Маргарита де Валуа - Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы

• Название: Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы
• Автор: Маргарита де Валуа
• Издательство: Евразия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010

 Маргарита де Валуа (1553-1615). Мемуары. Избранные письма. Документы.

(пер. В. В. Шишкина)

Текст воспроизведен по изданию: Маргарита де Валуа (1553-1615). Мемуары. Избранные письма. Документы. СПб. Евразия. 2010

© текст - Шишкин В. В. 2010

© сетевая версия - Strori. 2012

© OCR - Засорин А. И. 2012

© дизайн - Войтехович А. 2001

© Евразия. 2010

© Составитель и перевод в формат FB2 - Гусев Р. 2015

---

По завершении этой печальной обязанности я оставалась в окружении иностранцев, желая отвлечься от того горя, которое я испытала от потери столь благородной фрейлины. Епископ (называемый Его Милостью) или его каноники приглашали меня на пиры в различные дома и в прекраснейшие сады, каковых было много в самом городе и за его пределами и которые я посещала ежедневно, сопровождаемая епископом и иностранными дамами и сеньорами, как я уже говорила. Последние каждое утро собирались в моей комнате, чтобы сопровождать, меня в сад, где я пила свою воду. Ибо принимать ее нужно было в движении, прогуливаясь. Несмотря на то что врачом, прописавшим мне воды, был мой брат, тем не менее, они оказали на меня столь благотворное воздействие, что в течение последующих шести или семи лет мое воспаление на руке совсем не чувствовалось... После прогулки в саду мы проводили день все вместе, принимая приглашение позавтракать в каком-нибудь доме, а после бала отправлялись к вечерне в один из монастырей. Отобедав, занимались тем же самым – шли на бал или лечились водой под музыку.

Так прошло шесть недель – именно столько времени обычно отводят для водолечения и столько было предписано г-же [121] принцессе де Ла Рош-сюр-Йон. Когда мы приступили к сборам для возвращения во Францию, приехала мадам д’Аврек, направлявшаяся к своему мужу в Лотарингию, и которая поведала нам о странных переменах, случившихся в Намюре и во всей этой провинции после моего отъезда. В тот же день, когда я покинула город, дон Хуан, сойдя с моего корабля, сел на лошадь и, под предлогом желания поохотиться, проследовал к воротам Намюрской крепости, ему не принадлежавшей. Сделав вид, что случайно оказался здесь, перед воротами, и попросив осмотреть крепость, он захватил ее, сместив ее капитана, назначенного [Генеральными] Штатами, а кроме того, пленил герцога Арсхота, господина д’Аврека и ее саму. Однако, после многочисленных жалоб и просьб, отпустил на свободу ее деверя и ее мужа, но ее оставил в качестве заложницы, пока они не проявят свою лояльность. Ибо все провинции [Фландрии] запылали огнем и взялись за оружие.

Страна разделилась на три партии: партию [Генеральных] Штатов, объединявшую католиков Фландрии, партию принца Оранского и гугенотов, действовавших заодно, и испанскую партию, которой руководил дон Хуан. Я понимала, что оказалась в трудной ситуации, и мне придется возвращаться через владения тех и других [486]. [Тем временем] мой брат направил ко мне своего дворянина по имени Лескар [487] с письмом для меня, в котором сообщал, что со времени моего отъезда от двора Господь был столь к нему милостив в деле служения королю, поручившему ему командовать армией, что помог ему захватить все города, которые предполагалось отбить, изгнав гугенотов из всех провинций, куда вступало его войско. И что он вернулся ко двору, который пребывал [122] в Пуатье, откуда король руководил осадой Бруажа, чтобы быть ближе к армии герцога Майеннского и при необходимости оказывать ей помощь [488]. Однако обстановку при дворе, похожем на Протея [489], который ежечасно менял свой облик, дворе, где всегда происходят какие-то перемены, он нашел изменившейся. Его присутствия никто не замечал, словно он не оказывал королю никаких услуг; а Бюсси, которого король так привечал перед их отбытием в армию и который воевал за короля со своими друзьями (и даже потерял родного брата при осаде Иссуара [490]), попал в немилость, и его начали преследовать завистники, как во времена Ле Га. Каждый день им обоим чинили обиды, а миньоны [491], окружающие короля, стали склонять четверых или пятерых его самых благородных дворян – Можирона [492], Ла [123] Валета [493], Молеона [494], Ливаро [495] и некоторых других – покинуть его дом и перейти на службу к королю. Он очень сожалел, что позволил [124] мне совершить путешествие во Фландрию, так как стало известно, что на обратном пути мне готовят какие-то неприятности из-за ненависти к нему: то ли посредством испанцев, предупредив их о том, что я вела переговоры во Фландрии в его пользу, то ли силами гугенотов, дабы отомстить за поражение, которое он нанес им, начав с ними войну после того, как оказал им помощь.

