Анатолий Гуськов - Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации.

• Название: Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации.
• Автор: Анатолий Гуськов
• Издательство: Русь
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-8090-0028-2

Автор прошел непростой путь от инженера на Бердянском нефтеперерабатывающем заводе до руководителя всей военной контрразведки СССР. Последний пост он занимал в наиболее кризисный и драматический период "холодной войны" с 1959 г. по 1963 г. Судьба сделала автора свидетелем целого ряда значительных событий: депортации литовцев, репатриации немцев из Прибалтики, выселения чеченцев с Северного Кавказа. Несколько лет А.М. Гуськов руководил КГБ Азербайджана.

Под его руководством были осуществлены мероприятия по пресечению враждебной деятельности американских шпионов Попова, Пеньковского, Шеповалова, летчика-шпиона Пауэрса...

А.М. Гуськов руководил операциями "Бумеранг", "Анадырь" (Карибский кризис) и другими.

---

Участвуя в повседневной деятельности бюро обкома партии, я занимался не только партийнополитическими вопросами, но и деятельностью различных предприятий, строительных организаций, учебных заведений, совхозов и колхозов.

Если раньше я черпал знания о сельском хозяйстве только из газет, то в Горьком пришлось вплотную столкнуться с реальной действительностью, которая во многом отличалась от моих представлений. Надо прямо сказать, что в 1950 году положение в сельском хозяйстве Горьковской области было тяжелым.

Уборка урожая и хлебозаготовки в тот год шли плохо. Была уже осень, а выполнение плана хлебозаготовок находилось под угрозой срыва.

Первый секретарь обкома партии Смирнов Дмитрий Григорьевич, обычно учитывая мою занятость по работе, не посылал ни в какие командировки. А тут, видимо, решил бросить все свои резервы на заготовку хлеба, так как из ЦК ВКП(б) шли строгие телеграммы с требованием принять все меры к безусловному выполнению плана заготовок. Как-то поздно ночью, после заседания бюро Обкома, он попросил меня задержаться и зайти к нему в кабинет.

Оставшись наедине, он мне прямо сказал, что план заготовки хлеба находится под угрозой срыва. «Я хочу просить тебя съездить в два особенно неблагополучных района. Надень свой полковничий мундир и потормоши там районное начальство, может быть, выколотишь кое-что». «Хорошо, — говорю, — завтра же выеду».

Урок по хлебозаготовке

Наутро вместе со своим секретарем капитаном Балалайкиным отправились на машине сначала в Княгининский район. Прибыли в одну из деревень, где располагалось правление колхоза «Светлый путь», остановились около правления, которое было наглухо закрыто. Тогда мы отправились пешком по деревне в направлении хозяйственного двора.

Что же предстало перед нашими глазами? Деревня будто вымерла. Покосившиеся дома с соломенными крышами выглядели угрюмо и неприветливо. Изредка попадались пожилые, плохо одетые женщины, вездесущие ребятишки и глубокие старики.

Пришли на колхозный хозяйственный двор. Здесь картина была еще более безотрадной. По всему двору валялись телеги, колеса, хомуты, дуги и др. имущество. Ни одной телеги, пригодной для поездки, ни одной упряжки, которую можно было бы одеть на лошадь. Да и лошадей не было видно.

Не было того деревенского оживления, веселого пения петухов, лая собак, которое осталось в моей памяти от посещения деревни Лишняги, где жила моя бабушка до войны.

Прямо скажу: тяжело было на душе. Да, война причинила много страданий нашему народу. В городе это как-то меньше ощущалось, а вот деревня производила тяжелое впечатление.

Эту картину забыть невозможно. Весь день мы разъезжали по колхозам района, говорили с руководством райкома партии и райисполкома, с председателями колхозов, рядовыми колхозниками и еле-еле наскребли 28 тонн зерна.

Измученные и голодные к вечеру мы приехали в районную гостиницу. Это была небольшая изба, в которой досками были сделаны перегородки и тем самым образовано несколько «номеров».

Заняв лучший из них, мы попросили заведующего гостиницей чем-нибудь покормить нас. На наш зов пришел небольшой мужичок, лысеющий блондинчик, чему-то улыбающийся и постоянно облизывающий языком губы.

На наш вопрос, что он мог бы предложить на ужин, заведующий ответил: «Товарищ полковник! Не хотели бы вы жареную курочку?». — «С большим удовольствием, — отвечаю я, — да, не забудьте, пожалуйста, хорошего чайку». «Все будет сделано», — сказал наш «благодетель» и отправился на свою половину.

Прошло не менее часа, уже стало темнеть, а о курочке ничего не слышно. Посылаю Балалайкина узнать, как дела с ужином. Но Балалайкин предпочел привести самого хозяина. И опять, облизываясь и постоянно извиняясь, он говорит нам: «Извините, товарищ полковник, курочка куда-то убежала, никак найти не можем. Может быть вы скушали бы жареного мяса с картошечкой?».

