прорвет запруды. Все переменится в мире до самых корней! Я смотрю на флаг, — Плиекшан поднял руки и запрокинул голову. — Он летит по ветру, и вместе с ним летят наши ожидающие перемен сердца!.. Что еще я могу сказать? Моя мысль ушла в перо, — он сделал вид, будто пишет по воздуху. — И я разучился говорить.

Кто-то неуверенно заиграл на гармонике… Потом мотив подхватила волынка, и вскоре вся маевка пела про сломанные сосны:

Нас надломила вражья сила,
Но дух борьбы она не укротила…

Плиекшан поклонился и неловко отступил в сторону. Но Жанис Кронберг почти насильно вытолкал его на середину и, встав рядом, как заправский хормейстер, взмахнул руками:

Сосны стали в море кораблями…

Взволнованно и плавно лилась песня про корабли, которые, напружив рвущиеся паруса, плывут наперекор стихии в солнечную даль. И никто не расслышал предостерегающего свиста за деревьями. Не успела замолкнуть песня, как, ломая кусты, на поляну выскочил типографский подручный Строгис:

— Полиция-а-а! — Красный от натуги, не переставая вопить, налетел он на великана истопника и упал в траву. — Беги-и-ите! — Уткнувшись головой в землю, он силился подняться.

Стало тихо. Застигнутые врасплох люди не знали, что делать. Заунывно тянула последнюю ноту раздутая волынка.

— Спокойно, товарищи! — распорядился Звирбулис. Пробившись сквозь толпу к Плиекшану, он бросил ему пальто: — К лодкам! — И полез снимать красный флаг. — Ничего не бойтесь! — крикнул он уже сверху. — Ведите себя, как на обычном гулянье!

Полиция показалась на выгоне, когда рижане и Плиекшан уже продирались сквозь прибрежный ивняк. Звирбулис, Пукис и Лепис, прикрывавшие отход, отстали от них шагов на сто. Пропустив Звирбулиса, спешно запихивавшего за пазуху кумачовое полотнище, Лепис неторопливо вынул пистолет и спустил его с предохранителя. Полицейские бежали длинной неровной цепью. В белых летних мундирах они выглядели удивительно мирно под безмятежным небом, среди праздничной зелени.

Прыгая в лодку, Плиекшан почему-то подумал о ромашках…

Вместе с ним оказались Учитель, Люцифер и Жанис.

— Стой! — Люцифер придержал готового оттолкнуться Жаниса. — Подождем Леписа.

Потянулись напряженные секунды. С обрыва доносились приглушенные выкрики и возня. Отчетливо хлюпала в корневищах волна. Плиекшан был спокоен и собран, хотя дышал еще прерывисто, учащенно. Изакс в соседней плоскодонке никак не мог зажечь папиросу.

Наконец показались Пукис и Лепис. Дружно спрыгнув с обрыва, бросились они к лодкам. Лепис — правая рука в кармане — с разбегу влетел прямо в воду и неуклюже перевалился через борт.

— Давай, такой-сякой! — весело скомандовал он Жанису и принялся озабоченно расшнуровывать заляпанные глиной штиблеты. Муаровый галстук его сбился набок, а шляпа-болеро осталась в кустах.

Лодки не достигли еще середины реки, когда на берегу показались первые стражники во главе с тучным офицером.

— Сам полицмейстер Грозгусс, — усмехнулся Жанис, надвигая шляпу на глаза. — Ишь какой прыткий.

— Говорят, он близорук, — заметил Плиекшан, поворачиваясь на всякий случай спиной к берегу.

— Немедленно пристать! — сложив руки в рупор, зычно скомандовал полицмейстер.

— Не ори! — гаркнул в ответ Лепис. — А то кондрашка хватит!

— Что-о? — взвизгнул полицейский чин. — Неподчинение власти?! — И обеими руками схватился за кобуру.

— Еще чего? — стряхнув с ноги наполненный водой ботинок, вскочил Лепис. — Ты мне эти шутки брось! — Он выхватил браунинг и, не целясь, пальнул с качающейся, готовой опрокинуться лодки.

Полицмейстер инстинктивно прикрыл лицо.

— Погоди-ка! — Лепис погрозил пистолетом. — Я тебя в следующий раз бомбой шарахну. Будешь у меня знать, дур-рак!

Пукис и Кронберг навалились на весла, лодку вновь сильно качнуло, и Лепис, едва устояв на ногах, тяжело плюхнулся на мокрую банку. Не обращая больше внимания на Грозгусса, который, преодолев замешательство, медленно спускался с обрыва, сжимая в руке «смит-вессон», он стащил второй ботинок и выплеснул воду за борт.

Стражники принялись обшаривать кусты. Скорее всего, искали лодки, чтобы продолжить преследование. Но все, что только могло держаться на воде, было загодя перегнано на правый берег.

Уже за поворотом реки Плиекшан услышал, как хлопнули револьверные выстрелы. Видимо, полицмейстер пальнул в небо из соображений престижа. Во всяком случае, он честно заработал право украсить рапорт грозным словом: «Перестрелка».

В затоне, у мурниекской баньки, Плиекшана отозвал на два слова Лепис.

— Откуда полиция проведала про маевку? — спросил он, выкручивая промокшие носки. — Сами пронюхали или…

— Кто может знать? — задумчиво покачал головой Плиекшан. — Последнее время они буквально идут по нашим следам, но почему-то всегда с небольшим запозданием. Чуточку позже. Как сегодня. Вам надо немедленно растереть ноги. — Он отвел взгляд от побелевших, скрюченных пальцев Леписа, которые словно стремились укрыться в острую осоку. — Вы можете простудиться.