Виктор Михайлов - Стражи Студеного моря

• Название: Стражи Студеного моря
• Автор: Виктор Михайлов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1962

В неистовый шторм и злую пургу, днем и черной полярной ночью зорко охраняют мирный труд нашего народа советские пограничники-североморцы. Трудна их почетная служба. Она требует от воинов большого мужества, выносливости, решительности и отличного владения оружием и техникой. Без этого трудно победить злобного, сильного и хитрого врага. Большую помощь пограничникам оказывают советские люди, верные патриоты социалистической Родины.

Несгибаемой стойкости, безудержной отваге, дружбе и любви посвящена новая повесть Виктора Михайлова «Стражи Студеного моря», рассказывающая о том, как моряки-североморцы, пограничники береговых застав и простые советские труженики разрушают хитросплетенные планы вражеской разведки.

Хорошее знание материала и жизни своих героев позволило писателю создать интересную книгу. Ее герои — командир сторожевого корабля «Вьюга» Иван Арсентьевич Поливанов, его помощник капитан-лейтенант Девятов, матрос Андрей Нагорный, капитан рыболовецкого сейнера Вергун, Глафира Кондакова и другие — запомнятся читателю.

---

— «Правая, зрительная труба бинокля служит: а) для наблюдения далеко отстоящих предметов; увеличение 8-кратное, диаметр объектива 40 мм с повышенным углом поля зрения; б) для определения удаленности объекта по сетке, нанесенной на фокальной плоскости объектива; в) для визуальной наводки на фокус левой трубы, представляющей собой светосильный телеобъектив с просветленной оптикой…»

— Следовательно, съемочная камера снабжена только одним объективом? — спросил Раздольный.

— Ниже, товарищ полковник, есть специальное заключение по фотокамере: «Размер коробки 10x7. Пленка 16 мм. Затвор работает от пружины часового механизма. Кассета позволяет сделать 320 кадров. Затвор имеет пять скоростей. Камера легко крепится к объективу при помощи артиллерийского захода. Можно предположить, что оптика и фотокамера западногерманского происхождения, но клеймо фирмы отсутствует», — прочитал Клебанов.

— Всему свету по секрету, — усмехнулся Раздольный. — Конструкция фотобинокля позволяет сделать некоторые обобщения. Как думаете, капитан?

— Отсутствие сменной оптики… — в раздумье сказал Клебанов, — оснащение камеры телеобъективом свидетельствует, по-моему, о том, что фотосъемка объектов, которыми интересуются шефы «Благова», возможна только с дальнего расстояния.

— Логично. Сформулируйте кратко, — сказал Раздольный и занялся осмотром радиостанции, смонтированной вместе с питанием в небольшом плоском ящичке. — Приемно-передаточная аппаратура для двусторонней связи. Станция коротковолновая, мощность ее небольшая, диапазон ограничен. С таким ящичком мы уже, помните, встречались в чемодане «Сарматова»! Очевидно, серийный. Вот здесь, видите, Клебанов, — полковник указал на след фабричного клейма, — еще можно прочесть: «Вер-ке…». Короче, сделано в Западной Германии. И последнее…

Постучав, в кабинет вошел дежурный:

— Товарищ полковник, звонили из госпиталя — можно приступить к допросу «Благова».

— Хорошо. Позвоните в гараж.

— Разрешите идти?

— Идите.

Дежурный вышел.

— Что у нас осталось? — спросил полковник Клебанова.

— Компас, карта побережья, пистолет с глушителем, сорок тысяч советских рублей и бытовые мелочи: папиросы, спички, кружка эмалированная, котелок алюминиевый, солонка с солью, вилка и ложка комбинированные, дорожные, нож консервный, мыло, полотенце, — доложил Клебанов.

— К этому мы вернемся после допроса. Где ваша запись?

Клебанов передал запись полковнику.

Вчитываясь в краткие записи о результатах осмотра вещественных доказательств, полковник делал заметки у себя в блокноте. От первого допроса задержанного зависит многое, а времени, так необходимого для подготовки к допросу, нет. Обстоятельства требуют решительных оперативных действий.

Клебанов попросил разрешения и закурил, приоткрыв форточку. Сизые голуби, усевшись на наличнике окна, затеяли шумную возню. По-весеннему теплый ветер шевелил оконные занавески. За главным корпусом управления в эти несколько дней вырос новый, восьмой этаж жилого дома. Левее, теряясь в легкой туманной дымке, уходили все дальше и дальше к горам стрелы башенных кранов… Взбираясь на холмы предгорий, город строился, год от года становился все богаче и краше, а здесь… Клебанов невольно окинул взглядом шпионское «хозяйство», лежащее на столе, и… день, показалось ему, утратил свою ясную, весеннюю свежесть.

Когда они приехали в госпиталь, дежурный врач, встретив их в вестибюле, предупредил: — В связи с тяжелым состоянием больного главный врач просил вас, товарищ полковник, уложиться в десять минут.

Полковник помрачнел и, не ответив, направился к сестре-хозяйке. Халата большого размера не оказалось. Стянутый на спине тесемками, узкий, едва достигающий лопаток халат стеснял Раздольного и усиливал чувство раздражения.

Когда в сопровождении капитана Раздольный вошел в палату, внешне он был совершенно спокоен и полон решимости в течение предоставленных ему десяти минут получить от нарушителя все необходимые сведения.

Высоко приподнятый на подушках «Благов» полусидел. Его большие, натруженные руки с короткими пальцами лежали поверх одеяла.

Взгляд блеклых, когда-то голубых глаз вяло скользнул по лицу полковника.

— Покурить бы… — сказал он.

С разрешения полковника Клебанов протянул ему коробку «Казбека».

«Благов» взял папиросу, размял негнущимися пальцами, прикурил и, глубоко затянувшись, закрыл глаза.

— Я хочу, чтобы вы твердо уяснили свое положение, — сказал полковник. — Вы задержаны на судне, приписанном к Гамбургскому порту. В списке команды и пассажиров судна ваша фамилия не значится. Командировочное удостоверение, выданное Петрозаводским геологическим институтом, фальшивое: такого института в Петрозаводске нет. Что касается паспорта, то он настоящий, но для вас было бы лучше, если бы он был поддельный. Паспорт похищен у Благова шестнадцатого января прошлого года при обстоятельствах, усугубляющих тяжесть вашего положения. Вот фотография настоящего Благова Василия Васильевича, — полковник показал фотографию. — Я предупреждаю вас, что всякая попытка уклониться от правды и запутать следствие ни к чему не приведет, но значительно ухудшит ваше и без того скверное положение. Вы будете отвечать?

— Буду… — сказал нарушитель после паузы.

— Ваши настоящие имя и фамилия?

— Непринцев Ефим Захарович. Еще одно имя дали мне «благодетели»… Условное…

— Кличку?

— Пусть… Кличка… как собаке. Мне теперь все равно. Они дали мне кличку Пауль.

Клебанов вел протокол допроса.

— Год и место рождения?

— Село Высокое, Николаевского района… Родился в тысяча девятьсот восемнадцатом году…

— Вам тридцать девять лет? — с недоверием переспросил полковник.

— Тридцать девять лет, — горько повторил Непринцев. — Жизнь… Только за последние шесть месяцев в школе господина Лермана я немного пришел в себя. Восемь лет я не видел солнца. Когда я шел в шахту, солнце еще не всходило, когда возвращался, его уже не было. Начал в Шарлеруа, и, кажется, нет ни одной шахты, где бы я не работал.

Непринцев говорил торопливо, как человек, который боится, что ему не хватит времени сказать самое главное, сокровенное, о чем больше нельзя молчать.

— В пятьдесят четвертом я заболел, и компания выгнала меня на улицу. Три года я питался тем, что удавалось добыть на городской свалке или в мусорных ямах. Все эти годы на чужбине я только и думал о том, чтобы вернуться на родину. Я пошел на вербовку потому, что хотел вернуться домой. Знаю, теперь вы мне не поверите. Если бы меня не нашли в трюме, я пришел бы сам и рассказал всю правду…

— Поверим мы или не поверим, — сказал полковник, — это будет зависеть от искренности ваших показаний. Какое и от кого вы получили задание?

— Задание я получил от доктора Лермана. В школе, в дни учебы, при помощи специального телевизионного устройства Лерман наблюдал за каждым моим шагом, но я его никогда не видел, только слышал скрипучий голос. Даже фамилию шефа я узнал случайно — проговорился сопровождавший меня на аэродром Шраммюллер. Шефа я звал доктором, и это все, что мне о нем известно. Они не — очень-то мне доверяли. — Непринцев горько усмехнулся. — Поэтому и задание я получил, как сказал шеф, нарастающее. Шлихту было поручено высадить меня на побережье залива Трегубого. Руководствуясь компасом и картой, я должен был выйти к высоте 412. Эту высоту называют Черной Брамой.

Раздольный и Клебанов обменялись быстрыми взглядами — Черная Брама за короткий срок не впервые приковывает к себе их внимание.

— Здесь в полночь, — продолжал Непринцев, — я должен был по рации в течение пятнадцати минут, через разные интервалы времени, передавать мои позывные «Гермес», затем переходить на прием. Это было первое задание. Второе я должен был получить по рации. Выполнив второе задание, я получил бы третье.

— В чем состояло второе и третье задания?

— Не знаю. Однажды я спросил об этом, но мне ответили, что я, очевидно, соскучился по завтраку на помойке. Больше вопросов я не задавал…

— К чему вас готовили?

— Меня учили приему и передаче на рации, шифровке и дешифровке. Я проходил тайнопись, ориентировку на местности, фотосъемку удаленных объектов специальной камерой. Часами я просиживал в зарослях боярышника на одном из Фризских островов и фотографировал все проходящие корабли. Однажды меня отправили на рыбачьем траулере в открытое море, и я, лежа под брезентом в подвешенной на талях шлюпке, фотографировал учебные стрельбы военных кораблей. Этой тренировке уделялось большое внимание, но особое значение шеф придавал обучению работе со счетчиком Гейгера…

— О счетчике Гейгера расскажите подробнее, — сказал полковник.