Эрик-Эмманюэль Шмитт - Попугаи с площади Ареццо

• Название: Попугаи с площади Ареццо
• Автор: Эрик-Эмманюэль Шмитт
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-07886-4

Эрик-Эмманюэль Шмитт — философ и исследователь человеческой души, писатель и кинорежиссер, один из самых успешных европейских драматургов, человек, который в своих книгах «Евангелие от Пилата», «Секта эгоистов», «Оскар и Розовая Дама», «Ибрагим и цветы Корана», «Женщина в зеркале» задавал вопросы Богу и Понтию Пилату, Будде и Магомету, Фрейду и Моцарту.

В своем новом романе «Попугаи с площади Ареццо» он задает вопрос самому себе: что есть любовь? «Если сколько голов, столько умов, то и сколько сердец, столько родов любви», — задумчиво некогда произнесла Анна Каренина. Эрик-Эмманюэль Шмитт разворачивает перед изумленным и заинтригованным читателем целый любовный сериал как раз про то, «сколько родов любви», доводя каждый микросюжет до своей кульминации. Как бы то ни было, оторваться от чтения невозможно.

Драматическая комедия или философская сказка? И то и другое. Многоцветье персонажей, и у каждого своя непростая, но увлекательная история.

Блез де Шабалье.Figaro

Шмитт-прозаик в своем новом романе «Попугаи с площади Ареццо» демонстрирует фантастическое мастерство, толерантность и раскрепощенность. Это истинный гимн свободе и наслаждению.

Жан-Реми Барланд.La Provence

---

Они вместе допели до конца. Фаустина была довольна. Ее мать по-прежнему любила петь, и дочь считала, что достаточно развлекла ее.

Она уже приготовилась уходить, и тут пожилая дама сама затянула новую песню:

В убогой комнатенке
В предместье городском
Молоденький мальчонка
Жил с матерью вдвоем[6].

Еле слышный голосок, слабенький, как старушечьи пальцы, выводил старинную мелодию «Белые розы».

Фаустина даже сжалась, настолько ее пугала эта песня. Когда-то она услышала ее из уст любимой мамы в том возрасте, когда ее сердце еще не знало ни насмешливости, ни цинизма, и она плакала, сопереживая этой душераздирающей истории. И теперь, каждый раз, как она ее слышала, с ней происходило что-то странное: она воспринимала ее нынешними ушами, но сердце слушало ее, как в те давние времена.

Сегодня светлый день воскресный,
И сердцу веселей,
Вот белых роз букет прелестный
Для матушки моей.
Когда я вырасту большим,
Скуплю, не поскуплюсь,
Тебе все розы в лавочке,
Я в том тебе клянусь…

Слова помимо ее воли трогали сердце и возвращали ее во времена любви и наивности. Она отвернулась и кусала губы. О, как же ее терзало это чувство; грусть воскрешала в ней иную, умершую Фаустину из далеких времен, ту, которой больше не было или которая пряталась где-то ужасно глубоко, скрытая за семью печатями жестокого, унизительного и обидного жизненного опыта. Надо ли ее воскрешать?

Весною, надорвавшись,
Страдалица слегла.
Карета «скорой помощи»
Бедняжку увезла.

Фаустина задрожала… Хорошо ли, что она так ожесточилась? Теперешняя Фаустина обхохоталась бы, впервые услышав эту мелодраматическую историю, и сочла бы ее сказочкой для полных кретинов. Но при звуках этой песни в ней просыпался ребенок, которым она когда-то была, и Фаустина ощущала, что ее ирония — только защита, она осознавала, что за ее бесчувственностью и уверенностью скрывается на самом деле разочарование в жизни. А вдруг она не права? Может, было бы лучше принять собственные чувства?

Скорей несет в больницу
Он белых роз букет,
Но санитарка шепчет,
Что матушки уж нет…

Фаустина внимательно всмотрелась в лицо матери. Понимает ли та, что поет? Она правильно произносила каждое слово и не путала их порядок — а вот была ли это для нее простая последовательность звуков, или она понимала их смысл?

Еле слышный старушечий голосок задрожал. Выцветшие глаза покраснели. Да, она знала, о чем эта песня…

Мальчонка на колени
У белой койки пал:
«Сегодня светлый день воскресный,
Ах, сердце, слезы лей,
Вот белых роз букет прелестный
Для мамочки моей.
Когда на небо ты уйдешь,
В чудесный райский сад,
Возьми с собой мои цветы,
Тому я буду рад».

Старушка допела песню, глядя ей в глаза, держа руки дочери в своих. Фаустина улыбалась сквозь слезы. Мать послала ей сообщение из того непонятного места, где заплутал ее разум: «Я знаю, что ты моя дочь, что ты приносишь мне свои белые розы, твои визиты — это все, что у меня осталось, и я благодарна тебе за то, что храню о тебе прекрасные воспоминания, я унесу их с собой в могилу».

Медсестра, которая пришла, чтобы увести Фаустину, нашла ее совершенно преобразившейся, бесконечно счастливой и одновременно бесконечно несчастной; она растрогалась, видя волнение посетительницы:

— Вы такая хорошая дочь! Вот если бы все такими были…

Когда Фаустина вернулась домой, Патрик встретил ее с ежедневником в руках: он хотел договориться о дне свадьбы.

Теперь план обретал конкретные очертания. Они выбрали 4 сентября, и Фаустина затанцевала по комнате, радуясь жизни. Патрику польстила ее радость, но он попытался вернуть ее к реальности:

— Может, и не стоит слишком веселиться, ведь организовывать свадьбу — такое сложное дело…

— Откуда ты знаешь, Синяя Борода? Из личного опыта? — И она указала пальцем на стол, где мерцал разноцветными огнями ноутбук Патрика, который разрывало от срочных сообщений. — Давай, дорогой главред, берись за работу, а я пока созвонюсь с подружками.

И он сел к экрану, а она скрылась в комнате. Не успела она поделиться своим восторгом с подругами, как ее остановило одно сообщение:

Поздравляю, моя шлюшка, до меня дошли слухи, что ты сорвала крупный куш (я имею в виду твои жизненные планы). Дани.

С горящими висками, она весело напечатала:

Благодарю за поздравления, я их принимаю.

Через несколько секунд прилетел ответ:

Обожаю замужних женщин. Особенно если они слегка неудовлетворены. А с тобой явно так и будет.

Она в ответ настучала:

— Мне важно быть свободной.

— Свободной от чего?

— Свободной делать то, что я хочу.

— Например, спать со мной?

Она покусала губы, быстро оглянулась по сторонам и ответила:

Почему бы нет?

И в тревоге стала ждать следующего сообщения. Оно появилось через минуту, которая показалась ей невероятно долгой:

— Я уже тебе написал, что обожаю замужних. Это самые неуемные шлюхи.

— Не знаю. Я еще ни разу не изменяла мужу.

— Встретимся в «Синей луне» через двадцать минут.

Она рассмеялась. Каков нахал! Этот Дани не из трусливых. Кстати, из-за чего это мы с ним поссорились?

Ок!

Она быстро переодела белье, сунула в сумочку духи и вышла в гостиную.

Патрик работал, устроившись лицом к окну, за которым надрывались возбужденные попугаи, он сгорбился перед компьютером — идеальное воплощение трудолюбивого серьезного мужа.

— У тебя там много дел осталось, дорогой?

Не поднимая головы, он пробормотал:

— Часа на два. Это как минимум.

«Мог бы и посмотреть на меня, я ведь не служанка. Честно сказать, если бы он сейчас поднял голову, я бы не пошла».

— Тогда я пока выскочу, мне надо кое-что купить.

Она быстрыми шагами подошла к нему и погладила его по плечу:

— Я тебя люблю, милый.

Тут он все-таки поднял голову. «Ну слава богу!» Он прищурился и, схватив ее за руку, произнес:

— Я счастливый человек!

Фаустина поддакнула, хотя ее душил смех, но она сумела с ним справиться.

— Да, мой милый, так и есть. Наверно, даже самый счастливый на свете.

8

Когда автобус вылетел на площадь Ареццо, словно с силой пущенный шарик, мадемуазель Бовер съежилась на сиденье, закрыв лицо рукой, сердце у нее колотилось. Получится ли у нее все посмотреть и остаться незамеченной?

Она села в автобус только для того, чтобы посмотреть на то место, где раньше жила, взглянуть на окна своей бывшей квартиры. К счастью, в автобусе было всего два пассажира: она и какая-то женщина, которая спала на заднем сиденье, прикрыв лицо, поэтому никто не удивился ее странному поведению.

Поглядывая в щелочку между пальцами, пока автобус объезжал круглый сквер, мадемуазель Бовер осмотрела особняк Бидерманов, перед которым курили фотографы, слонявшиеся без дела в ожидании какого-нибудь удачно подсмотренного кадра.

Потом она думала посмотреть на кого-нибудь из семейства де Кувиньи, отца или детей, оценить, сильно ли их изменило горе. Зря надеялась! Когда автобус проезжал мимо их дома, ей пришлось резко отвернуться: она заметила массивный силуэт Марселлы, которая выносила мусор. Вдруг она увидела, что по другую сторону, под деревьями, муниципальный садовник с карликом и девочкой играли в петанк. «Какая наглость! — вздохнула она. — Наши налоги идут на то, чтобы они тут развлекались!» Едва она успела пробурчать себе под нос это замечание, как сама же себе и возразила: во-первых, кажется, она так злилась просто потому, что не могла вытерпеть, что кто-то здесь чувствует себя счастливым без нее; во-вторых, она заметила, что садовник весьма хорош собой. Почему она раньше не обращала на это внимания?

Сотрясая всеми своими железяками, автобус тронулся с площади Ареццо и поехал дальше по своему маршруту, погружаясь в более мрачные районы с серыми закопченными стенами.

Мадемуазель Бовер еще немного подождала, потом выпрямилась.

Одна пересадка — и она дома! Освоив схему маршрутов автобусов, трамваев, метро, она стала чувствовать себя царицей пересадок: в мозгу у нее без труда выстраивались планы поездок и формировались самые хитрые маршруты. Недавно наступившая бедность открыла для нее столько новых занятий, что у нее совершенно не было времени страдать. Как проехать по городу за несколько сантимов, пообедать за три евро — это давало ей пищу для размышлений. Каждый день ставил перед ней невероятные задачи: самой подстричься, самой покрасить волосы, выглядеть нарядно, если в бюджете нет денег на косметику, держать одежду в чистоте, не пользуясь дорогостоящей химчисткой, экономить на воде, газе, электричестве. У нее по-прежнему сохранилась навязчивая тяга к цифрам, но теперь она выражалась уже не в покупке жетонов казино и не в рулетке — они нынче записывались в маленький блокнот, который она всегда носила с собой: там она складывала, вычитала, считала пропорции, туда же вписывала идеи о том, как улучшить жизнь, не увеличивая затрат. Иногда она просто пьянела от счастья, когда придумывала способ сэкономить, — это состояние немного напоминало ее прежние радости: как и раньше, она вкушала радость борьбы, только теперь не с волей случая, а с нуждой.