Эдуард Фикер - Современный чехословацкий детектив [Антология. 1982 г.]

• Название: Современный чехословацкий детектив [Антология. 1982 г.]
• Автор: Эдуард Фикер
• Издательство: Радуга
• Жанр: Детектив
• Год: 1982

Эдуард Фикер (1902–1961) — один из основателей чешского детектива — хорошо известен советскому читателю. Сюжет его романа «Девятнадцатый километр» (1960) связан с разоблачением шпионской деятельности западных разведок на территории ЧССР.

Роман Вацлава Эрбена «Смерть художника-самоучки» (1978) рассказывает о загадочном в своей немотивированности убийстве в замке старинного чешского городка. Описание расследования интересно раскрывает психологические аспекты современного искусства.

---

— Да-да. Мы не виделись лет двадцать, а то и больше. Художник взмахнул руками. — Тебе не надо было идти ко мне, — сказал он недовольно. — Ни с того ни с сего, ночью.

— Ты с детства был его другом, моим другом. Чего ты боишься?

— Идет расследование… Мы все, понимаешь, все под подозрением. Ты поступила опрометчиво. Мы могли бы встретиться завтра утром.

— Так бы и сказал. Я пришла бы завтра.

— Не мог я тебе этого сказать.

Рамбоусекова сидела в кресле у окна, в тени.

Когда она наклонилась, рыжеватые волосы матово блеснули. В зеленом костюме она выглядела моложе своих лет. Довольно полная, глаза небольшие, запавшие, лицо слишком плоское, чтобы казаться красивым.

— Я пришла с тобой посоветоваться… — С минуту она молчала. Потом сказала: — Пойду, пожалуй. После такой встречи…

— Зря обижаешься. Я сварю тебе кофе…

— Лучше бы рюмку коньяку.

— Сейчас.

Он достал из старого шкафчика початую бутылку, две рюмки и налил. Поставил все на серебряный подносик и подал Рамбоусековой. Придвинул свое кресло поближе. Поднял рюмку:

— За встречу… И помянем его…

Она помедлила. Потом выпила залпом.

Он налил ей еще. И себе тоже.

— Сегодня ко мне приходили… Под вечер.

— Куда, кто?

— Домой, на квартиру. Я по-прежнему живу в Градеце, работаю на почте. Ко мне приходили из милиции. Не знаю кто, он представился, да я забыла, в форме такой, только я в званиях не разбираюсь. Извинился, спросил, я ли жена Болеслава Рамбоусека из Опольны. Я подтвердила и сказала, что мы уже больше двадцати лет живем врозь и за все это время я его не видела. Даже не встречалась с ним ни разу. Он поинтересовался, разведены ли мы. Нет, говорю. Мы как-то забыли об этом. Он сообщил, что мой муж внезапно скончался и я должна немедленно ехать в Опольну в отделение общественной безопасности. Я спросила, как Рамбоусек умер и вообще. Он ничего не знал. Или не хотел сказать. Ну я и поехала.

— Ужасно, — вздохнул Матейка и покачал головой.

— Что ужасно? — недоуменно спросила она. — Наверное, этот человек в самом деле не знал. В конце концов, он, может быть, ожидал слез, истерики или обморока и, наверно, обрадовался, что я говорила с ним по-деловому. Я обещала выехать первым же поездом или автобусом. Он поблагодарил и ушел. Первый поезд идет около шести. Здесь на станции все еще работает старый Вондрачек. Он мне и рассказал обо всем, и выразил соболезнование.

— Надо было сразу идти в отделение. Если за тобой следят… Вондрачек тебе все сказал? Как это случилось, как его нашли…

— Только то, что его нашли в парке и что он… В общем… Я не очень хорошо себя чувствую, Войтех…

— Ничего удивительного… Такой ужас. Я провожу тебя.

— Дело не в этом. Я дойду сама. Мне тут ни к кому не хотелось идти. Столько лет прошло, с тех пор как я последний раз была в Опольне. Камил Чернох вечно лез с нравоучениями, тронутый он. И всегда был такой. А ты старый добряк. Потому я и пошла прямо к тебе. Посоветоваться хотела.

— Господи Иисусе! О чем? О наследстве? — невесело засмеялся он. — Тут уж скорее с нотариусом надо…

— Нет. У меня есть сын. Ты знаешь.

— Знаю. Ему теперь двадцать два — двадцать три…

— Двадцать пять. Он женат, прописан у меня, а уже четыре года после женитьбы живет на Шпичаке, работает поваром. Ему там дали квартиру, живет с женой и ребенком. От меня не выписался, как обычно и делают, на всякий случай. С отцом, со Славой; он не общался…

Она помолчала.

— Ну и что?

— По-моему, в субботу он приезжал сюда.

Войтех Матейка побледнел.

63

Он подлил коньяку. Рука у него заметно дрожала.

— Зачем ты говоришь все это мне? Что ты, собственно, думаешь? Как тебе вообще могло прийти в голову: твой сын, его сын… Просто…

— Да, просто.

— На такое нужна серьезная причина. Не свихнулся же он. Твой сын что, сумасшедший?

— Нет, почему. Только как подумаю, что это он, у меня прямо ноги подкашиваются. Нет, нет, он не мог этого сделать. Но они же узнают, он был здесь. А если никого другого не найдут, начнут следствие. Вот и впутают парня.

