Олег Смирнов - Неизбежность (Дилогия - 2)

• Название: Неизбежность (Дилогия - 2)
• Автор: Олег Смирнов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Политически недозрелый, - уточнил Симоненко. - А ефрейтор Свиридов приохотился к газетам, потому как его сознательность выросла. И я радый, что воспитал у него данную тягу к советской печати, так же, товарищ Свиридов?

- Не совсем так, товарищ парторг. Конечно, вы воспитывали...

Но еще раньше меня воспитывала одна особа женского роду-племени, учителка в Братске...

Симоненко с неудовольствием посмотрел на бывшего аккордеониста, звезду эстрады Егоршу Свиридова, спросил пристрастно:

- Что за учителка?

- Да была одна... По имени Анфиса. Молодая, красивая деваха, жаль только, очки носила. И политикой шибко увлекалась...

Не, с ее дисциплиной это не было связано, она преподавала естествознание, проще сказать - про флору и фауну, еще проще - про цветочки и животных. Но, как потом прояснилось, душа у Фисы лежала к политике. - Как любой мало-мальски опытный рассказчик, Свиридов выдержал паузу и лишь затем продолжил: - Фиса снимала комнатку у соседки, так что мы познакомились. И она мне приглянулась, и я стал назначать ей свиданки...

Стратегию улавливаете?

- Улавливаем, - сказал Головастиков.

- Тогда идем дальше... Для полного проясненья стратегии:

мне шел восемнадцатый, Фисе - двадцать четвертый, вот как товарищу лейтенанту... Взамуж брать не рассчитывал: шибко старше, да и вряд ли за меня пойдет. Потому соцположение у нас не совпадало: она учителка, интеллигенция, институт в Иркутске кончала, у меня - шесть классов с грехом пополам, трудяга на лесосплаве, черная кость. Не пара! Но приударить и кое-чего добиться хотелось, не буду врать. Потому, повторяю, нравилась...

Ну, встречаемся. Раз, другой, третий. Я намеками про свои симпатии, вздыхаю со значением, она будто не замечает и сводит на политику. Я же в политике в те годы ни бум-бум. И получалась чехарда... Навпример, говорю: "Фисочка, не пойтить ли нам в черемушник, соловьев послушать?" А она: "Как вы, Егор, думаете, Чемберлен выдающийся политик?" В гробу б я видал этого Чемберлена, только после прознал, что за деятель... Я ей говорю: "Фисочка, какие у вас золотистые волосы", - а она: "Волосы как волосы... Но что вы думаете о Лиге наций?" Ничего не думал, потому не знал ничего про эту Лигу. Не читал, не слышал. Ну, а Фиса уйму книг и брошюрок прочитала - и все политическое, из газеток статейки соответственные вырезала. Подкованная по данной части! Дальше как складывалось? Так: я хочу обнять ее, она отводит мои лапы, говорит, что очень обеспокоена позицией Америки, также и Японии, или что-то такое. И очками сверкает - как режет! Короче, отчалил от нее. А жалко, деваха была красивая...

Польза: через Фису в газетках стал читать не одни фельетоны да "Из зала суда", но и про внешнюю политику... Теперь газетки читаю от корки до корки. Роль бабы в нашей жизнедеятельности, конечно, выдающая... Эх, да что там говорить! Был бы сейчас аккордеончик, рванул бы я "Брызги шампанского" или "Аргентинское танго"! Сердце горит, вспоминаючи!

- Ты здорово играл, а пел-то как, Егорша! - с чувством сказал Головастиков. - У меня слеза выжималась!

Обрел дар речи старшина Колбаковский:

- Как гласит русское присловье: близок локоть, да не укусишь. Еще недавно был жив аккордеон. Под названием "Поема".

- Присловье не к месту, - буркнул Свиридов, явно осердившийся. - Отчего?

- Как это не к месту? - Колбаковский не рассердился, но тенорок у него затвердел. - Хорошая пословица, да поговорка завсегда к месту. Вот! Монгольские припомнил. Некоторые... "Гость что добрый конь". Плохо разве? Ведь для монгола конь все. "Болтун работает языком, труженик - руками". Тоже неплохо. Или так:

"Руки до седла не достают, а он их до неба протягивает". Ого!

А вот: "Змея ядовита, толстая она или тонкая". А?

- Метко говорят монголы, - сказал я.

- Еще как метко! - Колбаковский обрадован моей поддержкой. - Гляньте, как они называют коров, овец, коз. Называют:

скот коротких ног. А скот длинных ног - это лошади и верблюды.

- Это так, - сказал я, подумавши: "На батальонной беседе Кондрат Петрович шпарил по брошюрке, а сколько б интересного, истинно своего мог бы он рассказать о Монголии"... И еще подумал: "В эшелоне Егор Свиридов одергивал моего ординарца, когда тот пересаливал насчет женщин. А теперь сам жует о бабах. Да, трудно молодым мужикам обходиться без прекрасного пола..."

