Анатолий Субботин - За землю Русскую

• Название: За землю Русскую
• Автор: Анатолий Субботин
• Издательство: Издательство ДОСААФ СССР
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988
• ISBN: ISBN 5-7030-0035-1

Роман об Александре Невском — талантливом полководце, дипломате, выдающемся государственном деятеле Древней Руси.

Его ратная деятельность пришлась на тяжелую для Руси пору монгольские орды опустошили страну, с запада угрожало нашествие германских, скандинавских и литовских феодалов. В этих условиях Александр Невский вел сложную политическую борьбу, целью которой было сохранение независимости русского народа.

Для массового читателя.

---

— Истинно, болярин. Еле забежал вперед, чтобы поведать.

Лизута отстранил служку. Волнуясь и глотая слова, он произнес:

— Мужи новгородские, князь Александр Ярославич жалует на совет.

Глава 15 Княжее слово

Склонив голову под низким косяком двери, в палату вошел Александр. На мгновение он задержался у входа, потом решительно шагнул вперед, приблизился к архиепископу и преклонил колено.

Владыка поднялся навстречу. Черные попы подхватили было его под плечики, как всегда делали это на людях, но владыка оградился от них костылем.

— Благословен грядый во имя господне! — произнес он, осеняя двоеперстием Александра. Ни во взгляде, ни в облике владыки ничто не напоминало больше сурового святителя, только что словом своим остановившего в совете шум и распрю. — Высоко место твое в совете господ, княже, — продолжал владыка. — Слову твоему да возвеселится и возрадуется всяк сущий.

Рядом с темной фигурой старца юный князь казался выше и привлекательнее. Красный из ипского сукна кафтан, надетый на князе, сверкал золотой тесьмой, кожаный пояс, украшенный чеканным медным набором, туго обвивал тонкую талию; красные же, как и кафтан, сафьяновые сапоги с высокими каблуками и узкими, словно выточенными носками, придавали одежде князя тот особый блеск, который отличал его от застывших по лавкам бояр. Ни драгоценные перстни, ни золото, ни камни не украшали одежду князя. Только легкая, тонкая серьга с оправленной в нее прозрачной зеленой каплей, старый батюшкин дар, выдавала в нем воина и князя, держащего власть. Он безоружен; лишь короткий нож привлекал внимание черной, со вставками из серебра и рыбьего зуба, резной рукоятью.

Неожиданное появление Александра в Грановитой смутило бояр. Никто не ждал его. Пока он стоял перед владыкой, Якун Лизута, вытирая взмокшую лысину, бросал тревожные взгляды на сидевших по лавкам бояр: не обмолвился бы кто по глупости противу. Стефан Твердиславич упер глаза в пол, да так и застыл; насмешливо ухмыляется, глядя то на Лизуту, то на Твердиславича, Сила Тулубьев.

— С чем пожаловал, княже, к владыке и совету нашему? — вымолвил наконец Лизута, поняв, что не время сегодня вспоминать о распре. — Рады мы слышать слово твое, — добавил он.

Строгое выражение лица Александра, его испытующий, сосредоточенный взгляд, морщинки, собравшиеся над переносьем, — все говорило о том, что не распря с боярством, не городовые дела, а что-то иное, более значительное встревожило князя.

— С нуждой и докукой я к Великому Новгороду, — приблизясь к княжему месту, начал Александр и запнулся, точно опасаясь, не слишком ли громко и вызывающе прозвучал в тишине палаты его голос.

Никто не шелохнулся. От настороженных взглядов бояр, устремленных на него, казалось, раскалился воздух. Александр почувствовал, что у него краснеет лицо, на лбу выступил пот.

— Ведаю, многим не люб я, — продолжал он тише, слегка приподняв перед собой руку. — Не люб! — повторил резче. — Но тревожусь я, мужи новгородские, не о себе. Не с радостной вестью стою в Грановитой. Ведомо ли вам, мужи, о кознях, какие чинятся врагами Руси? Чаю, ведомо. И о том ведомо, что ливонские лыцари-меченосцы, короли свейский и датский, с благословения римского патриарха-папы, главы церкви латинской, вступили в союз противу Великого Новгорода. Грозятся латыняне поработить землю нашу, нарушить язык и обычаи, подчинить церковь русскую Риму, а народ русский ввергнуть в полон и рабство. Давно слышали мы о тех замыслах, — голос Александра зазвучал сильнее. — Ныне, мужи новгородские, враг не словами грозит нам — походом. Люди с Ижорской земли, что близко от моря, принесли весть от старосты тамошнего Пелгусия, которому указал я смотреть морские рубежи наши, и Божин-воевода послал гонца с Ладоги. Пишет Семен Борисович и ижоряне сказывают: на море, рубежей наших, ладьи свейского войска. Ведет латынян воевода их Биргер, правитель свейский. Не на то ли уповает он, начав поход, что Господин Великий Новгород не найдет себе помощи? Не потому ли, не дождавшись союзников своих — датских и ливонских лыцарей, — спешит с боем, что верит: не будет у Новгорода времени искать помощь? Захватят свей Ладогу, оттуда близок путь к Новгороду. Горька весть, но горше она оттого, что свейское войско готово к битве, а Новгород не собирает полков. Будем ждать — застигнут нас свей и поразят. И о том помнить нам, мужи: ливонские меченосцы угрожают Пскову, датское войско, кое стоит в земле чуди, готовит поход к Новгороду от Колывани по Луге… Захватят латыняне Новгород, нарушат торговую гостьбу нашу, поставят римских попов над святой Софией. Не Новгород будет господином на торгу у себя, а Готский двор. Свейские, ливонские и иных земель лыцари поделят землю нашу на лыцарские вотчины, воздвигнут замки; люди русские станут рабами и холопами их.

