Анатолий Субботин - За землю Русскую

• Название: За землю Русскую
• Автор: Анатолий Субботин
• Издательство: Издательство ДОСААФ СССР
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988
• ISBN: ISBN 5-7030-0035-1

Роман об Александре Невском — талантливом полководце, дипломате, выдающемся государственном деятеле Древней Руси.

Его ратная деятельность пришлась на тяжелую для Руси пору монгольские орды опустошили страну, с запада угрожало нашествие германских, скандинавских и литовских феодалов. В этих условиях Александр Невский вел сложную политическую борьбу, целью которой было сохранение независимости русского народа.

Для массового читателя.

---

— Не смешной, а…

— На том спасибо, если правду молвил.

— Васена!

— Ой, и зовут как — вспомнил… За то, что из беды выручил, я не сержусь, а нес когда — боялась.

— Чего?

— Не уронил бы…

Васена убежала, догоняя подруг.

Глава 13 На Великом мосту

Утром Андрейка побывал у батюшки. Стефан Твердиславич ласково его встретил: обнял, потом, отступив, полюбовался на статного молодца, словно не верил, что перед ним сын, Андрейка. Вырос тот за прошедшую весну, загорел, возмужал.

— Слышно, Ондрий, гонцом ты с Ладоги от Семена Борисовича? — спросил Стефан Твердиславич.

— Да, батюшка. Поклон велел передать тебе Семен Борисович.

— Ну-ну, ишь как! Зрю на тебя и дивлюсь — витязь витязем. Встретил бы на улице — не признал. Небось гнал коня, рад, что в Новгороде?

— Спешил и коня гнал… Наказ о том был от воеводы. — Что слышно на Ладоге? У нас досужие языки плетут, будто свейское войско на рубеже, поход будто собирают свей?

— О том и на Ладоге слух, батюшка. Посол свейский у воеводы…

— Не гость ли торговый заместо посла? — усмехнулся Стефан Твердиславич.

— Не гость, лыцарь свейский. Шел он к Новгороду, да ладью в бурю разбило на порожках. Следом за мной будет он в Новгороде.

Стефан Твердиславич помолчал. Из того, что сказал сын, следовало: грозит Новгороду беда шведского нашествия. Но боярин не показал тревоги. «Может, правда, а может, зря судачат на Ладоге», — думал.

— Как тебя князь Александр принял, Ондрий? Знает он, чей ты? Спрашивал?

— Сам я о том молвил.

— Сам… Ну-ну. Пусть ведает, не повольник, не худой смерд перед ним, а витязь из рода Осмомысловичей. Стар, Ондрий, наш род на Великом Новгороде, не раз Осмомысловичи проливали кровь за святую Софию и за вольности наши. Не безродному воину, а тебе, Осмомысловичу, воевода Божии велел ехать гонцом на Новгород. Не вспоминал ли обо мне князь Александр?

— Была речь. Умен, сказал, и славен твой батюшка, да не той дорогой идет, — ответил Андрейка, смутился и опустил глаза.

— Ишь ты, — довольный тем, что услышал, сказал боярин. — Дорога у меня своя. Не глуп Александр, помнит.

— Звал меня на княжий двор, — продолжал Андрейка.

— Не в свою ли дружину? — встревожился боярин.

— О дружине не сказывал, гостем звал.

— В княжей дружине нам, Осмомысловичам, не место, — задрав бороду и глядя сверху вниз, вымолвил боярин. — Довольно того, что ты в полку Божина, воеводы на Ладоге. Семен-то Борисович беден, но род его стар, в полку у него быть тебе не зазорно. А коли в хоромы гостем звал князь Александр — иди. У меня с ним свои счеты, а ты молод… Случится поход — ближе к княжему стягу будешь. Долго ли в Новгороде гулять наказывал Семен Борисович?

— Велел скорее быть на Ладоге.

— Ия так мыслю, Ондрий; долго гулять на Новгороде не время. Сегодня и завтра конь отдохнет, а послезавтра благословлю в путь. Охота тебе — не неволю сидеть в хоромах, посмотри людей, себя покажи… Дозволяю пойти на княжий двор, но блюди себя, как подобает блюсти Осмомысловичу… Не якшайся с безродными. До осени живи на Ладоге, а в мясоед позову. Оженить пора тебя. Невесту я присмотрел, болярина Никифора Есиповича дочка. Годами постарше она тебя, да так-то лучше; ума больше и одна она у родителя. Велики вотчины у Есиповича — и близко, и в Бежичах, и в Обонежье; ладно будет, коли с нашими-то сольются.

Невесел вышел Андрейка от родителя. Не гневен нынче Стефан Твердиславич, слова обидного не промолвил; осталась бы у Андрейки радость от встречи, не вспомни батюшка о мясоеде да о невесте. Видал Андрейка дочку боярина Есиповича. Богат и именит боярин, слов нет, но кто не знает, что дочка у него перестарок, рябая ликом…

От батюшки Андрейка направился было к себе в терем, но передумал, вышел за ворота. Скользкая мостовая блестит мутными лужицами. Не вернуться ли в хоромы? Нет, страшно вернуться. Кажется Андрейке — ждет его в хоромах рябая девка. Обнимет, станет слова шептать…

Горька воля батюшки, а как поперечишь? Кому молвить о неожиданном своем горе? Разве князю?.. Князь Александр молод, немногими годами старше Андрейки, поймет. Вступится он в Андрейкину беду, попросит батюшку. Как ни горд и ни своенравен боярин Стефан Твердиславич, все же и ему не легко будет отказать князю. Не любит боярин суздальцев, а давеча сказал — умен Александр.

Андрейка побывал на торгу, обошел все ряды, поглядел на скоморошьи забавы на Гулящей горке… Нет на сердце радости. Не лучше ли было остаться в хоромах, проведать Ефросинью… А что скажет батюшка? Не жалует он дружбу Андрейкину с Ефросиньей; узнает, что виделись, осердится. Идти на княжий двор, но и там рады ли будут?

Под вечер уже Андрейка очутился на Великом мосту. Опускалось солнце. Огромное, ярко-оранжевое, замерло оно над дальними рощами, золотя края облаков. Они то расстилались широкими светлыми равнинами, то играли сказочными теремами, зубчатой бахромой частоколов. А внизу, отражая и небо и облака в своей глубине, привольный Волхов. Легкий туман, будто рассеянный дым костра, поднимается над водой и медленно-медленно плывет вдаль, теряясь за излучиной. На мысу у ручья, в конце Буян-луга, сторожа покой вольной реки, возвышается Мстиславов дуб.

Андрейка остановился на мосту. Словно впервые видит он сегодня и Волхов, и каменные стены Детинца, и блистающие на закатном солнце шеломы святой Софии. Рядом с Андрейкой молодец в дружиничьем кафтане. Опустив руки на перекладину перилец, ограждающих мост, он, как и Андрейка, любуется на Волхов, на яркий закат, ны золотящиеся, сказочные облака.

Мимо идут люди. Не заметил Андрейка, как позади него оказался верзила в крашенинном, прорванном на локтях зипуне. Он осклабил рот, обнажив черную прогаль на месте передних зубов, и толкнул Андрейку.

— Сторонись! — крикнул насмешливо. — Васька Сухой идет.

Андрейка пошатнулся от толчка. Не задержись он вовремя за перила, свергнулся бы вниз, в темную воду реки.

— Цепок, — Сухой дохнул перегаром в лицо Андрейке. — Железную рубашку надел, жаль, не искупался в Волхове.

— Пошто пристал к молодцу, Васька? — вступился за Андрейку дружинник. — Идти бы тебе, куда шел.

— Батюшки родные, не приметил молодца, — насмешливо осклабился Сухой. — Не отдал поклона.

Не успел Андрейка понять, что задумал Сухой, как тот, отступив, взмахнул кистенем. Дружинник извернулся, вовремя отпрянул в сторону. Кистень, ударясь о перила моста, раздробил перекладину, и в тот же миг, оглушенный кулаком дружинника, Сухой пошатнулся, упал и соскользнул с моста. Снизу донесся всплеск.

— Туда и след псу, — промолвил дружинник. Он снял шапку и вытер пот. — Как в битве, кистенем надумал играть.

— Не видел я, как он подошел, — словно оправдываясь, промолвил Андрейка, удивляясь ловкости, с какой дружинник уклонился от кистеня и сам оглушил Сухого.

— Боя искал он, — сказал дружинник. — А тебя видел я на княжем дворе, когда прискакал ты с Ладоги.

— Кто ты? — спросил Андрейка. — Век не забуду, что заступил меня.

— Заступил, обороняя себя. Кистень-то в мою голову метил, — усмехнулся дружинник. — А каков род мой — у батюшки своего спроси, авось помнит Ивашку.

Глава 14 Совет господ

В Грановитой палате собрались на совет верхние люди; сидят молча, ожидая выхода владыки.

От долгого ожидания ко сну клонит Стефана Твердиславича. Как ни старается он сохранить на лице выражение достоинства и сановитости, а палата нет-нет да и задернется перед глазами рыжим туманом. Неподалеку от Твердиславича, ниже его, боярин Водовик. Голова у Водовика склонилась набок, рот открыт, ноги в сафьяновых сапогах вытянуты вперед. Всхрапнет он, пожует губами во сне и снова обвиснет.

Два черных попа ввели под руки владыку. Поднялись вверх черные крылья владычной мантии, благословляя совет. Твердиславич очнулся от дремы. Вначале он различал впереди только зелень «скрижалей» и яркие, точно огоньки, струи «источников» на мантии; потом, как из тумана, выплыли перед глазами сморщенные, будто выточенные из сухой коры, старческие двоеперстия. Под сводами палаты прозвучал тонкий, высокий голос владыки:

— Благодать и мир да пребудут с вами, мужи нову-городстии! Во имя отца, и сына, и святаго духа!..

— Аминь, — ответил за всех первый владычный боярин Якун Лизута. Он появился в палате вслед за владыкой.

Служки зажгли восковые свечи.

— Владыка архиепискуп недужит нынче, мужи, — опускаясь на свое место, рядом с местом архиепископа, нарушил молчание Лизута. — Благословил он мне, болярину своему, начать совет.

— О чем совету быть, болярин Якун? — спросил Никифор Есипович. Лицо его с выдавшейся вперед редкой бородой выражало не то недовольство, не то удивление тому, что услышал он от владычного боярина.