Все изложенные выше обстоятельства заставили меня призадуматься. Я поняла, что вынуждена буду на обратном пути проезжать через земли разных партий, тем более что самые знатные лица в моем собственном окружении разделились в своих симпатиях на приверженцев испанцев и гугенотов: господин кардинал де Ленонкур уже давно был подозреваем в сочувствии к партии гугенотов, а о господине Дескаре [496], брате господина епископа Лангрского, говорили, что он обладает сердцем испанца. Переполненная сомнениями и противоречивыми мыслями, я могла поделиться ими только с госпожой принцессой де Ла Рош-сюр-Йон и мадам де Турнон, которые, представляя себе грозящую нам опасность и видя, что потребуется пять или шесть дней, чтобы добраться до Ла Фера, уповая каждый миг на милосердие враждующих сторон, ответили мне со слезами на глазах, что только Бог один сумеет спасти нас от этой опасности, и чтобы я доверилась Его воле и приняла то решение, которое Он мне подскажет. Что же касается их самих, одна из которых нездорова, а другая стара, то я не должна опасаться и оглядываться на это, ибо обе они будут находиться рядом со мной повсюду, чтобы помочь выйти из трудного положения.

Я говорила на эту тему с епископом Льежским, который относился ко мне по-отечески и поручил своему главному распорядителю сопровождать меня на лошадях так далеко, как только возможно. И так как было необходимо получить разрешение на проезд от принца Оранского, я отправила за этим Мондусе, который был знаком с ним и склонялся к его религии. Мондусе [125] не вернулся. Я прождала его два или три дня и поняла, что если его ждать и дальше, как постоянно советовали мне поступить господин кардинал де Ленонкур и шевалье Сальвиати, мой первый шталмейстер [497], плетущие одну интригу, я тут и останусь, не тронувшись с места. Я приняла решение выехать утром следующего дня. Эти двое поняли, что не смогут помешать мне с отъездом, используя этот предлог, и [тогда] Сальвиати, вступив в сговор с моим казначеем (также являвшимся скрытым гугенотом), попросил его сказать мне, что у нас совсем нет денег, и нечем даже расплатиться за гостеприимство. Это оказалось ложью. Ибо когда мы добрались до Ла Фера, я пожелала ознакомиться со счетами и увидела, что денег, которые были выделены на мое путешествие, оставалось еще в таком количестве, что можно было содержать мой дом в течении более шести недель! Сальвиати сделал так, чтобы моих лошадей задержали, подвергая меня опасности публичного оскорбления. Госпожа принцесса де Ла Рош-сюр-Йон не могла перенести такое бесчестье и, видя положение, в которое меня поставили, приготовила необходимую сумму денег. Оставив интриганов в смущении, я выехала, предварительно подарив господину епископу Льежскому бриллиант стоимостью три тысячи экю, а всем его служителям – по золотой цепочке и кольцу. Мы направились в сторону Юи, чтобы переночевать там, имея в качестве пропуска на проезд только свою веру в Господа Бога [498].

Этот город, как я уже писала, располагался во владениях епископа Льежского, однако горожане, взбудораженные и мятежные, подобно остальным жителям, поднявшим восстание в Нидерландах, более не принимали власть своего епископа из-за того, что он соблюдал нейтралитет, и поддерживали [Генеральные] Штаты. Поэтому, не признавая [полномочий] главного распорядителя двора епископа Льежского, который был со мной, и пребывая в тревоге после захвата доном Хуаном Намюрской крепости, через которую пролегал мой путь, вскоре после того, как мы расположились в доме, [горожане] начали звонить в колокола, стягивать артиллерию на улицы и нацеливать ее прямо на мои окна, натянув цепи, чтобы [126] я не смогла соединиться со своими людьми. Всю ночь мы провели в тревоге, не видя никакого смысла вести переговоры со всем этим сбродом, грубиянами и невеждами. Утром они позволили нам уехать, расставив по краям всей улицы вооруженных людей.

Мы держали путь в Динан, рассчитывая провести там [следующую] ночь [499]. К несчастью, мы попали в то время, когда в городе праздновали избрание городских бургомистров, подобно консулам в Гаскони и эшевенам во Франции [500]. Целый день в городе царил разгул, все были пьяны, городских магистратов не было видно, короче говоря – настоящий хаос и сумятица. Наше положение изначально усугубляло то, что главный распорядитель двора епископа Льежского когда-то воевал с Динаном и считался там заклятым врагом. Этот город, когда его жители пребывали в уравновешенном состоянии, держал сторону [Генеральных] Штатов. Но когда они находились во власти Бахуса [501], то принадлежали только сами себе и никого не признавали. Вскоре после того, как они увидели, что мы приближаемся к городским предместьям в сопровождении большого числа сопровождающих, то явно забили тревогу. Они побросали свои стаканы, схватились за оружие и, подняв настоящий гвалт, вместо того, чтобы открыть, закрыли перед нами ворота. Я послала к ним одного дворянина с фурьерами и квартирмейстером [502], чтобы просить их позволить нам въехать, но увидела, как моих людей задержали, крича при этом что-то невразумительное. Наконец, я поднялась в полный рост в своих носилках, сняла маску [503] и жестом дала понять ближайшему [горожанину], что желаю говорить с ним. Когда он приблизился ко мне, я попросила его помочь установить тишину, чтобы я имела возможность быть [127] услышанной; сделано это было с большим трудом. Я представилась им, кто я такая, и назвала причину своей остановки: так как у меня нет намерения причинять им какое-нибудь зло своим приездом и я не хотела бы вызывать у них каких-либо подозрения, то прошу единственно позволить войти в город мне, моим дамам и небольшому числу моих людей с целью переночевать, в то время как все остальные расположатся в предместье. Их устроило такое предложение, и они согласились со мной.