Василий Соколов - Избавление

• Название: Избавление
• Автор: Василий Соколов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Не прибедняйся, ты же писал докладную, - запротестовал Демьян.

Митяй на это ответил, приложив руку к груди:

- Поверьте, жалобу мы вдвоем сочиняли. Игнат, наивернейший сваток мой, ручкой водил да мозгами шевелил... А я ему помогал... Вот и предлагаю, ежели захотите, ставьте Игната. Поперву и самое важное - не пьет, за бабьими юбками не волочится, имеет на этот счет тоже воздержание, и дюже грамотный... Править артелью сумеет. Ишь как умно докладную сочинил, в саму Москву не стыдно было с нею ехать. Мне бы одному ни в жисть не управиться...

Пока Митяй держал то и дело вызывавшую усмешку речь, секретарь райкома о чем-то пошептался с членами правления, сидящими за столом президиума, и после обратился к залу:

- У кого какое мнение будет по кандидатуре товарища Игната Клокова? Может, отводы есть?

Зал молчал.

- Прошу, товарищи, высказываться, - настаивал секретарь райкома. Смелее выступайте, здесь же все свой...

Зал молчал.

- Ну что ж, как говорят, молчание - знак согласия, так надо понимать?

Лесом рук Игнат Клоков был избран председателем артели.

Уже когда кончилось собрание, секретарь райкома обвел глазами зал, ища Лукича, хотел сказать ему, чтобы завтра же передавал дела, но Лукича и след простыл. Выйдя наружу, Митяй по крупному следу, вдавленному сапогами в снег, догадался, что это след Лукича, и вел он к болотцу, возле которого жила вдовая шинкарка, умевшая приютить мужика и в радости и в горе.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В большом старинном особняке, давно нетопленном, запустело холодном, маршал Жуков, накинув шинель, ходил по цветному паркету, поскрипывая сапогами, и лишь изредка, останавливаясь, косил взгляд на карту, сползающую со стола длинным холстом. Это была карта Берлина, глаза разбегались от бессчетного множества квадратов - строений, улиц и кварталов, превращенных в огнедышащие узлы сопротивления... Жуков пока не занимал себя мыслями об этих сражениях, думы его сейчас были поглощены подступами к Берлину - Зееловскими высотами. Маршал чувствовал, что падение Берлина зависит во многом от того, как скоро удастся сокрушить оборону Зееловских высот. У этих высот фронт словно споткнулся, напоровшись на стену укреплений и огня. Пытавшиеся с ходу атаковать танки не смогли пробить брешь в немецкой обороне; несколько машин было подожжено. И все это - и как танки шли в атаку, и как они жарко и чадно горели - происходило на глазах у командующего. Тогда же, на поле боя, маршал приказал отменить атаку и, ни с кем не попрощавшись, уехал раздосадованный.

Двое суток войска по его заданию вновь производили разведку обороны перед Зееловскими высотами, штабисты из кожи лезли вон, стараясь добыть возможно более точные данные и о системе огня в неприятельской обороне, и о характере укреплений. Все это нанесли на карту, которая теперь лежала перед его глазами, густо испещренная топографическими знаками. И все это придется не сегодня завтра ломать, пробивать бронею, преодолевать штурмующей пехотой... Тяжело... А ничего не поделаешь. Так надо. И как можно скорее. Этого требует стратегическая обстановка, сама жизнь.

Померанская немецкая группировка, угрожающая правому флангу фронта, доставила Жукову уже немало хлопот. Из-за нее застопорилось наступление фронта. А теперь фашистские войска попытаются сдержать на Зееловских высотах. Оглядывая на карте систему обороны - очень густую и плотную, командующий огорченно думал, что прорыв этих высот потребует серьезных усилий. "Серьезных..." - повторил он вслух и мрачно насупился. Присел, шинель сама собою сползла на спинку кресла. Взял огромный цветной карандаш, долго водил по карте, разглядывая высоты, реки, квадраты строений, и возвращал себя опять к мысли о крупных потерях. Надо брать Зееловские высоты как можно скорее, а как? Какими силами? Терять технику и людей - и это теперь, под конец войны? Он, командующий, может приказать войскам идти на прорыв, и они пойдут, прорвут оборону, сломят любые укрепления, но прорыв этот обойдется слишком большой кровью... Нет, в нем говорил голос не только командующего, но и просто человека, отца. Нельзя жертвовать людьми. Надо искать другие пути. Как бы там ни было, а придется взламывать оборону на Зееловских высотах.

Жуков позвонил по аппарату ВЧ правому соседу - маршалу Рокоссовскому, справился, как идут дела, тот обрадованно сообщил, что его фронт сокрушил немецкую группировку в Померании, добивает разрозненные части. "Основные войска уже сегодня двинем вам на помощь, чтобы долбить с севера", - не утерпел добавить Рокоссовский.

