Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум

• Название: Тайна дразнит разум
• Автор: Глеб Алёхин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Главный герой обоих романов — самобытный философ, преданный делу революции большевик Калугин. Он участвует в борьбе чекистов против церковников и контрреволюционеров в Старой Руссе («Белая тьма»), в бескомпромиссной идейной борьбе в 20-е годы отстаивает памятник «Тысячелетие России» в Новгороде («Тайна Тысячелетия»). Калугинская «логика открытия» помогает чекистам в их работе.

---

— Разве декрет подписан?

— Подпишут, голубчик, не сомневайся: голод не тетка…

Георгий вспомнил тетку Веру, пироги с капустой и то, о чем избегал думать, — зарытое золото гадалки. Голос нэпа внушал: «С драгоценностями не пропадешь», а давняя мечта стать художником звала к иной жизни.

Задумчивость собеседника Рысь понял по-своему. Поворачиваясь боком к ветру, он вкрадчиво спросил:

— Друг мой, почему тебя не ищут чекисты?

— Ищут, да не тут, а где-нибудь на юге. Я же…

— Ша, Жёра! — вдруг зашепелявил Рысь по-одесски. — Если тебя застукают, не дай бог маме траур, не грусти, кореш, за решеткой: мы к твоей клетке подкатим на фаэтоне с надувными шинами. А там на шаланду — и в Турцию или Румынию: куда угонит попутный…

— Рысь, давай тяпнем за искусство, зайдем ко мне?

— Хочешь запечатлеть мой портрет, голубчик?

— Без рук, что ли?

— Ницше упал с лошади. У него постоянно болела голова. Однако мыслитель работал ежедневно и подолгу. Друг мой, начни с малого, напиши-ка плакат: «Люди православные, не допустим антихристов в дом божий! Долой грабителей храмов!» Полотно пришлю. Нуте?

— Присылай. Попробую. Может, с привязанной кистью…

Правую руку Ерш нацелил на голову эмиссара, а левой включил свет. Луч фонарика ослепил Рысь. Он мгновенно отвернулся. Но Анархист успел запомнить: простые очки и бородка клинышком. Щеки и лоб прикрывал капюшон. Пучок света пробежался по темному плащу, шмыгнул на русские сапоги из грубой кожи и погас. Вопреки ожиданиям Ерша, Рысь не вскочил, не зашипел. Анархист дерзко усмехнулся:

— Не богат агент патриарха.

— Хочешь поделиться награбленным, голубчик?

«Все знает черт», — раздраженно подумал Георгий и поднялся:

— Когда пришлешь материал?

— Когда достану, батенька. Быстрей поправляйся…

Не подав руки, он растворился в темноте…

На другой вечер загавкала собака. Баптист выскочил на двор, быстро вернулся и, завистливо подмигивая, подал квартиранту шубу на лисьем меху с широкими поповскими рукавами:

— Груня ждет…

УДАР БЕЗ УДАРА

Груня запаздывала. Леша завел граммофон — веселая полька смутила его. Он переменил пластинку. Калугин шепнул ему:

— Подожди минутку…

Слышно было, как на «голубятне» Пронин позвонил в чека и громко спросил:

— Дежурный, что нового?

Видимо, Ерш не явился с повинной. Председатель чека пригласил на чердак Воркуна и Калугина. За роговским столом, где поблескивал телефонный аппарат, сидел Пронин, скованный и мрачный. Он заговорил, глядя на лист бумаги с рукописным текстом:

— Я написал характеристику. Завтра пошлю в губчека. Начальство настроилось тебя, Иван, выдвинуть на мое место, а меня вместо Рогова. Ты деловит и предан партии. Мне не привыкать с тобой работать. Но у тебя, Воркун, есть загиб — начал мудрствовать. Усложнил дело со смертью уполномоченного: отвлек чекистов от работы. Передоверил стажеру — Ерш, понятно, облапошил мальчишку. Не обижайся, товарищ, в нашей системе, сам знаешь, дружба дружбой, а служба службой. Пришлось упомянуть и об этом…

Поднимая лист, Пронин перевел взгляд на маленького человека с большой лысиной:

— Калугин, я обошел тебя в характеристике, но тебе скажу прямо в лицо, как коммунист коммунисту. Корень ошибок Воркуна, Селезнева, Смыслова в тебе, Николай. Ты дурно влияешь, особенно на молодых. Нет, я не против твоего интереса к нашей работе. И не против, что ты ведешь у нас кружок по философии. Но сам понимаешь, философия это не криминалистика. В этом отношении лекции профессора Оношко нам, чекистам, полезнее. Нет, я знаю, ты еще в подполье разоблачил провокатора с большим стажем — проявил способности следователя. Однако твоя основная профессия иная, ты специалист в другой области — не зря мечтаешь вернуться к преподаванию естествознания и краеведения. В добрый час! Я первый буду голосовать за твое освобождение, хотя и с сожалением. Ты же хороший председатель укома, тебя уважают партийцы, к тебе тянутся комсомольцы, тебя любят массы. К твоему голосу прислушиваются в Новгороде. Я сам охотно подписал твое письмо к Ленину. Но когда ты предлагаешь нам, чекистам, вместо лупы диалектику…

— Нет, голубчик, не «вместо», а вместе и лупу и диалектику!