— Разве твой сын и Рамбоусек встречались?

— Вот именно. В том-то и дело. За последние три года они виделись несколько раз. Сын приезжал к нему. Сюда.

Войтех Матейка присвистнул!

— Я и не знал…

— Иногда о Славе писали в газетах. Вот мы и подумали, что у него завелись деньги. Много денег. Мне он высылал алименты, пару сотен. А парнишка, когда служил в армии, несколько раз ездил к отцу. Из-за денег. Другим солдатам, как он говорил, отцы малость подбрасывали.

— И Славек давал?

— Немного.

— Может, у него в самом деле не было денег. Люди иной раз наговорят… — сказал Матейка.

— Я не больно-то в этом понимаю. Ну а теперь вышло так: сыну подвернулась машина. По сходной сцене, по дешевке. И он искал, где занять тысчонку-другую. В пятницу заглянул ко мне. Всего на минутку. И сказал: съезжу в Опольну, надо маленько потрясти отца.

— И в самом деле поехал?

— Поехал.

— Но это ничего не значит, вовсе не значит, не забивай себе голову такими глупостями. Не мог он зарубить отца топором.

— Да у меня и в мыслях нет, что он натворил такое. Я боюсь, его начнут таскать по допросам. С чего бы ему так поступать. Он же нормальный человек…

Матейка то сжимал, то разжимал пальцы маленьких рук.

— Совершенно не представляю, чем я могу тебе помочь.

— Я хотела спросить тебя… Да ты, собственно, уже сказал… И Вондрачек тоже сказал.

— Что?

— Что его убили. Это ужасно, просто ужасно, но… знаешь, я в самом деле не видела его больше двадцати лет… С глаз долой — из сердца вон. Для меня главное — парнишка. Надо ли им говорить, что они иногда виделись… что он собирался приехать сюда?

— Обязательно. — Матейка взмахнул руками. — Обязательно. Его наверняка кто-то видел. И ты попадешь в неловкое положение, а это вовсе ни к чему.

Она вздохнула.

— Налей мне еще рюмочку. Для храбрости. И я пойду. К ним.

— Прямо сейчас?

— А когда же?

— Где ты будешь ночевать?

— Не знаю. Подожду где-нибудь утреннего поезда. Скоротаю ночь.

— Я отвезу тебя домой.

— Не могу я требовать от тебя этого.

— Ерунда, — решительно перебил ее Войтех Матейка. — Отосплюсь утром. Я работаю дома, на службу не хожу. Ну, ступай. А я пока выведу машину, она у меня во дворе, в гараже. Подожду тебя у бензоколонки. Забегу в ресторан, в «Рыхту», за сигаретами. Ночью у меня сигары не идут…

— Наверно, я там долго не задержусь…

— Я подожду. Впрочем, — он встал, — если там будет Шлайнер…

— Молодой Шлайнер, тот, отец которого возил молоко?

— Да, тот. Только знаешь, девочка, он тоже не молод, — добавил Матейка, обуваясь.

64

В опольненском отделении общественной безопасности в этот поздний час жизнь уже замерла. Кроме старшего вахмистра Фафека — его одного только и миновала изнурительная суматоха этого дня, он был где-то в горах по делу о мелкой краже, — все тут вконец измотались. Чарда уехал, Шлайнер спал за столом.

Что ж, в такой час людям положено спать.

Фафек заглянул в кабинет и зашептал:

— Товарищ поручик…

Шлайнер медленно, с трудом поднял налитые свинцом веки.

— Товарищ поручик, пришла Рамбоусекова…

— Рамбоусекова?

— Ну да… Жена старого Рамбоусека. Не пойму, откуда она вдруг взялась…

— Порядок, Фафек, — сказал Шлайнер почти доброжелательно. — Это я велел ее вызвать. Как она выглядит?

Фафек недоуменно пожал плечами:

— Я бы сказал, нормально. А что?

— Жена ведь все-таки.

— Непохоже, чтобы она плакала. А я всегда считал, что старый Рамбоусек не женат.

— Ну, кто постарше, те знают, — устало, сказал Шлайнер. Встал, потянулся. Потер глаза. — Об этом столько сплетничали за прошедшие годы, что мало-помалу все забылось.

— Я вам понадоблюсь?

Шлайнер отрицательно покачал головой и принялся застегивать рубашку.

Фафек открыл дверь и доложил:

— Пани Рамбоусекова!

Пропустил ее в кабинет и тихо закрыл дверь.

Шлайнер узнал ее — так обычно помнишь людей, которых в детстве видел каждый день. Или почти каждый день.

— Садитесь, пани Рамбоусекова…

Анна опустилась на стул. Она была бледна и выглядела не лучшим образом — старший вахмистр Фафек не умел смотреть.

— Значит, вам в Градеце передали…

— Да… Только не сказали… Что его убили. Топором. Этого не сказали. Скончался, мол, и все. А больше ни слова.

Поручик Шлайнер вздохнул и покачал головой. Вероятно, удивлялся людской черствости: не только убьют, но и выложат все жене, едва она появится в городе. Все выложат без утайки.

— Так вы уже знаете, — сказал он бесцветным голосом. — С кем же вы говорили?