Максим Горький - Макар Чудра и многое другое…

• Название: Макар Чудра и многое другое…
• Автор: Максим Горький
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-087194-0, 978-5-271-34603-3

Максим Горький – писатель, творчество которого казалось бы всем знакомо, хотя бы по школьной программе. Его провозгласили классиком литературы социалистического реализма и тем самым фактически избавили от всякой критики, навязав читателям определенное, восторженно-хвалебное отношение к его творчеству.

Но если отбросить все то, что так тщательно внушали нам, можно разглядеть ЛИЧНОСТЬ, фигуру прежде всего интересную гуманную и страдающую.

Понимание творчества Горького требует самостоятельности мышления и самых неординарных неожиданных подходов. Это поможет вам насладиться многогранностью его таланта…

---

– Настанет день – в груди моей сольются в одно великое и творческое пламя мир чувства моего с моей бессмертной Мыслью, и этим пламенем я выжгу из души все темное, жестокое и злое, и буду я подобен тем богам, что Мысль моя творила и творит!

– Всё в Человеке – всё для Человека!»

Вот снова, величавый и свободный, подняв высоко гордую главу, он медленно, но твердыми шагами идет по праху старых предрассудков, один в седом тумане заблуждений, за ним – пыль прошлого тяжелой тучей, а впереди – стоит толпа загадок, бесстрастно ожидающих его.

Они бесчисленны, как звезды в бездне неба, и Человеку нет конца пути!

Так шествует мятежный Человек – вперед! и – выше! всё – вперед! и – выше!

На дне

Посвящаю Константину Петровичу Пятницкому

М. Горький

Действующие лица:

М и х а и л И в а н о в К о с т ы л е в, 54 года, содержатель ночлежки.

В а с и л и с а К а р п о в н а, его жена, 26 лет.

Н а т а ш а, ее сестра, 20 лет.

М е д в е д е в, их дядя, полицейский, 50 лет.

В а с ь к а П е п е л, 28 лет.

К л е щ, А н д р е й М и т р и ч, слесарь, 40 лет.

А н н а, его жена, 30 лет.

Н а с т я, девица, 24 года.

К в а ш н я, торговка пельменями, под 40 лет.

Б у б н о в, картузник, 45 лет.

Б а р о н, 33 года.

С а т и н, А к т е р – приблизительно одного возраста: лет под 40.

Л у к а, странник, 60 лет.

А л е ш к а, сапожник, 20 лет.

К р и в о й З о б, Т а т а р и н – крючники.

Несколько босяков без имен и речей.

Акт первый

Подвал, похожий на пещеру. Потолок – тяжелые, каменные своды, закопченные, с обвалившейся штукатуркой. Свет – от зрителя и, сверху вниз, – из квадратного окна с правой стороны. Правый угол занят отгороженной тонкими переборками комнатой Пепла, около двери в эту комнату – нары Бубнова. В левом углу – большая русская печь, в левой, каменной, стене – дверь в кухню, где живут Квашня, Барон, Настя. Между печью и дверью у стены – широкая кровать, закрытая грязным ситцевым пологом. Везде по стенам – нары. На переднем плане у левой стены – обрубок дерева с тисками и маленькой наковальней, прикрепленными к нему, и другой, пониже первого. На последнем – перед наковальней – сидит Клещ, примеряя ключи к старым замкам. У ног его – две большие связки разных ключей, надетых на кольца из проволоки, исковерканный самовар из жести, молоток, подпилки. Посредине ночлежки – большой стол, две скамьи, табурет, все – некрашеное и грязное. За столом, у самовара, Квашня – хозяйничает, Барон жует черный хлеб и Настя, на табурете, читает, облокотясь на стол, растрепанную книжку. На постели, закрытая пологом, кашляет Анна. Бубнов, сидя на нарах, примеряет на болванке для шапок, зажатой в коленях, старые, распоротые брюки, соображая, как нужно кроить. Около него – изодранная картонка из-под шляпы – для козырьков, куски клеенки, тряпье. Сатин только что проснулся, лежит на нарах и – рычит. На печке, невидимый, возится и кашляет Актер.

Начало весны. Утро.

Б а р о н. Дальше!

К в а ш н я. Не-ет, говорю, милый, с этим ты от меня поди прочь. Я, говорю, это испытала… и теперь уж – ни за сто печеных раков – под венец не пойду!

Б у б н о в (Сатину). Ты чего хрюкаешь?

Сатин рычит.

К в а ш н я. Чтобы я, – говорю, – свободная женщина, сама себе хозяйка, да кому-нибудь в паспорт вписалась, чтобы я мужчине в крепость себя отдала – нет! Да будь он хоть принц американский – не подумаю замуж за него идти.

К л е щ. Врешь!

К в а ш н я. Чего-о?

К л е щ. Врешь. Обвенчаешься с Абрамкой…

Б а р о н (выхватив у Насти книжку, читает название). «Роковая любовь»… (Хохочет.)

Н а с т я я (протягивая руку). Дай… отдай! Ну… не балуй!

Барон смотрит на нее, помахивая книжкой в воздухе.

К в а ш н я (Клещу). Козел ты рыжий! Туда же – врешь! Да как ты смеешь говорить мне такое дерзкое слово?

Б а р о н (ударяя книгой по голове Настю). Дура ты, Настька…

Н а с т я (отнимает книгу). Дай…

К л е щ. Велика барыня!.. А с Абрамкой ты обвенчаешься… только того и ждешь…

К в а ш н я. Конечно! Еще бы… как же! Ты вон заездил жену-то до полусмерти…

К л е щ. Молчать, старая собака! Не твое это дело…

К в а ш н я. А-а! Не терпишь правды!