"С Померанией покончили, - как бы продолжая телефонный разговор, подумал Жуков. - Боковой удар отведен. Ну а как взломать оборону перед моим фронтом?"

Командующий, будто не веря пометке на карте, провел прямую линию от плацдарма у Зееловских высот до Берлина, вновь смерил линейкой расстояние - около восьмидесяти километров.

- Два, от силы три часа на танке. Один недолгий бросок! - вслух подумал Жуков. Но это короткое расстояние на самом деле потребует много дней, жестокой борьбы. Каждый шаг будет даваться с трудом, потребует много жертв. А он, Жуков, этого не хотел. И цветы на подоконнике, будто забытые кем-то, не то врачом, не то девушкой-поваром, как бы напоминали о весне, о торжествующем начале жизни. Маршал взял пучок цветов - это были подснежники, - понюхал, ощутив их холодноватый запах, запах первой зелени, начала весны. - Нет, лишних жертв надо избежать, очертя голову нельзя лезть. Но что сделать? Что?

Командующий встал, прошел в приемную, велел подать машину. Куда поедет - не сказал, но уже застегнул шинель на все пуговицы, вышел первым из особняка. В ожидании, пока подойдет машина, ходил по запустелой дорожке палисадника, глядел на почерневшую и мокрую землю, на темные деревья с разбухающими почками, на сиреневый куст с первыми листьями и все думал, что же делать, как лучше провести последнее сражение.

Машина, заскрипев тормозами, остановилась у подъезда, за ней подошла вторая, с охраной, и Жуков сел в свою, первую, поехал в войска, чтобы потолковать с людьми, просто развеяться от нелегких дум.

Уже пластались по земле кровавые сполохи заката. Потом и они догорели, словно угаснув за горизонтом. В темноте "виллис", шурша шинами, мчался по шоссейной дороге, освещая ее низко стелющимся светом фар. Километров через десять командующий велел свернуть с широкого тракта на проселочную дорогу и совсем обрадовался, когда на одном участке пришлось пересекать лес, - воздух тут был чистейший, пахнущий арбузной коркой. Правда, ехать по рытвинам и выпирающим из земли кореньям было тряско, машина переваливалась с боку на бок, к тому же совсем не безопасно на чужой территории, в лесу, кишащем разным людом, блуждающими немецкими солдатами.

Сознавая опасность, Жуков все же не придавал всему этому значения, он даже приказал включить дальний свет фар и, подавшись всем корпусом вперед, всматривался в дорогу, норовя увидеть на ней нечто такое, чего не замечали другие. То и дело на дороге попадались зайцы, которых, судя по всему, много развелось в ухоженных небольших лесных урочищах: командующий, завидя в полосе света зайца, радовался, как ребенок; он не позволял давить беззащитных сереньких животных, которые вдруг навостряли уши и, сделав подскок, пускались наутек, метались вдоль дороги, редко когда сворачивая в сторону, в темноту.

- Непонятливое создание, - вслух промолвил Жуков. - Как бы не наехать!

Командующий помедлил с минуту, о чем-то думая. Потом спросил у шофера:

- А птиц так же ослепляют светом?

- Одинаково, - ответил за водителя адъютант. - Мы, помню, в детстве за голубями на колокольню лазили. Заберемся на чердак, как засветим фонарем, распугаем их, и они из темноты на свет фонаря. Ну, ровно слепые, бери и клади в мешки.

Лес тянулся не сплошным массивом, а был разбит на делянки или кущи, смутно различимые в ночи. Сквозь квадраты насаждений мелькали небольшие прогалины, и, когда остановились передохнуть напротив одной такой прогалины, Жуков вылез из тесного "виллиса" и, желая размяться, прошел на обочину. Сбоку дороги виднелся насыпной холм, залитый мерцающим светом луны.

Глядя на этот холм, Георгий Константинович невольно мысленно перенесся в родную Стрелковку, что затерялась среди лесов Калужья. Не раз он, бывая в ночном, смотрел вот так же с одного взгорка, перед которым была раскинута долина, залитая лунным светом. И вот странная вещь: всегда эта долина казалась ему спокойной и даже какой-то равнодушной.

Но однажды - Георгий Константинович и сейчас, вспоминая, был потрясен странным и дивным зрелищем! - он увидел, как по этой долине шла девушка и что-то напевала. Шла на рассвете, одна. Шла, по колено утопая в цветущем разнотравье, и сама себе пела. Он порывался тогда окликнуть ее и не мог, стоял словно завороженный, чему-то дивясь и радуясь...

С той поры эту долину он стал воспринимать совершенно по-иному. Он видел идущую по ней девушку, слышал песню на рассвете... Значит, даже самая великолепная, роскошная природа без человека почти мертва. Но появился человек, появилась девушка, и все в долине ожило, все запело. И тогда он воскликнул: "Как прекрасна земля и на ней человек!"