Эрих Кош - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Эрих Кош
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1974

В книге избранных произведений выдающегося художника слова Югославии, сделана попытка показать характерное для его творчества многообразие жанров, богатство его палитры. Она включает в себя повесть-шарж «Большой Мак», роман «Сети», а также рассказы. Творческую манеру Э. Коша отличает живость, остроумие, отточенность формы, пристальное внимание к проблемам современной жизни.

---

— Он один во всем повинен! — в каком-то бессознательном порыве вырвалось у Станы. — Сгубил он мою жизнь.

— Кто сгубил? Это ты о ком?

— Дед Тома! Он и вас старается в свои сети завлечь.

— Старик? Что же он тебе такого сделал?

— Хуже не бывает, что сделал мне он… Я с его младшим сыном, с Божо, встречалась. Он нам пожениться не дал.

— Отчего же это он? В чем он мог тебя упрекнуть?

— Ни в чем, только в том, что я из Новиграда. Боялся, свезу в город последнего сына, а дом, баркас и сети должны были к Божо перейти.

— Вот оно что. И все-таки ты вышла в шторм ему помогать.

— Это совсем другое. Тут закон такой. Если бьют в набат, все, кто стоит на ногах, выходят на берег.

— А что с Божо?

— Ушел в армию, женился. И больше в селе не показывался.

— Ну а ты как, Стана?

— Я тоже вышла замуж. В соседний с Томой дом. Старому назло — чтобы вечно глаза ему колоть.

— А муж? Как это он от тебя в Америку уехал?

— Так и уехал — выправил паспорт, билет на пароход достал и уехал. На следующий день после свадьбы и собрался.

— Он тебе пишет? Вернуться не думает?

— Никогда не писал и возвращаться не думал. Другие надеялись, что он вернется, особенно отец его ждал, а я еще тогда знала, что никогда он не вернется.

— А за другого выйти не хотела?

— Не хотела, хотя возможности были. За ошибки надо платить. Это долг мой тому, кто уехал в Америку, и его бесприютной душе.

Поднялся ветер, и море снова разыгралось, волны подкатывали к порогам домов, грозя достать их длинными руками и утащить в пучину.

— Опять разбушевалось.

— Пусть отбушуется. Дышать станет легче. Из-за этого Томы и свекор мой поплатился головой.

— Как это, Стана? Когда?

Она села. Села с ним за стол, напротив него, впервые за все то время, что он был тут.

— В самом начале войны, когда итальянцы пришли, — начала она. — Наши забросили сети за островом, а когда вернулись, получили предупреждение, что ночью намечается нападение на итальянский караульный пост вверху над дорогой и что им надо где-то переждать, пока не уберутся каратели. Все согласились, кроме Томы. Рыбаку, мол, сети свои бросить все равно что солдату винтовку. Погода — хмурится, вот-вот налетит буря, сети спутаются, порвутся, а нигде такого не написано, что каратели отсюда быстро уберутся. Сети, мол, на этот раз даже поплавками не помечены, а по нынешним временам может случиться, что они и вовсе сюда не вернутся, как же тогда женщины и дети по всему морю будут сети искать? И останутся они без сетей именно тогда, когда они им больше всего требуются. А выйдут утром в море мужики — всякому понятно будет, что тот, кто о своих делах и заботах печется, не имеет касательства к тому, что творит сумасшедшая молодость. Если же они бросят сети на произвол судьбы, этим самым и покажут на себя, что знали о том, что готовится. Дома их спалят, детей и женщин в заложники возьмут, куда им тогда от позора деваться? Да и потом, пока итальянцы опомнятся, они успеют с уловом вернуться, а если, паче чаяния, за это время возникнет опасность, женщины выставят в окнах какой-нибудь знак, они высадятся где-нибудь в стороне и уйдут в горы.

Это всех сбило с толку. Разошлись по домам. Ночью у дороги началась перестрелка, над подожженной итальянской заставой взметнулось пламя. В потемках без побудки собрались рыбаки на берегу и вышли в море; на веслах, чтобы шум не поднимать. Приплыли к острову, начали сети вытаскивать, а тут с гор налетела гроза. Дожидаться, пока уляжется ветер, некогда было, сети зацепились за камни, рыбаки пожалели их бросить и слишком долго с ними провозились. Улов был, как никогда: рыбы в сетях — что виноградных гроздьев на лозе в урожайный год. Заторопились назад; в селе вроде бы все было тихо и спокойно.

Но только пристали к берегу и начали высаживаться, их окружили каратели. Затворили в еще не остывшей после пожара заставе, продержали весь день без еды и питья, а под вечер свели вниз, к дороге, как раз к тому месту, где теперь Милина гостиница, и поставили к стенке. Из каждого дома самое меньшее было тут по одному; вот потому-то почти все женщины в селе и носят траур. Один только старый Тома уцелел; когда карабинеры убрались и женщины пришли отыскать своих, они его нашли живым под грудой тел. Он был ранен, по сию нору закидывает правую ногу.

— Он мне об этом ни словом не обмолвился, — признался приезжий.

— И не обмолвится! Когда из-за него и его сетей столько народу погибло.

— Не только из-за него. Сети же общие были.

— Его вина самая большая: был бы он настоящий мужчина, не позволила бы ему совесть в живых остаться.

— Что же, самому подставиться под выстрел ни за что?

— Как это ни за что? Когда погибло столько родных, которые были моложе и нужнее его. И он должен был получить свою пулю. — Гримаса ненависти свела ее губы. Должно быть, что-то еще стояло между ними.

Стана поднялась. Прямая, холодная и желтая, как задутая восковая свеча.

— Не имеет он права жить, когда умирает столько молодых, — проговорила она. — Растянул свои сети, как паук, и сосет чужую кровь. Сгубил мою жизнь, и моих всех под корень извел. Он и за сына мой кровный должник. Это он приохотил мальчонку к сетям. Это на Томином дворе гранату он нашел.

XXII

Погода не менялась, утро занялось пасмурное и ветреное. Только люди словно бы изменились за ночь. И притом к худшему.

Высказав за вчерашний вечер все, что накопилось на душе, и израсходовав запас слов, отпущенных на целый год вперед, Стана еще плотнее стиснула губы, и вообще-то бесцветные и тонкие, они вытянулись и превратились в узкую, почти невидимую полоску.

Она избегала своего постояльца, да и он не находил себе места и метался из дома во двор, пока в конце концов не завернулся в плащ и не вышел на берег, подставив грудь под ленивые и редкие, но сильные, словно удары молота, порывы ветра.

Воздух был насыщен паром и мельчайшей водяной пылью, как будто море превратилось в гигантский чан, где кипятилось все грязное белье этого мира.

К берегу прибило желтую пену, на пляж намыло дегтя, исторгаемого судами из своей утробы, и клочья откуда-то принесенной соломы. Медузы, мелкие рачки и водоросли, выброшенные морем на песок, еще вчера начали гнить, слева в мутной воде защищенного от ветра затона болталась на волнах белым брюхом вверх большая дохлая рыба. Тучи то сгущались, то расходились, открывая темные бездны неба. И маслиновые листья, перевернувшись на своих тонких черенках, тоже обратились к миру темной стороной.

На море не видно судов, уже второй день они не заходили в Новиград. Сначала ему нравилось с высокого мыса, словно с корабля, рассекающего волны, наблюдать за клокочущим морем, но в какой-то момент скала под ним с тошнотворной ритмичностью закачалась. Он вынужден был отступить в устойчивую глубь материка. Вернулся была, не зная сам за чем, в село, потом заспешил наверх, к гостинице, надеясь там найти защиту от волн. Спастись от вездесущей качки и гудения.

Перед домом деда Томы порванным и вылинявшим знаменем полоскался обрывок сети. Вероятно, и дед спасался где-то наверху или занялся домашними делами. После рассказа Станы видеть его не хотелось. Очевидно, бесплотные слова обладают материальной силой и могут уничтожить и убить.

— У него ревматизм разыгрался! — сообщил приезжему капитан Стеван, беря его в тиски на узкой тропинке, где они встретились. — В раненой ноге. Теперь Тома носа на улицу не высунет, пока не отбушует непогода. Вчера лазил в море, а сегодня, должно быть, на весь дом от боли воет.

Еще более возбужденный, чем всегда, капитан Стеван, подобно каботажному судну, ни к одному берегу не мог пристать надолго. Южные ветры вселили в него беспокойство, и он метался, словно рыба в сети. Даже партию в карты не в состоянии был высидеть до конца. Ни Уча, ни Миле не занимали больше Капитана, и в поисках нового вида деятельности он с жадностью схватился за свежую жертву. Предлагал приезжему сдать в аренду свой дом, потащил к развалившейся мельнице, служившей обиталищем вдовы Росы, дальней его родственницы, и наконец задумал непременно показать ему клочок земли, где можно было бы соорудить жилище, и ни за что не хотел отпустить, невзирая на все уверения о том, что он тут собирается пробыть не больше недели-двух и не имеет намерений сооружать себе жилище ни здесь, ни где-нибудь еще.

— Да это совсем рядом, в двух шагах. Место прекрасное, и запрошу я немного. — Подхватив приезжего под руку, подталкивал его Капитан вверх по скользкой неверной тропе. И через колючий ежевичник, цеплявшийся за ноги, вывел на площадку, которую он прочил под строительство, на самом же деле представлявшую собой тесный и узкий уступ между двумя полуобвалившимися подпорными стенами, пригодный скорее под курятник и используемый соседними домами в качестве общественной помойки.