Б а р о н. Началось! Настька – ты где?

Н а с т я (не поднимая головы). А?… Уйди!

А н н а (высовывая голову из-за полога). Начался день! Бога ради… не кричите… не ругайтесь вы!

К л е щ. Заныла!

А н н а. Каждый божий день! Дайте хоть умереть спокойно!..

Б у б н о в. Шум – смерти не помеха…

К в а ш н я (подходя к Анне). И как ты, мать моя, с таким злыднем жила?

А н н а. Оставь… отстань…

К в а ш н я. Ну-ну! Эх ты… терпеливица!.. Что, не легче в груди-то?

Б а р о н. Квашня! На базар пора…

К в а ш н я. Идем, сейчас! (Анне). Хочешь – пельмешков горяченьких дам?

А н н а. Не надо… спасибо! Зачем мне есть?

К в а ш н я. А ты – поешь. Горячее – мягчит. Я тебе в чашку отложу и оставлю… захочешь когда, и покушай! Идем, барин… (Клещу.) У, нечистый дух… (Уходит в кухню.)

А н н а (кашляя). Господи…

Б а р о н (тихонько толкает Настю в затылок). Брось… дуреха!

Н а с т я (бормочет). Убирайся… я тебе не мешаю.

Барон, насвистывая, уходит за Квашней.

С а т и н (приподнимаясь на нарах). Кто это бил меня вчера?

Б у б н о в. А тебе не все равно?…

С а т и н. Положим – так… А за что били?

Б у б н о в. В карты играл?

С а т и н. Играл…

Б у б н о в. За это и били…

С а т и н. М-мерзавцы…

А к т е р (высовывая голову с печи). Однажды тебя совсем убьют… до смерти…

С а т и н. А ты – болван.

А к т е р. Почему?

С а т и н. Потому что – дважды убить нельзя.

А к т е р (помолчав). Не понимаю… почему – нельзя?

К л е щ. А ты слезай с печи-то да убирай квартиру… чего нежишься?

А к т е р. Это дело не твое…

К л е щ. А вот Василиса придет – она тебе покажет, чье дело…

А к т е р. К черту Василису! Сегодня баронова очередь убираться… Барон!

Б а р о н (выходя из кухни). Мне некогда убираться… я на базар иду с Квашней.

А к т е р. Это меня не касается… иди хоть на каторгу… а пол мести твоя очередь… я за других не стану работать…

Б а р о н. Ну, черт с тобой! Настёнка подметет… Эй, ты, роковая любовь! Очнись! (Отнимает книгу у Насти.)

Н а с т я (вставая). Что тебе нужно? Дай сюда! Озорник! А еще – барин…

Б а р о н (отдавая книгу). Настя! Подмети пол за меня – ладно?

Н а с т я (уходя в кухню). Очень нужно… как же!

К в а ш н я (в двери из кухни – Барону). А ты – иди! Уберутся без тебя… Актер! тебя просят, – ты и сделай… не переломишься, чай!

А к т е р. Ну… всегда я… не понимаю…

Б а р о н (выносит из кухни на коромысле корзины. В них – корчаги, покрытые тряпками). Сегодня что-то тяжело…

С а т и н. Стоило тебе родиться бароном…

К в а ш н я (Актеру). Ты смотри же, – подмети! (Выходит в сени, пропустив вперед себя Барона.)

А к т е р (слезая с печи). Мне вредно дышать пылью. (С гордостью). Мой организм отравлен алкоголем… (Задумывается, сидя на нарах.)

С а т и н. Организм… органон…

А н н а. Андрей Митрич…

К л е щ. Что еще?

А н н а. Там пельмени мне оставила Квашня… возьми, поешь.

К л е щ (подходя к ней). А ты – не будешь?

А н н а. Не хочу… На что мне есть? Ты – работник… тебе – надо…

К л е щ. Боишься? Не бойся… может, еще…

А н н а. Иди, кушай! Тяжело мне… видно, скоро уж…

К л е щ (отходя). Ничего… может – встанешь… бывает! (Уходит в кухню.)

А к т е р (громко, как бы вдруг проснувшись). Вчера, в лечебнице, доктор сказал мне: ваш, говорит, организм – совершенно отравлен алкоголем…

С а т и н (улыбаясь). Органон…

А к т е р (настойчиво). Не органон, а ор-га-ни-зм…

С а т и н. Сикамбр…

А к т е р (машет на него рукой). Э, вздор! Я говорю – серьезно… да. Если организм – отравлен… значит – мне вредно мести пол… дышать пылью…

С а т и н. Макробиотика… ха!

Б у б н о в. Ты чего бормочешь?

С а т и н. Слова… А то еще есть – транс-сцедентальный…

Б у б н о в. Это что?

С а т и н. Не знаю… забыл…

Б у б н о в. А к чему говоришь?

С а т и н. Так… Надоели мне, брат, все человеческие слова… все наши слова – надоели! Каждое из них слышал я… наверное, тысячу раз…

А к т е р. В драме «Гамлет» говорится: «Слова, слова, слова!» Хорошая вещь… Я играл в ней могильщика…

К л е щ (выходя из кухни). Ты с метлой играть скоро будешь?

А к т е р. Не твое дело (Ударяет себя в грудь рукой.) «Офелия! О… помяни меня в твоих молитвах!..»

За сценой, где-то далеко, – глухой шум, крики, свисток полицейского.