Вальтер Беньямин - Московский дневник

• Название: Московский дневник
• Автор: Вальтер Беньямин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91103-126-8

Вальтер Беньямин (1892–1940) – фигура примечательная даже для необычайного разнообразия немецкой интеллектуальной культуры XX века. Начав с исследований, посвященных немецкому романтизму, Гёте и театру эпохи барокко, он занялся затем поисками закономерностей развития культуры, стремясь идти от конкретных, осязаемых явлений человеческой жизни, нередко совершенно простых и обыденных. Комедии Чаплина, детские книги, бульварные газеты, старые фотографии или парижские пассажи – все становилось у него поводом для размышлений о том, как устроена культура. Его исследования о литературе – о Бодлере, Кафке, Прусте, Лескове – оказывались неизмеримо шире традиционного литературоведения. Беспокойная натура привела Вальтера Беньямина зимой 1926–1927 года в Москву, встреча с которой сыграла важную роль в его судьбе.

---

23 января.

(Я долго ничего не записывал в дневник, и теперь приходится писать все разом.) В этот день Ася готовилась к выписке из санатория. Она перебралась к Рахлиной131 и, тем самым, наконец, в приятную компанию. В следующие дни я смог оценить, какие возможности открылись бы для меня, если бы подобный дом стал доступен мне раньше. Теперь было уже слишком поздно пытаться воспользоваться этими возможностями. Рахлина живет в доме Центрального архива, в большой, очень чистой комнате. Она живет со студентом, который, однако, очень беден и из гордости там не проживает. На второй день нашего знакомства, в среду, она уже подарила мне кавказский кинжал, очень красивой работы, хотя и не представляющий большой ценности и игрушечный. Ася утверждала, что этим подарком я обязан ей. Правда, для моих встреч с Асей дни, которые она провела у Рахлиной, были ничуть не лучше, чем время в санатории. Потому что там всегда был красный генерал, который только два месяца назад женился, но всеми возможными способами ухаживал за Асей и упрашивал ее поехать с ним во Владивосток.

Неизвестный фотограф. Без названия (Стойка на голове). Конец 1920-х гг.

Именно туда его направили служить. Свою жену он собирался, по его словам, оставить в Москве. На этих днях, а точнее, в понедельник Ася получила от Астахова132 из Токио письмо, которое переслала ей из Риги Эльвира. В четверг, когда мы вместе уходили от Райха, она самым подробным образом рассказала мне о его содержании, говорила со мной об этом еще и вечером того же дня. Астахов, похоже, не забывает ее, и, так как она попросила у него платок с цветами вишни, я сказал ей, что, наверное, единственное, что он искал эти полгода в витринах Токио, был такой платок. В первой половине этого дня я диктовал заметку против Блая и несколько писем. После обеда я был в очень хорошем настроении, разговаривал с Асей, но помню только, что Ася, когда я уже вышел от нее с ее чемоданом, чтобы отнести его к себе, еще раз появилась в дверях и протянула мне руку. Не знаю, чего она от меня ожидала – может быть, ничего. Я лишь на следующий день сообразил, что Райх закрутил настоящую интригу, чтобы заставить меня тащить чемодан, потому что сам он чувствовал себя плохо. Через день, после того как Ася переехала, он слег в Маниной комнате в постель. Но гриппозное состояние быстро прошло. Во всяком случае, в том, что касалось моего отъезда, я по-прежнему полностью зависел от Бассехеса. Через четверть часа после того, как я ушел из санатория, мы встретились на автобусной остановке. На вечер я договорился с Гнединым пойти в театр Вахтангова, однако должен был до того пойти с Райхом к его переводчице, чтобы попытаться заполучить ее на следующее утро, когда мне будут показывать в Госкино фильмы. Это удалось. После этого Райх посадил меня в сани, и я поехал к Вахтангову. Через четверть часа после начала спектакля пришли Гнедин и его жена.

Я уже было решил уйти и спрашивал себя, вспоминая происшедшее в прошлое воскресенье в театре Пролеткульта, не сумасшедший ли Гнедин. Но билетов уже не было. В конце концов ему все же удалось раздобыть какие-то билеты; однако мы сидели порознь, и в разных актах мы менялись местами на все лады, потому что два места были вместе, а одно отдельно133. Жена Гнедина массивна, приветлива и тиха, несмотря на некоторую невнятность черт, она не лишена шарма. Оба проводили меня после спектакля до Смоленской площади, где я сел на трамвай.

24 января.