В роту прибыло пополнение - десяток юнцов вроде Вадика Нестерова да Яши Вострикова и два лейтенанта, на взводы - из резерва Забайкальского фронта. Бойцы - худые, заморенные, в поношенном обмундировании, в сбитых ботинках и линялых обмотках. В таких же обмотках - неслыханно для нас, фронтовиков, - и лейтенанты. Офицеры в обмотках, черт-те что, непотребство! И гимнастерочки и пилоточки на них плохонькие-плохонькие. На груди, конечно, ни единой медали. Да откуда же ей быть, если всю войну простояли в Забайкалье, в Монголии? Западники вновь прибывших встретили гостеприимно, но несколько покровительственно, даже Нестеров да Востриков, сами не нюхавшие пороху, однако приехавшие с Запада. Исключение составил старшина Колбаковский. С ходу вызнав, что лейтенанты до резерва служили в Семнадцатой армии, Колбаковский аж засветился. Будто родичей повстречал. Заявил решительно:

- Товарищи лейтенанты, у вас какие размеры ног? Сорок второй и сорок третий? Та-ак... Попытаю организовать сапоги!

Лейтенанты - одного фамилия Иванов, другого Петров - замялись, засмущались благодарно. Старшина ободрил их добродушным взглядом. Восточники робели перед нами. Ну, еще бы! Мы такое на Западе отгрохали, ордена и медали позвякивают, нам сам черт не брат. Но у них, проживших эти четыре года в Забайкалье, в Монголии, есть важное преимущество перед нами: они хорошо знают здешние края - будущий театр военных действий.

Знакомясь с лейтенантами (кстати, мои ровесники), я им так и сказал:

- Мы поделимся с вамп опытом западной войны, а вы с памп поделитесь знанием местных условий. Договорились?

Они поспешно кивнули. Ребята вроде бы неплохие. Похожи друг на друга не внешностью, а чем-то иным, сразу не определишь чем. Не распространенностью же своих фамилий? А схожих портретно старших сержантов - большелобых, большеротых, белобрысых, курносых, с фасонистыми усиками придется сызнова снимать со взводов. Вот так на Западе: только поменяют, а присланных лейтенантов - глядь! - уже убило или поранпло.

Хочу, чтоб все оставались на своих местах. Но это же невозможно на войне...

Третьего офицера на взвод покуда не прислали, и я решил:

буду продолжать командовать этим взводом, есть толковый номкомвзвода. А я к тому же варился в этом котле сколько! Имеется опыт, имеется. И помкомвзвода был, и отделенным, и рядовым бойцом. Школа, необходимая и маршалу. Ладно, маршал Глугаков, отломишь новую войну - и на гражданку, учиться, устраивать мирную жизнь, в армии же ты не останешься? Не останусь.

Тогда и звание маршала не получишь. Ну, что же поделаешь, уйду в запас старшим лейтенантом, если присвоят, если представление не застряло в канцелярских дебрях.

С Ивановым и Петровым я жил в одной палатке. Землянок в батальоне было мало, в основном палатки, драные-передраные, откуда выкопали, с какого склада, давно бы пора списать. Но тут - рваные, в дырках - пригодились, и еще как. Худо ли бедно укрывали от зноя, от пыльных бурь хоть на время отдыха. От дождей не укрывали, потому что их не было, дождей. Что ни говори, крыша над головой - великое благо. Еще с нами в палатке обитал старшина Колбаковский, как-никак ротное начальство. Ну и, конечно, мой ординарец Драчев, тоже с какого-то боку имеющий касательство к ротному начальству. Так вот, старшина Колбаковский и раздобыл бутылочку "Московской", приволок в палатку перед ужином:

- Товарищ лейтенант, дозвольте?

Вопрос был обращен ко мне. Я медлил не столько с разрешением, сколько решал, выпивать ли мне. Дал же зарок завязать.

Иль по махонькой, контролируя себя, можно?

- Не сомневайтесь, товарищ лейтенант! На четверых сущая пустяковина...

Мишу Драчева не принимают в расчет, и правильно, пожалуй.

Меня также не стоит принимать, я выпью скорей символически.

- А Иванов и Петров употребляют?

Оказалось, употребляют, но чуток смущаются при этом. Кондрат Петрович объяснил:

- Повод есть, товарищ лейтенант! Нынче день рождения у меня...

- Сколько же стукнуло, Кондрат Петрович?

- Военная тайна! А то скажете: дюже старый Колбаковский, в кадрах нельзя оставлять!

- Это бабы скрывают свой возраст, - сумрачно сказал Миша Драчев, очевидно, уязвленный тем, что его отстранили от участия в выпивоне; как я заметил, ординарцы иногда отождествляют себя с теми, при ком состоят, и требуют .соответствующего обращения. Не надо так, Мишенька!

Старшина игнорировал драчевскую шпильку, стал разливать по кружкам. Я прикрыл свою ладонью, взял бутылку, плеснул себе на донышко, вернул бутылку. Взводные скромно помалкивали, а Колбаковский пустился увещевать меня: