Анатолий Субботин - За землю Русскую

• Название: За землю Русскую
• Автор: Анатолий Субботин
• Издательство: Издательство ДОСААФ СССР
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988
• ISBN: ISBN 5-7030-0035-1

Роман об Александре Невском — талантливом полководце, дипломате, выдающемся государственном деятеле Древней Руси.

Его ратная деятельность пришлась на тяжелую для Руси пору монгольские орды опустошили страну, с запада угрожало нашествие германских, скандинавских и литовских феодалов. В этих условиях Александр Невский вел сложную политическую борьбу, целью которой было сохранение независимости русского народа.

Для массового читателя.

---

Очнулась, открыла глаза. Перед ней мамка Ермольевна.

— Как ночку спала, болярышня? Что велишь подать себе?

— Ничего мне не надо.

— Да что ты! Вчера ведь сиротой ты была, а нынче-то, осподи!

— Молчи, мамка, не вспоминай!

— Как не вспоминать, Христос с тобой! Станешь, болярышня ты моя красная, в хоромах богатых хозяйкою. А что муж не молод, оно и лучше: холить да беречь тебя станет. Бог милостив к сиротам — гляди и не опомнишься, как станешь молодой вдовой.

— Уйди! Не хочу слушать глупые речи.

— Не слушай, а размыслить — размысли. Привалило тебе счастье, Ефросиньюшка!

Глава 14 Подвиг Конрада фон Кейзерлинга

Рыцарь Конрад фон Кейзерлинг выступил против псковичей. Начиная поход, Кейзерлинг сам удивлялся тому, что покорно склонил голову перед волей командора. Виноват в том русский боярин. Когда фон Балк сказал о походе, Кейзерлингу показалось, что боярин насмешливо взглянул на него. Уж не подумал ли, что тевтон страшится встречи с русичами? Кейзерлинг не закричал, не обругал боярина, — молча принял волю командора. Следуя теперь впереди войска, рыцарь сердился на себя за свою внезапную сговорчивость.

Кейзерлинг не любил фон Балка. Богатство и воинские подвиги, прославившие командора, вызывали у тевтона зависть к успехам соперника и обиду на то, что сам он не нашел случая оказать храбрость и достоинства свои. Фон Балк пришел в эту землю юношей в дружине монаха Мейнгарда, первого епископа ливонского. Замок Икскюль, возведенный Мейнгардом, явился первым источником истинной веры в стране язычников. Епископ Альберт, сменивший Мейнгарда, поставил город близ устья Даугавы, у выхода реки в море, назвал город Ригой, по названию холма Риге, на котором возвышался епископский замок, и основал духовный рыцарский Орден братьев-меченосцев. Папа Иннокентий III благословил Орден.

Меченосцы, захватывая земли, обращали в своих рабов живших на этих землях язычников — лэттов, ливов и эстов; строили замки, огнем и мечом распространяли свет апостолической римской церкви. К тому времени, когда меченосцы объединились с братьями древнего тевтонского Ордена, — тевтоны не нашли в Ливонии ни земель, ни рабов. Но на восток от земель Ордена лежали необозримые пространства, обжитые инаковерующими русами. Святейший престол призвал рыцарей начать новый крестовый поход на Русь.

Предок фон Кейзерлинга — сподвижник императора Фридриха Барбароссы — погиб в битве с неверными в Святой земле[39]. В наследство Конраду фон Кейзерлингу достались мечты о славе и гордость тевтона. Потомок сподвижника Барбароссы верил в легкость и безнаказанность похода, верил, что русские города при появлении рыцарского войска откроют ворота и владычество братьев Ордена утвердится во Пскове и Новгороде так же легко, как утвердилось оно в Ливонии.

Дождь не переставал. Холодный и колючий, он моросил с самого утра. В ушах свистел ветер. Дорога набухла липкой и жидкой грязью; конь под Кейзерлингом то и дело оступался в наполненные водой лывины. Далеко ли псковская рать Гориславича? Где предстоит встреча? Выступая из-под Изборска, Кейзерлинг послал вперед двух конных воинов, наказав им: как только завидят псковичей, вернулись бы и сказали, что видели. Третий или четвертый десяток верст идет войско, а ушедшие вперед воины не возвращаются. Это сердило рыцаря. «Не обманщик ли гонец псковский? — думал он, вспоминая оборванного, в разбитых лаптях, холопа Твердилы Иванковича. — Может, не из Пскова гонец, а послали его изборяне, чтобы отвести глаза доверчивому фон Балку». Командор и русский боярин поверили гонцу. То, что они обмануты, веселило Кейзерлинга. «Не садиться бы мне на коня, то-то посмеялся бы», — размышлял он.

По сторонам дороги тянулся еловый бор; кажется, не было ему конца. Осматриваясь, Кейзерлинг чувствовал себя властелином и бора и земли, на которую ступил его конь. Но не эти пустынные места привлекали рыцаря. Каменные, зубчатые стены его замка встанут невдалеке от Новгорода. Как наяву, видит их рыцарь перед собою; а вокруг, в окрестностях замка, тысячи рабов — русичей, — их дело трудиться и радовать покорностью своего повелителя. С завершением похода на Русь он, Конрад фон Кейзерлинг, станет обладателем неисчислимых богатств. Как владетельный сюзерен будет иметь подвластных себе вассалов и свое войско.

