Даниель Циммерман - Александр Дюма Великий. Книга 2

• Название: Александр Дюма Великий. Книга 2
• Автор: Даниель Циммерман
• Издательство: ТЕРРА; Физкультура и спорт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00858-3

Подробная биография — настоящий путеводитель по творчеству Александра Дюма-старшего (1802–1870) — принадлежит перу известного современного романиста, лауреата многочисленных литературных премий Даниеля Циммермана.

Во вторую книгу вошли: продолжение биографии Дюма и не публиковавшиеся ранее исследования писателя по истории Франции под общим названием «Жак Простак».

---

9 марта Александр сходит на берег в Марселе в калмыцком костюме, мохнатой шапке, с патронташем и с саблей. Неизвестно, сохранится ли у него этот новый сценический костюм до самого Парижа. Как будто бы он был уже не в нем во время большого банкета в ресторане Мадлен, устроенного друзьями в честь его возвращения. Мери декламирует нескончаемые стихи во славу Путешественника, из которых, в частности, становится известно, что во время перехода через Кавказские горы «Титан труда в поспешности своей / Взобрался на скалу, где умер Прометей». Кстати, Александр тогда мог бы и освободить Прометея, если бы Исаак Лакедем его не опередил. Не только Мери принимает участие в чествовании Александра. Мало склонный к нежностям Бодлер восхищен рецензией Александра на Салон живописи 1859 года, опубликованной в «l’Independance beige»: «Возможно ли поверить, что автор «Антони», «Графа Германна», «Монте-Кристо» — настоящий ученый? Нет, не так ли? Возможно ли поверить, что он настолько осведомлен в изобразительном искусстве, в изучении которого столь терпелив? Тоже нет. Это было бы даже, как мне кажется, противно самой его натуре. Ну так вот, он являет собой пример, доказывающий, что воображение, пусть даже не подтвержденное практикой и знанием технической терминологии, вовсе не обязательно диктует лишь еретические глупости в той области, в которой он оказывается по большей части компетентным. <…> То, что этот человек, сам по себе воплощающий универсальную витальность, восхитительно воспел эпоху, исполненную жизни, то что создатель романтической драмы воздал хвалу, и, уверяю вас, по-своему величественно, счастливому времени, где рядом с новой литературной школой расцветает новая школа живописи: Делакруа, оба Девериа, Буланже, Портле, Бонингтон и т. д., так этому нечего удивляться! — скажете вы. Это его прямое дело! Laudator temporis acti! Но то, что он так умно воздал должное Делакруа и так точно объяснил природу безумия его противников, что он пошел еще дальше, показав, в чем погрешности самых сильных из совсем еще недавно славных художников; что он, Александр Дюма, столь сговорчивый и неосторожный, так наглядно показал, например, что Труайон — не гений и даже то, чего ему не хватает, чтобы хотя бы притвориться гением, и это, скажите-ка мне, мой дорогой друг, столь же просто по вашему мнению? Конечно, все это написано с той драматургической небрежностью, к которой он привык, беседуя со своей огромной аудиторией; и тем не менее сколько изящества и неожиданности в выражении истинного! Мой вывод вам уже ясен: если бы Александр Дюма, который не является ученым, не обладал бы богатым, к счастью, воображением, услышать от него можно было бы только глупости; говорит же он, и хорошо говорит, толковые вещи, потому что… (как бы получше закончить), потому что воображение, благодаря своей компенсирующей природе, содержит критический разум»[156].

Александр же, со своей стороны, продолжает превозносить Гюго. В августе 1859 года закон об амнистии позволил ссыльным вернуться во Францию. Совершенно очевидно, что Гюго не принимает это на свой счет. Александр, пользуясь публикацией у Гетцеля первой серии «Легенды веков», посвящает целых десять страниц в «Монте-Кристо» «современному Данту», которому «мы остались верны». Он начинает с того, что бичует тех, кто иронизирует над Гюго, самому себе запретившему возвращение, руководствуясь известным тезисом «И если останется хоть один, то я и буду этим последним».

«Будьте спокойны, вы, завистники тени, носящей цепи, будьте спокойны, он не вернется.

Неправда ли, есть что-то бесконечно грустное в той буржуазной ненависти, которая во Франции всегда преследует гений человеческий?

Платон изгонял поэтов республики, но, изгоняя, короновал их.

Амнистия забыла; но зависть помнит.

К счастью, в изгнании пребывает лишь тело великого поэта». И в доказательство Александр приводит Предисловие и большие куски из «Легенды веков». В них он обращает внимание на три главных достоинства Гюго: изящество и величие, которыми он обладал от природы, и жалость к бедным людям, «качество, приобретенное» поэтом. Александр продолжает также печатать адаптации уже названных русских романов, огромное количество сказок и новелл, один из самых посредственных своих романов «История одной хижины и одного дворца, или Сын каторжника» в соавторстве с Шервилем, всегда превосходные впечатления о путешествиях — «В России» и «Кавказ» и прежде всего «Любовное приключение», в основу которого положен рассказ о двух его самых совершенных романах — платоническом с Лиллой Быловски и плотском с Каролиной Унгер.

В то самое время, когда Наполеон Малый в Италии ввязывается в войну с Австрией на стороне Пьемонта, Александр переезжает на виллу в Ла Варенн-Сент-Илер, на берегу Марны. Встает весьма серьезная проблема: какой женщине доверить меблировку. Связь с Изабеллой Констан как будто закончилась, хотя никаких конкретных доказательств тому нет. Самая юная актриса двадцати четырех лет сыграет вскоре в «Молодости Людовика XI» Жюля Лакруа и внушит пылкую страсть пятнадцатилетнему школьнику, будущему писателю Анатолю Франсу[157]. Эмма Маннури-Лакур по-прежнему живет с мужем, Александр время от времени навещает несчастную больную, но как будто не торопится вернуться к «Мадам де Шамбле», роману, на который она его вдохновила, но работу над которым он прервал из-за путешествия в Россию. Как раз кстати вспоминает он, что накануне его отъезда Беатриса Персон, доставившая ему столько неприятностей в эпоху Исторического Театра, но с которой он уже успел помириться, познакомила его с новенькой актрисой-ученицей восемнадцати лет. Молодые дарования следует поощрять, и Эмилия Кордье водворяется в Ля Варенн-Сент-Илер.

Неожиданные осложнения возникают в связи со строительством яхты. «Монте-Кристо» не может стать собственностью француза, поскольку построен он на греческой верфи и греческим строителем». Он вынужден, таким образом, взять судно в аренду на девяносто девять лет. Обмен письмами, разные проволочки, и в результате обещанная к апрелю яхта лишь в августе приходит в Марсель. Александр едет ее посмотреть и познакомиться с экипажем, во главе которого — капитан Апостоли Подиматас. Александр никак не может доверить оснащение и убранство «Монте-Кристо» марсельским художникам и мастерам. В Париже никто из приятелей-художников не откажется ему помочь, надо только, чтобы яхта поднялась вверх по Роне, потом по Соне и прошла по Бургундскому каналу вплоть до Сены. Увы, для Роны у нее слишком глубокая посадка. Маршрут изменяется: Южный канал, Атлантический океан, вокруг Бретани, Гавр — и вверх по Сене. Увы, «Монте-Кристо» слишком широк для Южного канала. Наступает зима. Матросы требуют, чтобы их отпустили, заплатив содержание в соответствии с потерянным заработком. Александру их законные требования кажутся чрезмерными. Он отказывается платить. Греческий консул вступается за своих земляков и грозит конфисковать яхту, поскольку она — под греческим флагом. Александр никак не может добиться для нее французского подданства. И тогда ему приходит в голову светлая идея — поднять флаг Иерусалима. Патент готов дать один итальянский граф, живущий во Флоренции. Прекрасный повод, чтобы показать Италию Эмилии Кордье, и отплытие назначается на конец декабря. Александр не встречает никаких противодействий в своем стремлении поднять над яхтой флаг Иерусалима при условии, что капитаном будет католик. Подиматас же православный. В отчаянии Александр с большими потерями перепродает «Монте-Кристо» и взамен покупает у друга французского посла в Риме «очаровательную шхуну с удлиненным носом и тонким станом». Называлась ли она «Эмма» или так назвал ее Александр, но это имя «было связано с одним из самых дорогих для меня воспоминаний». И таким образом, Эмма Маннури-Лакур, умирающая в Нормандии, будет вместе с Александром в его кругосветном путешествии по Средиземному морю, которое он в скором времени собирается предпринять вместе с Эмилией Кордье.

В начале января 1860 года Александр рассчитывает встретиться с Гарибальди, о сражениях которого рассказал он десятью годами ранее в «Монтевидео, или Новая Троя», за что Гарибальди поблагодарил его в своем письме. Война с Австрией не решила проблемы итальянского единства. Конечно, Цюрихский договор и результаты плебисцита позволили Франции получить Ниццу и Савойю, но свободным оставался лишь север Италии, Венецианскую провинцию удерживала Австрия. В данный момент Гарибальди находится в Турине[158], «обратив взор к Венеции и Неаполю, он грезил о полном освобождении своей любимой Италии». Александр направляется в гостиницу, там ему показывают комнату генерала. «Я открыл навстречу ему объятия: мы расцеловались тем братским и преданным поцелуем, который связал два наших сердца на всю жизнь». Гарибальди с несколькими своими друзьями основал тогда общество вооруженной Нации. Но не успело оно родиться, как король Пьемонта Виктор-Эммануил отдал приказ о его роспуске. Гарибальди подчинился, пообещав, что «как только он окажется за пределами Пьемонта, никто не сможет помешать ему вести свою собственную войну». И он объявил среди итальянцев подписку для покупки миллиона ружей. Александр подписался на дюжину нарезных карабинов. Новые закадычные друзья договорились встретиться в конце января, и тогда Гарибальди продиктует Александру свои воспоминания.