Анджей Сапковский - Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]

• Название: Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]
• Автор: Анджей Сапковский
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-086509-3

Живое Средневековье с его рыцарями-разбойниками, гуситами и крестоносцами, инквизиторскими кострами, смертельными эпидемиями, ведьмами и колдунами, кровавыми битвами и неуемными празднествами. Страсть и коварство, дружба и предательство, и многочисленные авантюрные приключения героя, решительно отстаивающего свое право на собственную судьбу.

---

Девизом князя Яна была современность. И европейскость. Выделяясь в этом даже среди силезских Пястов, зембицкий князь маялся комплексом провинциала оттого, что его княжество лежит на перифериях цивилизации и культуры, на рубеже, за которым уже нет ничего, только Польша и Литва. Князь тяжело это переживал и прямо-таки болезненно тянулся к Европе. Для окружающих это порой бывало весьма обременительно.

– Aux honneurs! – кричал по-европейски маршал герольдов, одетый в желтый табарт[296] с большим черным пястовским орлом. – Aux honneurs! Laissez les aller![297]

Разумеется, маршал, старый добрый немецкий Marschall, у князя Яна именовался по-европейски Roy d’armes[298], ему помогали герольды – европейские персевансы, а гонки с копьями через ограду, старый добрый Stechen über Schrnken, назывались культурно и европейско: la juste[299].

Рыцари вложили копья в токи[300] и с грохотом копыт бросились вдоль барьера. Один, судя по девизам на попоне, изображающим вершину горы над красно-серебряной шашечницей, был из рода Гобергов. Второй был поляком, о чем свидетельствовал герб Елита на щите и козел в гербе модно зарешеченного турнирного шлема.

Европейский турнир князя Яна привлекал множество гостей и из Силезии, и из зарубежья. Пространство между изгородями и специально огороженную площадь заполняли сказочно расцвеченные рыцари и гермки, в том числе представители самых видных силезских родов. На щитах, конских попонах, лентнерах и вапенроках красовались оленьи рога Биберштайнов, бараньи головы Хаугвицей, золотые пряжки Зедлицей, турьи головы Цеттрицев, шашечницы Боршнитцев, скрещенные ключ Эхтерицев, рыбы Сейдлицев, болты Бользов и карточные буби Квасов. Словно этого было недостаточно, там и тут виднелись чешские и моравские эмблемы и девизы – остжевья панов из Липы и Лихтенбурга, одживонсы[301] панов из Краваржа, Дубе и бехини, багры Мировских, лилии Эвольских. Не было недостатка и в поляках – Староконей, Авданьцев, Долив, Ястжембцев и Лодзьцев.

Поддерживаемые могучими руками Самсона Медка Рейневан и Шарлей взобрались на угол, а потом на крышу дома кузнеца. Оттуда Рейневан внимательно исследовал уже близко расположенную трибуну. Начал с конца, с менее значительных личностей. Это была ошибка.

– О Господи! – очень громко вздохнул он. – Там Адель. Там, клянусь душой. На трибуне!

– Которая?

– Та, что в зеленом платье… Под балдахином… Рядом…

– Рядом с самим князем Яном, – не упустил возможности Шарлей. – И верно, красавица. Ну что ж, Рейневан, поздравляю с отменным вкусом. Поздравить со знанием женской души не могу. Подтверждается, ох подтверждается мое мнение. Напрасно мы ввязались в зембицкую одиссею.

– Это не так, – сам себя заверил Рейневан. – Это не может быть так… Она… Она… узница.

– Чья, давай подумаем? – Шарлей прикрыл глаза ладонью. – Рядом с князем сидит Ян фон Биберштайн, владелец замка Столец. За Биберштайном – незнакомая мне дама в годах.

– Эвфемия, старшая сестра князя, – узнал Рейневан. – За ней… Неужто Болько Волошек?

– Наследник Глогувки, сын опольского князя. – Шарлей, как обычно, оказался на высоте. – Рядом с Волошеком сидит клодский староста, господин Пута из Частоловиц с женой Анной из Колдицев. Дальше сидят Кильян Хаугвиц и его супруга Людгарда, затем – старый Герман Цеттриц, дальше Янко из Хотемиц, владелец замка Ксенж. Он как раз встает и аплодирует Гоче Шаффу из Грайфенштайна. Пожалуй, с женой. Рядом с ней сидит Миколай Зейдлиц из Альтенау, одмуховский старости, около него Гунцель Свинка из Свин, далее кто-то с тремя рыбами на красном поле, а значит, Зейдлиц или Кужбах. А с другой стороны вижу Оттона фон Боршнитца, дальше кого-то из Бишофштайнов, затем Бертольда Апольду, чесника из Шенау. Потом идут Лотар Герсдорф и Хартунг фон Клюкс – оба лужичане. На нижней скамье сидят, если мне зрение не изменяет, Борута из Венцемежиц и Секиль Рейхенбах, хозяин Тепловод… Нет, Рейневан, я не вижу никого, кто мог бы походить на стражника твоей Адели.

– Там дальше, – воскликнул Рейневан, – сидит Тристрам фон Рахенау, родственник Стерчей. Как и Барут, тот, что с туром в гербе. А там… Ох! Псякрев! Не может быть!

Если б не то, что Шарлей крепко схватил его за плечо, Рейневан непременно свалился бы с крыши.

