Эрих Кош - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Эрих Кош
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1974

В книге избранных произведений выдающегося художника слова Югославии, сделана попытка показать характерное для его творчества многообразие жанров, богатство его палитры. Она включает в себя повесть-шарж «Большой Мак», роман «Сети», а также рассказы. Творческую манеру Э. Коша отличает живость, остроумие, отточенность формы, пристальное внимание к проблемам современной жизни.

---

В то же время, когда вскоре после этого в его газете, и именно на его полосе, вышла статья с острой критикой работы возглавляемого мной отдела, да еще с язвительным кивком в сторону юридической справки, подлинным автором которой был не кто иной, как я, Данило не только не нашел возможным воспрепятствовать опубликованию этой статьи, но даже не предупредил меня о том, что она готовится к печати. Он предпочел сделать вид, что вообще не обратил на нее внимания и уж по крайней мере не углядел в ней никакой предвзятости. Ему я об этом ничего не сказал, но пожаловался Раде.

— Должно быть, статью послал ему главный редактор. Что тут поделаешь? Не станешь же ты требовать, чтобы из-за нее он ставил под удар свое положение в газете?

— Боже упаси! Но когда его критиковали, он не замедлил и меня втянуть в полемику, хотя, казалось бы, какое мне до нее дело. И даже пользовался моей подписью по своему усмотрению.

— Да, но он всегда таков. И ничего нового для тебя не открыл. Чем же ты так возмущаешься сейчас? Лучше собирайся поскорее. Я договорилась с Теей встретиться без четверти восемь, а ты еще не начал одеваться.

Так, перемежаясь спадами и взлетами, наши отношения тянулись до прошлого месяца, когда вдруг со всех сторон одновременно — со страниц газет, с форумов, собраний и от лица так называемой общественности — в адрес нашей культурной политики и последних мер, предпринятых нашим министерством, обрушился критический огонь. Раздавались требования более четкого определения социалистического характера нашей культуры и усиления принципиальности в работе, но все это с позиций демагогии и под аккомпанемент трескучих политических фраз, на мой взгляд совершенно бессмысленных и пустых. Понятно стало, что та первая статья, за которую я когда-то так обиделся на Данилу, по существу, развязала ожесточенную дискуссию в печати по вопросам нашей культурной политики. Я был всего лишь начальником отдела и не мог считать себя ответственным за работу всего министерства в целом и еще того менее за его правовые и административные акции, но весь шум, поднятый вокруг того «прихода», где я проработал многие годы, все же не мог меня оставить безучастным. И когда в одной воскресной газете снова появилась статья, безответственно и голословно распространявшаяся о таких предметах, которые мне были близки и знакомы, я решил ответить на нее обстоятельной отповедью. Я подготовился, перечитал несколько юридических и социологических справок, подобрал необходимую документацию и соответствующие законодательные тексты, в том числе и некоторых иностранных государств, и всю неделю напролет, просиживая за работой до поздней ночи, кроме как на службе, нигде не бывал.

И странное дело, все это время Протичи не объявлялись. Может, Теа и звонила, когда Рады не было дома, а я, запершись у себя в комнате, к телефону не подходил. Я писал, читал и переделывал. Наконец отдал перепечатать статью самой грамотной и лучшей машинистке нашего отдела и, когда перечитал эти двадцать страниц, разбитые на главы и снабженные ссылками наподобие докторской диссертации, остался ими так доволен, что почувствовал необходимость поделиться своим впечатлением с кем-нибудь из близких. Я велел Раде позвонить Протичам и позвать их завтра к нам на ужин.

— Но очередь за ними! — возразила Рада. — Они у нас были два раза подряд, а кроме того, я пригласила домой портниху. Надо сшить кое-что Даце и мне.

— Ну и что? Какая разница, кто у кого был последний раз. Ведь мы друзья! Не хватает еще думать об очередности и дипломатическом этикете. Я бы хотел посоветоваться с Данилой о том, что я тут написал. И, пожалуйста, не забудь испечь пирог, который прошлый раз так ему понравился. А я закуплю питье.

Но Рада не могла им дозвониться. Сначала их не оказалось дома. Затем они отдыхали после обеда. В третий раз уже ушли, а нам не объявились, хотя мы и передавали им через домработницу просьбу нам позвонить, когда они встанут после сиесты. Когда я наконец дозвонился до них вечером, подошел к телефону Данило. Он как будто растерялся, замешкался и стал что-то бормотать себе под нос, так что я его сначала не узнал. Когда я его спросил, свободны ли они завтра вечером, он сказал, что не знает, не совсем уверен и должен выяснить у Теи, нет ли у нее каких-нибудь планов. Он оставил меня ждать у замолкнувшей трубки, как будто пошел разыскивать жену на другой конец города. Я уж думал, нас прервали, и хотел было вновь набрать их номер, но тут вместо Данилы к телефону подошла Теа. Она была очень любезна и говорлива, как обычно, когда у нее появлялась какая-то задняя мысль.