Взяв себя в руки, я спокойно отвечаю: «Сразу надо было бы предложить это. Давайте, да поскорее».

Облизываясь и отступая к двери спиной, он поспешил убраться восвояси. Мы, конечно, рассчитывали на то, что у него уже что-то есть, но все оказалось гораздо сложнее.

Минут через десять, когда наше терпение было уже на исходе, вновь появился с печальным выражением на лице и сообщил: «Товарищ полковник, мяса уже нет, осталась только одна картошка». Не сдерживая злости, я ему сказал: «Ради Бога, принесите, что у Вас есть».

И вот наш «благодетель» притащил в чугунке несколько картошин и грустно сказал: «Вот все, что осталось».

Так, пожевав картошку и запив ее чуть тепленьким чайком, мы успокоились, и легли спать.

На второй день почти также безуспешно мотались по другому району — Пушкинскому, но результатов особых не добились.

Вернувшись в Горький, я рассказал первому секретарю обкома партии товарищу Смирнову Д.Г. о своей поездке. Он от души посмеялся над тем, как нас накормил ужином «директор» гостиницы. А потом вдруг серьезно спросил: «Анатолий Михайлович, а почему Вы не принимали картошку вместо зерна?». Я удивился и сказал, что ездил на заготовку хлеба, а не картошки.

«А разве Вы не знаете, что существует эквивалентная сдача картофеля в 3-кратном объеме за зерно». «Нет, не знаю», — признался я.

«Да, — сказал Дмитрий Григорьевич, — плохо Вы освоили сельское хозяйство. Надо почаще Вас посылать в районы».

Но этому не суждено было сбыться по ряду причин. И главным образом потому, что дел в Управлении было очень много, и порой они были очень острыми и неотложными.

«Волынка» (бунт) в Буреполомском лагере

В состав Управления МВД области входило Управление исправительно-трудовых лагерей и колоний (УИТЛК), которое руководило деятельностью нескольких лагерей с численностью заключенных более 50 тысяч человек. Причем один из лагерей — Буреполомский, был особенно неспокойным, дававшим больше всего «ЧП», там содержались, в основном, особо опасные уголовники-рецидивисты, и охране было тяжело с ними справляться.

Я вместе с начальником УИТЛК (он же мой заместитель по лагерям) Сухиным решил поехать в этот лагерь и разобраться на месте в причинах такого положения.

Это была зима 1951 года, погода стояла морозная. От железнодорожной станции было 18 километров и мы по бездорожью добирались на вездеходе около трех часов. Прибыли прямо в кабинет начальника лагеря и стали заслушивать его доклад. Не успели отогреться с дороги, как вбежал дежурный офицер по лагерю и доложил, что в зоне заключенных «волынка».

Немедленно одевшись, отправились к воротам охраняемой зоны, и нашим глазам предстала такая картина. Большая группа заключенных, вооружившись самодельными средствами нападения — железными прутами, камнями, палками и другими предметами, напали на часовых, стоявших на вышках, закрыли в бараках внутреннюю администрацию лагеря и начали бесчинствовать, избивая более спокойную часть заключенных. Пришлось вызвать взвод вооруженной охраны и войти в зону, куда с оружием можно входить только в чрезвычайных случаях. Открыли ворота, и вооруженная охрана с автоматами наперевес вошла вместе с нами в зону.

Я приказал дать залп вверх, предупреждая, что в случае неповиновения будет применено оружие.

После залпа вверх в нас посыпался град камней и палок, толпа отступала, находясь от нас в десяти метрах. Малейшее промедление грозило тем, что они напали бы на нас и вооруженную охрану и завладели бы оружием со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Отдаю приказ: «Огонь по нападающим!». Грянул залп, несколько человек упало, и толпа бросилась в рассыпную, еще 2–3 залпа вверх и уже на площади никого не осталось, кроме убитых и раненых, все остальные разбежались по баракам (в этой зоне было 8 бараков). В семи бараках сразу же был восстановлен порядок, лагерная администрация освобождена и приступила к исполнению своих обязанностей.

Но один барак не «сдавался», забаррикадировав двери и окна, заключенные не подчинялись требованиям начальника лагеря. Главарь уголовников, вооружившись кинжалом и сев на печь, угрожал смертью каждому, кто попытается проявить повиновение.

Таким образом, все попытки убедить в неправильном поведении не приводили к желаемым результатам. Нужно было сломить сопротивление силой.

Начальник лагеря предложил «успокоить» разбушевавшегося с помощью холодной воды. Подогнав к бараку три пожарных автомашины, через разбитые стекла окон начали окатывать ледяной водой заключенных. Бунтовщики, не сдаваясь, запели известную песню русских моряков — «врагу не сдается наш гордый «Варяг», иссякла вода, а положение не изменилось. Изучив обстановку в бараке через щели в окнах, начальник лагеря попросил моего разрешения «снять» с печи главаря с помощью ракетницы. Я дал разрешение, и главарь закончил свою подлую деятельность через несколько минут.