– Это кто же, – спросил он холодно, – так тряхнул тебя? Вижу, твои вытаращенные глаза прилипли к деве со светлыми волосами. К той, за которой ухаживает юный фон Догна и какой-то польский Равич. Ты ее знаешь? Кто она такая?

– Николетта, – тихо сказал Рейневан. – Николетта Светловолосая.

План, казалось бы, гениальный по простоте и дерзости, не сработал, мероприятие провалилось по всему фронту. Шарлей это предвидел, но Рейневана удержать не удалось.

К тылам турнирной трибуны прилегали наспех сколоченные конструкции из столбов и лесов, обернутые полотном. Зрители – во всяком случае, те, что поблагороднее и с положением, – коротали там перерывы, занимая друг друга беседой, флиртуя и похваляясь одеждой. А также угощались блюдами и напитками. Слуги то и дело таскали туда бочки, бочонки и бочоночки, носили корзины. Идею прокрасться в кухню, смешаться со слугами, схватить корзину с булками и отправиться с нею к невесте Рейневан считал совершенно гениальной. Напрасно.

Ему удалось лишь добраться до тамбура, в котором складывали продукты и из которого потом уже их разносили пажи. Рейневан, последовательно реализуя свой план, поставил корзину, незаметно выскользнул из вереницы возвращающихся в кухню слуг и проскользнул под навес. Потом вытащил стилет, чтобы вырезать в обтягивающем конструкцию полотне наблюдательную дырку. И тут его схватили.

Обездвижили его несколько пар крепких рук, железная пятерня стиснула горло, вторая, не менее железная, вырвала стилет. Внутри набитого рыцарями навеса он оказался гораздо скорее, чем ожидал. Хоть и не совсем так, как рассчитывал.

Его сильно толкнули, он упал, прямо перед глазами увидел модные чижмы[302] с невероятно длинными носами. Такие чижмы называли poulaines, обувь, хоть и европейская, пришла вовсе не из Европы, а из Польши. Именно такой обувью славились на весь мир краковские сапожники. Рейневана дернули, он встал. Того, кто его рванул, он знал в лицо. Это был Тристрам Рахенау. Родственник Стерчей. Его сопровождали несколько Барутов с черными турами на лентнерах, тоже стерчевых родственников. Хуже попасть Рейневан не мог.

– Террорист, – представил его Тристрам Рахенау. – Тайный убийца, ваша светлость, князь. Рейнмар из Белявы.

Окружавшие князя грозно зашептались.

Князь Ян Зембицкий, видный, интересный сорокалетний мужчина, был одет в черный облегающий justaucorps[303], поверх которого он носил модно богатую, обшитую соболями бордовую hauppelande[304]. На шее у князя висела тяжелая золотая цепь, на голове был модный chaperon turban с опадающей на плечо лирипипой. Темные волосы князя Яна также были подстрижены по последним новейшим европейским образцам и модам – «под горшок» вокруг головы, на два пальца выше ушей, впереди челка, сзади выбриты по самый затылок. Обут князь был в красные краковские paulaines с модно длинными носами, те самые, которыми Рейневан только что любовался с уровня пола.

Князь, что Рейневан отметил, чувствуя болезненную спазму горла и диафрагмы, держал под руку Адель де Стерча в платье наимоднейшего цвета vert d’emeraude[305] со шлейфом, с разрезанными рукавами, свисающими до самой земли, с золотой сеточкой на волосах, со шнурком жемчугов на шее и соблазнительной грудью, выглядывающей из-под тесного корсета с заманчивым декольте. Бургундка поглядывала на Рейневана холодными как у змеи глазами.

Князь Ян взял двумя пальцами стилет Рейневана, поданный Тристрамом фон Рахенау, осмотрел его, потом поднял глаза.

– Подумать только, – проговорил он, – а ведь я не очень верил тому, что тебя обвиняли в преступлении. В убийстве господина Барта из Карчина и свидницкого купца Ноймаркта. Не хотел верить. И вот, извольте, тебя ловят с вещественным доказательством, когда ты пытаешься ударить меня в спину ножом. Неужели ты так меня ненавидишь? А может, кто-то заплатил? Или ты просто-напросто безумец? А?

– Светлейший князь… Я… Я… не террорист… Правда, я прокрался, но я… Я хотел…

– Ах, князь. – Ян сделал красивой рукой очень княжеский и очень европейский жест. – Понимаю. Ты пробрался сюда с кинжалом, чтобы передать мне петицию?

– Да! То есть нет… Ваша княжеская милость! Я ни в чем не виноват. Наоборот, меня самого постигло несчастье! Я жертва, жертва заговора.

– Ну конечно, – надул губы Ян Зембицкий. – Заговор. Так я и знал.

– Да! – воскликнул Рейневан. – Именно так! Стерчи убили моего брата! Зарезали его.

– Врешь, собачий сын, – проворчал Тристрам Рахенау. – Не гавкай на моих свояков.

– Стерчи убили Петерлина! – рванулся Рейневан. – Если не собственными руками, то руками наемных убийц. Кунца Аулока, Сторка, Вальтера де Барби! Мерзавцев, которые охотятся и за мной! Ваша княжеская милость князь Ян! Петерлин был твоим вассалом! Я требую правосудия!