— Прости меня, Миле! Это я замешкалась на кухне. Так что такое? Данило говорит, ты приглашал нас к себе?

Я должен был снова повторить приглашение по всей форме: завтра мы их ждем к ужину, мы вчера еще звонили, и сегодня несколько раз в течение дня. Мы и домработнице передавали, чтобы они непременно отозвались, как только встанут после отдыха, но, видимо, та забыла им это сказать, а когда мы снова позвонили, они уже ушли из дому. И так далее.

— А что такое, Миле? — забеспокоилась она. — Мы уже были у вас два раза подряд. Есть какой-то специальный повод? Насколько мне известно, никто в этот день не родился и у вас не годовщина брака. Уж не достался ли тебе главный лотерейный выигрыш? — пошутила она. — Ты знаешь, ко мне неожиданно нагрянули родственники. Жарко с женой и дочкой — она у них больная. Мне, наверное, придется с ними побыть.

— Не рождение и не годовщина. И тем более не выигрыш. Просто-напросто захотелось с вами повидаться, а мне еще и посоветоваться с Данилой надо кой о чем. Но это не срочно. Можно встретиться и послезавтра, и днем позже, не важно. Не будут же, надеюсь, твои родственники докучать тебе целую неделю.

Теперь она ушла совещаться с Данилой, но быстро вернулась. Лучше уж они завтра придут, она постарается освободиться к вечеру.

— Ну, тогда до встречи! — сказал я, и мы с Радой снова занялись приготовлениями к ужину.

Пришли они вовремя; Теа всегда точна, как часы. Вдобавок она явилась с внушительной коробкой конфет для Рады и Дацы, что у них, как у подруг, давно уже вышло из обыкновения. Ужин Раде удался на славу и к тому же отличался исключительным обилием блюд. Так уж совпало, что мои родные из Ужицкого края прислали кое-что домашнего приготовления: каймак, сыр, окорок и отличную ракию. Рада испекла слоеный пирог с сыром и раздобыла на рынке отменного судака. Мы много ели и пили, в особенности Данило, он так усердствовал, что не мог произнести ни слова. Я все-таки ввернул, что хотел бы услышать его мнение об одном весьма важном для меня предмете, и, наклоняясь к нему в паузах между блюдами, в общих чертах дал понять, о чем речь.

— Подробнее поговорим после ужина, когда выйдем из-за стола, — заключил я, но едва мы выпили кофе, как Протичи непременно захотели посмотреть по телевизору отрывок из одного многосерийного фильма, а так как эту передачу заключали документальные ленты, Данило обязательно должен был посмотреть и их. Когда я наконец бесцеремонно выключил телевизор, Данило за второй чашкой кофе с коньяком оседлал своего любимого конька — состояние нашей отечественной кинематографии и стал разбирать все ее невзгоды, исходя, как обычно, желчью и ядом, пока наконец не дошел до своего сценария.

— Дело, представь себе, сдвинулось с мертвой точки. На этот раз, кажется, окончательно, — заметил он. — Я расширил последнюю сцену и совершенно изменил финал. Вместо прежней заключительной сцены, когда смертельно раненный герой падает на землю, устремляя взгляд к вершинам деревьев — что должно было символизировать утверждение светлого и лучшего будущего, — теперь в последних кадрах главный инженер, обеими руками зажимая смертельную рану, медленно, едва держась на ногах и ступая по грязи, уходит вдаль, пока совсем не растворяется в утреннем тумане, окутавшем землю.

Теа считала, что такая сцена слишком омрачит финал. По ее мнению, люди приходят в кино, чтобы отвлечься и отдохнуть от каждодневных забот, а не для столкновения с новой порцией суровых жизненных уроков. Хватит с нас трагического драматизма. Нет ничего удивительного в том, что публика отвернулась от отечественных фильмов и предпочитает иностранные фильмы или телевизионные передачи вроде той, какую видели мы только что. Это настоящее искусство! Предыдущий вариант Данилова сценария ей нравился больше. Он был просто гениален, во сто крат интересней самой этой разрекламированной книги, по которой он делался. Это она говорит объективно, а не потому, что Данило ее муж. Но что значит ее мнение, когда решающим является вкус необразованных авторитетов от кино, пользующихся, к сожалению, поддержкой и защитой административной верхушки.

Намек на мое ведомство, с некоторых пор ставшее мишенью непрерывных нападок, неприятно меня задел, но я удержался от каких-либо комментариев в надежде улучить минуту и рассказать Даниле о моей статье и ограничился какой-то односложной репликой. Но тут вдруг Рада, как на грех, ударилась в критику репертуара наших кинотеатров, перегруженных антипедагогическими фильмами, напичканными насилиями и эротикой, оказывающими негативное воздействие на психологию молодого поколения, в чем она, как работник просвещения, имела уже достаточно возможности лично убедиться. Рада увлеклась и, сколько я ни подавал ей знаков помолчать, все более распалялась, вероятно принимая мои знаки за поощрение.