Михаил Сабаников - Письма. Дневники. Архив

• Название: Письма. Дневники. Архив
• Автор: Михаил Сабаников
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 5-8242-0129-3

Выход книги приурочен к 140-летию со дня рождения Михаила Васильевича Сабашникова (1871–1943), книгоиздателя и общественного деятеля. В нее вошли впервые публикуемые материалы из личного архива М. В. Сабашникова: письма из Сибири 1902 г., фронтовой дневник 1915 г., редкие фотографии, сделанные в том числе самим автором. Новое издание дополняет вышедшие ранее воспоминания («Записки») М. В. Сабашникова.

В книгу включены также описание архива Издательства М. и С. Сабашниковых, хранящегося в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки, и полный Каталог вышедших в издательстве книг, позволяющий в полной мере оценить масштаб деятельности издателей и их вклад в отечественную культуру.

---

21 V

Автомобилем с Пастукьяном, Кожеуровым и Комаровым еду из Ковно в Симно через Прены и Олиту. В Симно сговариваюсь с Корпусным командиром и врачом. Мы, оказывается, будем заменять собой несуществующие военные медицинские учреждения 34-го еще не окончательно сформированного Корпуса. Поездка в Домницу в штаб 27 дивизии. Вечером возвращаемся в Олиту, куда к тому времени подошел наш поезд. Выбор места под склад.

22 и 23-го

Устройство склада в Олите. На ночь выходим в Шестаково.

24-го

В 3 утра прибыли в Шестаково. Развертываем лазарет. Выбираем места для летучек: «Б» Новины, «А» – Сусники.

25-го

В лазарете официальный прием, неофициально перевязывали еще вчера. Днем устраиваю летучку «Б» в Новинах, а для выступления в Сусники назначаю 26 рано утром. Телеграмма: «Прошу безотлагательно летучку в Сусники на раненых 212 полка, кот. сейчас 26. Начальник штаба 53 див. Скибин». Экстренно выезжаю с Боссом, сестрами на двух автомобилях. Двуколки высылаю под предводительством Окорокова немедленно. Зельдину поручаю поднять всю летучку и двинуться возможно скорее. Ожидание в темноте прибытия раненых и приближения обоза. Первый раз слышал пулеметы. По дороге будто скоро едут телеги. «Это Зельдин, но разве можно так гнать», – говорю я, но это не Зельдин и не грохотание колес по твердой дороге, а рокотание пулеметов. Не уехал бы Зельдин по шоссе прямо к немцам, надо поставить на шоссе у поворота сторожа. Вызывается Комаров со своим мотором и вскоре исчезает за холмом. Все страшно устали. Едва ходят. Спать ужасно хочется. Холодно тоже ужасно. Забираемся в халупу. Совершенно темно. Окороков время от времени освещает помещение своим электрическим фонарем. Из темноты тогда мелькают и опять исчезают знакомые лица. Жутко, вероятно, сестрам. Что-то думает молчаливая Петрова, и что смолкла всегда словоохотливая Ринкевич. Да всем, вероятно, жутко. «Где немцы, откуда придут эти 26 раненых?» – спрашиваю я молчаливую тень литовца хозяина, к которому мы забрались как хозяева. «Вот с этой стороны каждую ночь привозили сюда раненых, когда здесь стоял ушедший сегодня утром перевязочный пункт Сибирского Корпуса. Каждую ночь вот об это время мимо этих ворот проходил обоз повозок, идя на позиции за ранеными, и каждую ночь возвращались они со своей добычей. А это что? На дрогах в совершенной почти темноте везут какую-то клетку или лестницу. Рефлектор! Его каждую ночь вывозят на позиции и устанавливают для освещения вражеских окопов. Поутру вновь всё собирается, складывается и увозится прочь от огня и от глаз. Но вот заблестели огни на германском фронте. Ракеты. Каждая будто прямо в тебя целит. А вот и германские рефлекторы осветили соседний лес и дальнюю гору. В темноте я чуть не столкнулся с Зельдиным. Обоз стоит тут недалеко, и Зельдин пошел вперед разобраться, как ввести его во двор. «А где же Комаров – он должен был проводить вас с шоссе?» «Мы его не видели». Бегу к Панарину, но во тьме не могу сразу найти дорогу, а он не откликается. Наконец нахожу его, спящим в автомобиле в одной куртке без шинели, в такую погоду. Еле разбудил его, приставил к автомобилю сторожа и послал спать в избу, расспросив его, как найти Комарова на шоссе. Я не обращал внимания на дорогу и мог бы не сразу найти её. «Уж не уехал бы Комаров в Кальварию в плен к немцам. Было неосторожно оставлять его одного на шоссе». Тут потребовалось дать какие-то разъяснения Боссу и Зельдину. Я несколько минут задержался и затем пошел по направлению к шоссе искать Комарова. Кругом ракеты, свет рефлекторов пробегает то там, то здесь, изредка грохочут орудия, частят залпы, и время от времени этот шум пулеметов населяет все окрестности воображаемыми телегами. Я никак не мог сразу освоиться, что это ничего общего с телегами не имеет, и невольно относил долетающие до меня звуки к шоссе и другим большим соседним дорогам.