Александр помолчал, окинул взглядом бояр.

— Покорится ли Великий Новгород свеям и попам римским? — произнес он так громко, что даже боярин Лизута вздрогнул от неожиданности. — Станем ли челом бить врагам Руси или соберем рать и выступим навстречу, в поле? Мне, князю новгородскому, и вам, мужи, держать в том ответ перед Великим Новгородом и перед всею Русью.

Речь Александра будто лишила языка сидевших по лавкам бояр. Страшно того, что услышали, и не верится в правду, будто шведское войско у древних рубежей Руси. Закружилось, запуталось все в головах. Тревожные мысли, как осы в жаркий день. С Ордою билось русское войско, с лыцарями-меченосцами сходилось в поле, но чтобы шведы и датчане начали поход, — того давно не было. Разве что — старый Обовьяник помнит год, когда шведы сожгли и разграбили Ладогу. Но у Обовьяника от старости память как тонкая ниточка. Дунешь на нее — порвется. Как тут не опустить голову, не загадать, не подумать. И сомнения трогают: не пугает ли Александр Ярославич шведами? Может, того он хочет, чтобы звал Новгород на подмогу суздальцев? И не шведы — суздальское войско войдет в город.

Александр не опустился на княжее место. Он стоит перед советом, высоко подняв голову. Плотно сжатые губы придают суровую выразительность и упрямую решимость его взгляду. Всем, кто видит его, ясно, что Александр сознает в эту минуту силу свою, готов немедленно собрать полки и выйти в поле.

— Не бывать Новгороду Великому под свеями! — сорвался с места и крикнул, хлестнув о пол лисью шапку, Сила Тулубьев. — Не стоять римским попам над святой Софией… Собирать рать, княже!

От крика Тулубьева у Лизуты свело брови.

— Повремени, Сила! — остановил худородного.

Тулубьев не вернулся еще к своему месту, как заговорил Стефан Твердиславич.

— С кем против свеев-ту, княже? — хитро начал он. — Молвил ты, аль ослышался я, помощи нам не ждать. А за свеями немецкие лыцари, датское войско… Оборем ли рати их в поле? Просить бы батюшку твоего, князя Ярослава Всеволодовича, возвернуться на Новгород… Может, устояли бы, преградили путь…

Сказал и торжествующим взглядом окинул палату: слышали, мол, как хитро молвил? Стефана Твердиславича поддержал Есипович, за ним и другие — кто молчком, кто кивком. Сила Тулубьев снова привстал было, но не вышел вперед, промолчал. Неожиданно, к изумлению всех, поднялся старый Обовьяник. Давно не слыхали в совете его голоса.

— Не дело баешь, Стефане, — промолвил он. — Не дело. Не до Новгорода Великого нынче князю Ярославу. Смел и крылат был Ярослав прежде; парнишком, таким вот, — Обовьяник вытянул перед собой дрожащую руку, — помню его. Смел был. А нынче он, бают, не охочь стал к делам ратным.

— Не пустить ли уж свеев на нашу землю, не в колокола ли звонить им да хлебом-солью встречать на Великом Новгороде? — не стерпел, крикнул Тулубьев.

— Не кидайся словами, Сила! — покосил на Тулубьева взглядом Стефан Твердиславич. — Не твоим умом жить Новгороду.

— С твоим-то большим умом, Стефане, все в прах ляжем.

— Ну-ну! Увидят свей Силу-богатыря, со смеху помрут…

— Не час для споров и перекоров, мужи, — прекращая шум, вновь заговорил Александр. — Болярин Стефан молвил слово: звать-де нам князя Ярослава с войском на помощь Новгороду! А что самим делать — о том не обмолвился. Скажу я — на помощь надежды нет. Покуда ждем суздальское войско, свей будут в Новгороде. Воля Новгороду — немедля ладить полки: соберем городовое ополчение, возьмем посошных ратников… Одного от десяти сох из ближних волостей. Хлеб велим собирать для войска и куделю на тегилеи…

Речь Александра хотя и отрезвила бояр, но вымолвить то, чего он требовал, никто не решался. Скажешь согласно с князем, того и жди, накинуться именитые вотчинники, а против князя пойдешь — худа не было бы.

— Быть ли Новгороду Великому под свеями, спор о том в поле решим, — так и не дождавшись ответа, произнес Александр. — Укажу нынче звонить большое вече, послушаем слово Новгорода.