Этот день был чрезвычайно напряженным и, хотя я в конце концов достиг почти всех своих целей, досадным. Началось все с бесконечного ожидания в приемной в Госкино. Через два часа начался просмотр. Я увидел «Мать», «Потемкина» и одну часть «Процесса о трех миллионах»134. Это стоило мне червонец, потому что я хотел дать что-нибудь женщине, которую устроил мне Райх, но она не назвала мне суммы, а она работала на меня пять часов. Было очень утомительно смотреть без музыкального сопровождения так много фильмов в маленьком зале, где мы были почти единственными зрителями. В доме Герцена я встретил Райха. Он шел после обеда к Асе, потом они должны были зайти ко мне, чтобы ехать всем вместе к Рахлиной. Но сначала пришел один Райх. Тогда я пошел за денежным переводом на почту, которая была рядом. На это ушло около часа. Сцена была достойна описания. Почтовая служащая обращалась с переводом так, словно он был ее родным детищем, которое я у нее собираюсь похитить, и если бы через какое-то время не появилась другая сотрудница, которая немного говорила по-французски, то я бы так и вернулся ни с чем. Измотанный, я пришел назад в гостиницу. Через несколько минут мы отправились к Рахлиной, нагруженные чемоданом, верхней одеждой и одеялом. Ася тем временем поехала прямо туда. Там собралась большая компания, кроме красного генерала пришла еще подруга Рахлиной, которая хотела что-то передать для своей парижской знакомой, художницы. Ситуация по-прежнему была напряженной. Дело в том, что Рахлина – женщина вполне симпатичная – постоянно обращалась ко мне, я же смутно чувствовал, как сильно генерал интересуется Асей, и все время пытался следить за тем, что между ними происходит. Да еще и присутствие Райха. Нечего было и надеяться переговорить с Асей наедине; несколько слов, сказанных при прощании, в счет не идут. После этого я зашел на минутку к Бассехесу, чтобы обсуждать технические моменты отъезда, а потом домой. Райх спал в комнате Мани.

25 января.

Жилищная проблема порождает здесь странный эффект: когда идешь вечером по улицам, то видишь, в отличие от других городов, что почти каждое окно и в больших, и в маленьких домах освещено. Если бы свет этих окон не был таким разнородным, можно было подумать, что это иллюминация. Еще кое-что я заметил в последние дни: не только снег заставит меня тосковать по Москве, но и небо. Ни над одним из других городов-гигантов нет такого широкого неба. Это из-за того, что много низких домов. В этом городе постоянно ощущаешь открытость русской равнины. Новым и радостным впечатлением был увиденный мной на улице мальчик, который гордо нес доску с чучелами птиц. Значит, и таких птиц можно купить на улице. Еще более странным впечатлением этих дней была встреча с «красной» похоронной процессией. Гроб, катафалк, лошадиная упряжь были красными. Еще я видел трамвайный вагон, разрисованный политпропагандой. К сожалению, он ехал слишком быстро, так что я не мог разобрать деталей. Поразительно, как много экзотического обрушивает на тебя этот город. В моей гостинице я каждый день вижу множество монгольских лиц. Но вот недавно на улице появились люди в красных и желтых одеяниях, буддийские священники, как мне сказал Бассехес, проводящие сейчас свой съезд в Москве. В то же время кондукторши в трамвае напоминают мне примитивные народы Севера. Они стоят на трамвайной площадке, в шубах, словно самоедки на своих санях. – В этот день удалось кое-что уладить. Первая половина дня прошла в хлопотах, связанных с подготовкой к отъезду. Я по глупости дал проштамповать свои паспортные фотографии, и теперь пришлось фотографироваться в срочной фотографии на Страстном бульваре. Потом по другим делам. Накануне я от Рахлиной связался с Иллешем и договорился зайти за ним в два часа в Наркомпрос. После нескольких безуспешных попыток удалось его найти. Мы потеряли много времени по пути пешком от министерства к Госкино, где Иллеш должен был поговорить с Панским. К несчастью, мне пришла в голову мысль попросить через Госкино кадры из «Шестой части мира», и я высказал это пожелание Панскому. В ответ я услышал какую-то чепуху: о фильме вообще не следует упоминать за границей, в нем использованы фрагменты иностранных фильмов, из каких именно, уже толком не известно, так что могут быть неприятности, – короче, поднял страшный шум. К тому же он всеми силами пытался заставить Иллеша тут же отправиться куда-то, чтобы заняться подготовкой экранизации «Покушения». Иллеш, верный нашей договоренности, все же отказался, так что наш разговор все таки состоялся в расположенном неподалеку кафе («Люкс»). В результате, как я и ожидал, я получил от него интересную схему литературных группировок в современной России на основе политической ориентации авторов135. После этого я сразу пошел к Райху. Вечером я снова был у Рахлиной, Ася попросила меня прийти. Я совершенно вымотался и ехал на санях. Наверху я обнаружил непременного Илюшу136, накупившего кучу сладостей. Сам я принес не водку, как просила Ася, потому что достать ее не смог, а портвейн. В этот день, а еще больше на следующий, мы долго говорили по телефону, это было очень похоже на наши берлинские разговоры. Ася очень любит говорить важные вещи по телефону. Она говорила, что хочет жить у меня в Груневальде, и была очень недовольна, когда я сказал, что это не выйдет. От Рахлиной же я получил в этот вечер в подарок кавказскую саблю. Я оставался, пока и Илюша не ушел; я был не очень доволен, особенно потом, когда Ася устроилась рядом в кресле на двоих, сидящие в нем оказываются спиной к спине. Но она села на кресло с ногами и накинула на себя мое шелковое парижское кашне. К сожалению, я уже поужинал дома, так что не смог съесть много сладостей, стоявших на столе.