Скользким косогором спустились к мелкой, но быстрой речонке. За речонкой еловый бор поредел, строевой лес сменился молодым ельником. По сторонам дороги стали встречаться старые огнища, заросшие высокой поблекшей травой. Среди них встряхивали на ветру пожелтевшими листьями плотные, как стена, грядки березняков и осинников.

За кустами открылся погост. Крытые соломой избы темнеют бревенчатыми кокорами. Речонка, через которую переправлялись недавно, сделав крутой изгиб, зарылась в глубину широкого, с осыпавшимися склонами оврага; он тянется в стороне, недалеко от погоста. Улица, избы погоста словно вымерли — даже псы не лают. Фон Кейзерлинг остановил коня.

— Русичи враги нам, — тонко и высоко, точно меряясь силою с ветром и дождевыми струями, взлетел его голос. — Мы видим жилье их, но русичи дики и негостеприимны, хуже язычников. Горе грешникам и еретикам! — голос Кейзерлинга поднялся еще выше. — Гнев пресвятой девы покарает их. Зажгите жилье! — Кейзерлинг вытянул перед собой руку, показывая на погост. — Ни трубы, ни очага пусть не останется от жилищ варваров.

Наскоро из густых еловых веток воины соорудили шалаш, где рыцарь мог бы укрыться от дождя, но Кейзерлинг остался на коне. Подняв рыжую бороду, он смотрел вперед, на избы погоста, около которых, размахивая на ветру пылающими снопами соломы, суетились воины. Намокшие от дождей строения загорались медленно. Белый дымок занимался где-либо под застрехой, полз по мокрой соломенной крыше, темнел, становился плотнее и, наконец, пронзенный красными ножами пламени, взлетал ввысь. Дымом заволокло улицу. Прибиваемый дождем, он низко стлался над пожней. Пламя лизало стены изб, как живое, трепетало в раскрытых окнах. И чем сильнее занимался пожар, тем выше поднималась борода Кейзерлинга. Благородный рыцарь наслаждался зрелищем своего подвига.

Воины привели захваченных на погосте пленников. Полуодетые, с непокрытыми головами, они испуганно жались друг к другу. Взор Кейзерлинга задержался на женщине, русые волосы которой плетеными жгутами обвиты вокруг головы. Она стояла к нему ближе других и, словно не видя ничего вокруг, укачивала на руках плачущего ребенка.

С треском и шумом, выбросив в мутное небо огненный столб жарких искр, рухнули стропила крайней избы. Пламя вспыхнуло ярче. Ребенок на руках пленницы не унимался. Кейзерлинг тронул коня, приблизился к женщине; не успела она отпрянуть — вырвал ребенка из ее рук.

— Отдай! — голосом, раздирающим сердце, схватившись за стремя рыцаря, крикнула женщина. — Не губи!

Резким движением Кейзерлинг освободил стремя. Пленница, забыв страх, тянулась к нему.

— Не губи!

Кейзерлинг высоко поднял руку, как бы дразня мать, и вдруг, будто вняв ее мольбам, бросил жертву наземь.

— В огонь! — крикнул он. — Всех! — Кейзерлинг показал на пленников. — Милость пресвятой девы очистит еретиков от ересей их.

Глава 15 Рыцари вошли в город

Воевода Степан Дементьевич вернулся от городовых стен в свои хоромы. Он только что обошел острог, беседовал с ратниками у бойниц и в стрельницах, побывал у отдыхающих после ночной сторожи. Если псковская рать, которую обещал привести Гаврила Гориславич, вовремя подоспеет на помощь, изборяне выдержат осаду. Стены крепки, день и ночь кипят котлы с смолой и водой, ратники городовые и ополченские не помышляют о том, чтобы склонить голову перед ливонской ратью.

В хоромах у себя Стефан Дементьевич прошел в гридню и сел на скамью. Тело ломит усталостью, после бессонных ночей слипаются глаза. Марфа Фоминишна, обрадованная приходом мужа, наставила перед ним гору снеди. Степан Дементьевич приложился к ендове, взял на заедки кусок лукового пирога, но тут же опустил на руки голову и заснул.

У полного снеди стола Степан Дементьевич спал до вечерен. На вечернях прибежал гонец от воротной стрельницы с вестью. Марфа Фоминишна вышла к нему, спросила:

— Велика ли весть, паробче? Заснул Степан-от Дементьевич.

— Суди, осударыня, — поклонился гонец. — Послал меня сотник Лупп; грамоту велел отдать воеводе, а та грамота дана из лыцарского войска.

Марфа Фоминишна взяла у гонца свиток. Она по складам разбирала псалтырь, прочитать же наскоро выцарапанные письмена не смогла. Только и поняла два слова: «Болярину Степану…»

— Из лыцарского войска грамота? — переспросила.

— Оттудова, осударыня. Выбежал ихний ратник к воротной стрельнице, пустил стрелу. Стрела принесла грамоту. Сотник Лупп велел нести грамоту воеводе.