Вдруг яркий, яркий, ослепительный свет озарил меня, дорожку, на которой я стоял, соседние кусты. Германский рефлектор! Они, конечно, такого маленького предмета, как я, не заметят, эти германцы – подумал я, ну а все же неприятно. Отхожу в сторону в темноту, но не тут-то было! Глаз опять направлен на меня, и во всей темной ночи я один освещен всей силой огня. Еще раз бросаюсь в сторону. Еще раз попадаю в полосу света, будто за мной следят! Да ведь это наш Комаров едет на своем автомобиле прямо на меня! Милый Панарин не пошел спать, как я ему советовал, а пока я замешкался, давая советы Боссу и Зельдину, сбегал на шоссе, разбудил спавшего в своем моторе Комарова, и вот они оба подкатывают к Сусникам – но раненых все еще нет. Обоз разобран. Остается разобрать медицинскую часть. Это дело одних врачей, и мы можем спать. Все, кроме Босса и Цветкова, укладываются и засыпают до утра как убитые.

Вот она, первая ночь на позициях. Как много потом казалось простым и чуждым всякой таинственности, но первое время все так необычно!

30 V 1915 Шестаково

Приезжал кн. Куракин. Осматривал лазарет, ездил в летучку «Б» в Новинах. Рассказ раненого о прорыве фронта германцами. С Егоровым иду из Новин пешком в штаб 27 дивизии. Там предупреждают, что может быть отступление. Мы должны постоянно держать при штабе вестового. Частичное свертывание лазарета после эвакуации всех раненых в поезд. Проба свертывания прошла очень удачно. Е. Вл. Милановский показал себя. Вечером того же дня штаб 53 дивизии посетил Сусники и настоятельно советовал летучке «А» передвинуться подальше от места разрыва снарядов.

31 V и 1 VI

В Шестакове и обеих летучках спокойно.

2 VI 1915 Шестаково

День, полный хлопот и волнений. Я заспался. Бимбаев входит в комнату, когда я еще не вставал, и говорит, что есть слух, будто германцы прорвались в Красном. Обозы и парки отступают. Ж.д. линия очищается. Поезд Пуришкевича уходит, больше поездов в Шестакове не будет. Справляюсь лично на станции у коменданта и получаю полное подтверждение. Нам должны были 3 вагона два дня тому назад для хранения запасного имущества и быстрого его увоза на случай отступления. Зная голод вагонный в стране, я сначала не хотел брать вагонов, но со всех сторон штабы и просто сочувствующие организации нашей лица советовали забрать вагоны, предупреждая, что это единственное средство обеспечить свое отступление. Эти вагоны мы должны были занять частью наиболее ценным имуществом из запасов, частью вещами из лазаретов. Я теперь прежде всего хватился за эти еще недогруженные вчера вагоны. Увы – они на моих глазах угоняются со станции в Олиту, и я ничего не могу сделать, чтобы их задержать. Посылаю Егорова выяснить положение в штабе 27 дивизии, а сам приступаю к подготовке свертывания лазарета. У нас 110 раненых, что с ними делать. Из Пужка через Шестаково в Олиту должен пройти поезд санитарный, но комендант говорит, что он не остановится в Шестакове. Звоню во все штабы и во все канцелярии. В результате добиваюсь остановки поезда в Шестакове на 10 минут. Выносим всех раненых на платформу и, когда поезд подходит, переносим их на поезд, ну, не в 10 минут, но не больше как в 20 минут. Поезд ушел. Последний. Теперь надо думать о том, как нам уйти самим. Очевидно, гужом и пешком. Это кое-кому не нравится, но я не обращаю внимания на жалобы и замечания. Приказываю укладывать в повозки наиболее громоздкое имущество и прибрать лазаретное так, чтобы оно могло уложиться в обоз. Работа идет скоро и очень успешно, без особой сутолоки. Санитары-студенты и сестры на высоте положения. Приезжает фон Резон, особо уполномоченный Красного Креста при 34 корпусе. «Вы свертываетесь? Хорошо делаете. Всё отступает. Я уже 3-е отступление проделываю! Скучно». Я предлагаю проехать в штаб 27 дивизии, чтобы ориентироваться в положении, и оттуда съездить в обе наши летучки, которые ничего еще не знают. Едем нашим мотором. В штабе большое напряжение, но внешне спокойно. «Ждите наших указаний».

Предупреждаю летучку «Б» в Новинах, и едем затем в Сусники в летучку «А», с тем чтобы оттуда проехать в штаб 53 дивизии. Не застаем Босса в Сусниках. Накануне он искал по указанию штаба 53 дивизии помещение под летучку «А» в Погрантышках и, не найдя ничего подходящего, поехал просить разрешения остаться в Сусниках. В Сусниках ничего о тревоге на нашей станции не знают. От поездки в штаб 53 дивизии фон Резон отказался. «Мы с вами не знаем, что произошло и происходит, нелепо ехать при таких условиях вдоль фронта, когда, может быть, в этом месте наши войска уже отступили. Я не хочу ехать немцам в плен». Так как замечание это было по-моему основательно и при том я ничего от поездки в штаб 53 дивизии не ждал, я решил возвращаться в Шестаково, дав в летучке «А» все указания на случай отступления и на случай если бы Босс, поехавший в штаб вдоль позиции, не вернулся. К счастью, эта предусмотрительность оказалась излишней. Босс привез вечером из штаба указания отодвинуть летучку свою в Шестаково, и на закате вся летучка в полном порядке медленно подъехала к Шестаковскому лазарету.