— Да пойми, Николай, твой метод расследования…

— Не мой, а Дзержинского! И проверенный практикой!

— Знаю, Калугин, ты уважаешь факты. Обратимся к жизни. — Пронин назидательно улыбнулся. — Разве товарищ Феликс, поймав Анархиста, отпустил бы его без контроля? А?!

— В данном случае, батенька, отпустил бы!

Председатель чека засмеялся и положил руку на телефонную трубку:

— Где же он, твой отпущенный?!

— Друг мой, потерпи еще…

— Хватит! — встал Пронин. — Немедленно объявлю розыск. А тебя, Николай, прошу больше…

Он не договорил: внизу, в столовой, залаяла Пальма. Воркун бросился к лестнице. Николай Николаевич проводил его взглядом и, продолжая сидеть на диване, прислушался. Он услышал веселый голос Груни:

— Вы куда, профессор? Не спешите!

Дружный хохот заглушил голос Оношко…

Толстяк застегивал пальто на дворе. Он не мог оставаться в обществе вора: от Ерша всего можно ждать. Но была еще одна причина бегства: давний спор с Калугиным закончился явно не в пользу петроградского криминалиста.

Не ждал такого сюрприза и председатель чека. Он не поверил Воркуну, заглянул вниз, увидел рыжебородого мужчину с забинтованными руками и, точно рак, попятился назад по лестнице на «голубятню».

— Кто поймал его? — спросил он Ивана.

Тот улыбнулся:

— Никто. Сам пришел с Груней. — Щелкнул пальцем по шее: — У Тамары Александровны есть немного спирта…

— Это еще что?! — возмутился Пронин и вдруг, прижимая руки к животу, осторожно опустился на диван: — Грелку…

Николай Николаевич положил подушку под голову больного, а Воркун послал Тамару Александровну за грелкой.

Внизу кто-то завел граммофон — запел Шаляпин. Калугин закрыл дверь «голубятни» и спустился в столовую. Он заметил удивленно-пристальный взгляд Анархиста. Председатель укома впервые встретился с Ершом и не мог понять, почему тот пялит на него глаза.

Возможно, Леша рассказал Жгловскому о своем новом учителе. Внешне Калугин совершенно не походил на уездного руководителя — обычно первое знакомство не обходится без удивления. Николай Николаевич приветливо кивнул Анархисту и сел за стол:

— Кто еще не пил чаю, друзья мои?

— Мы с «президентом»! — радостно отозвался Леша и жестом пригласил Жгловского: — Согреться горяченьким…

— А мы что, не русские люди, елки зеленые!

К чести старого мастера, он, в отличие от Пронина и Оношко, мужественно признал свою ошибку: обнял племянника…

— Ёк-королек, промахнулся твой дядя!

Заглох граммофон. Из флигеля Воркун принес флакон спирта, вылил его в графин с наливкой и подсел к необычному гостю:

— Ну, Георгий Осипович, кто старое помянет, тому глаз вон! Тебе, брат, штрафную…

Жгловский немного помягчел, расправил плечи, положил забинтованные руки на стол:

— Мне стакан удобней…

К столу подошли Груня, Люба и Сеня. Калугин решил отвлечь внимание молодежи на себя, чтобы дать возможность инвалиду спокойно выпить вино. Он вынул из кармана толстовки листок:

— Друзья мои, к нам прибывает новая партия сентябрят[16]. Неплохо встретить концертом…

— Отлично-чудненько! — зажегся Сеня и стал перечислять, указывая пальцем: — Ланская… пение! Орлова… пляска! Добротина… соло на мандолине! Селезнев… мелодекламация! Воркун… вариации на гармони! Смыслов… цирковой номер с мячом!..

— Голубчик, что это за номер? — Калугин обратился к Леше. — Нуте?

Вратарь не успел шевельнуть губами. Раздался звон. Из рук Жгловского выпал стакан. Ерш обвел глазами присутствующих:

— Есть тут чекисты?

— Есть-имеются, — отозвался Селезнев.

— Полундра! Рысь тут! — Ерш забинтованной рукой, как пикой, нацелился на лысого в толстовке и простых очках: — Вот он, гад!

Никто не ожидал такой выходки. То ли вино ударило Ершу в голову, то ли он нарочно явился учинить скандал в коммуне? Мастер Смыслов сжал кулаки:

— Ёк-королек, ты что, рыжий, очумел?

Вскинув голову, Ерш заскрипел зубами:

— А вы что, ослепли, черт вас дери?!

Назревал скандал, который мог обозлить Жгловского.

А Иван Матвеевич стремился расположить Анархиста к откровенной беседе. Калугин спешно спрятал листок в карман:

— Голубчик, вы обознались, поверьте мне..

— Тебе поверить, курва?! — вскипел Ерш. — Нашел дурака! Отвечай, гнида, ты приходил ко мне?

— Куда, батенька?

— На перевоз?

— В каком часу?

— Поздно вечером. Ты подошел ко мне в саду…